Он скорчил обиженную гримасу, завалился на кровать прямо в сапогах и уставился в потолок.

– Ваня, не обязательно было записывать каждый её шаг, – прикидывая, как согнать приятеля с кровати, объяснила я. – Скажи, она с кем-нибудь встречалась?

– Ах, ты про это? – махнул рукой Ваня. – Да, с Леоном Неаполи.

– Что? – у меня закружилась голова. – Петушков, это же самое главное! – заорала я. – О чем они говорили?

Тут Ваня покраснел, как рак, и замялся с ответом:

– Ну, они, некоторым образом, и не разговаривали вовсе, – он кашлянул, стараясь не смотреть мне в глаза.

– Да? А что же они делали?

– Ну, это они делали! – Ваня окончательно сконфузился, вскочил с кровати и начал мерить шагами комнату, заложив руки за спину. Я смотрела на его метания: три шага до двери, три до окна, три до двери; у меня шагов выходило больше. – Совсем не понимаешь? – трагическим шёпотом произнёс он.

– Не понимаю! – начала злиться я.

– Они любовью занимались! – едва слышно выговорил Петушков.

Я выразительно моргнула.

– Ну, смотрю, она в лес, – начал сбивчивые объяснения приятель, – я за ней, она к сторожке, глядь, а туда Неаполи, навострив уши, пробрался. Я подождал чуток и к окошку, а они там, – Ваня замолчал.

– Молодец, Петушков, тебя поставили подслушивать, а ты подсматривал! Ты уверен, что они ни о чём не разговаривали?

– При этом не разговаривают, а действуют! – огрызнулся Петушков.

– Не знаю, не пробовала! – буркнула я.

– Я тоже, – печально вздохнул Ваня, с грустью поглядывая на примятую подушку на моей кровати.

– Так, Петушков, отправляйся спать!

Я выставила приятеля из комнаты.

«Значит, любовник Прасковьи – Неаполи. Она говорила, что именно её любовник описывал меня. Выходит, тогда под Краснодолом ребёнка похитил именно Леон! Именно Неаполи хотел пробуждения Бабочки. Интрига: для чего ему все это?»

«Фатиа обязан узнать, какую змеюку пригрел у себя на груди!» – с такой мыслью я проснулась, едва прокричали петухи.

Моэрто меня раздражало и мучило, но не замечать и отсекать его я не могла, а потому сама для себя находила компромиссы. Привычку Властителя вставать ни свет, ни заря я компенсировала здоровым послеобеденным сном; его маниакальную страсть к рыбе, запах которой не переносила с детства, заедала курятиной; но когда я обнаружила, что меня воротит от сладкого, то пригорюнилась: за булочки с вареньем и пять столовых ложек сахара в стакане с чаем, я была готова продать родину, а теперь от одного вида румяных куличиков мне дурнело.

Но самым неприятным оказалось открытие, что Фатиа лютой ненавистью ненавидит людей, тем паче магов Совета Словении. Каждый день его обуревала такая злоба, что я, задыхаясь, едва не лезла на стену и мечтала придушить, к примеру, ничего непонимающего Петушкова, на Сергия моя ярость отчего-то не распространялась.

Сгорая от нетерпения, я заглянула в комнату Вани:

– Петушков, вставай! – позвала я его. Приятель похрапывал, закутавшись с головой в одеяло. – Петушков, пойдём Властителя спасать!

Ваня ещё раз громко хрюкнул и зашевелился.

– Вехрова, умри! – он приподнял голову от подушки; короткие волосы с одной стороны примялись, и стояли дыбом с другой.

– Не могу! – заявила я, стягивая одеяло с костлявого Ваниного тела. – Мы идём спасать Властителя от страшной змеюки Ненэлии!

Похоже, что Властитель быть спасённым кем бы то ни было, а тем более мной, не собирался и наше рвение не оценил. Проще говоря, нас не пропустили даже за ворота Дома, пришлось огибать сад и пролезать в дыру забора, заботливого расковырянного яблочными воришками.

Честно говоря, я поражаюсь на фатийцев! Представьте себе, воровать яблоки в саду у Властителя! Да, в Словении у Совета, только Советники и не боятся воровать! Так и не отдали мне обещанные за Наследника 750 золотых, списав их на возведение нового храма в Ненэлии. Скорее всего, за мои кровные денежки Леонид потом замечательно отдохнёт в Вотчине Пяти Островов, проиграв все до последнего медяка в Краснодоле. Нет, я не поборница справедливости, но ведь обидно!

– Аська, не высовывайся! – цыкнул Ваня, когда мы осторожно пробирались к чёрному входу за спиной стража. Ступенька под моими ногами печально скрипнула, парень насторожился и на всякий случай обнажил меч. Мы с Ваней застыли, затаив дыхание; повертев по сторонам головой, страж успокоился, убрал оружие обратно в ножны и начал насвистывать песенку. Мы не слышно проскользнули в приоткрытую дверь Дома.

Длинный пустой коридор вёл в знакомый круглый холл с лестницей на второй этаж. Похоже, прислуга по приказу Властителя сегодня устроила коллективный отдых. Из-за одной из высоких дверей доносился гул голосов, изредка можно было расслышать особо громкие реплики: «Я против!», «Это полная чушь!» Похоже, обсуждение насущных проблем шло полным ходом, в пользу Фатиа, разумеется. Внезапно у меня заболела голова, и перехватило дыхание. «Мучается от боли, – поняла я, – и злится. Злится – это плохо!»

Мы с Петушковым в нерешительности переминались с ноги на ногу перед плотно закрытой дверью и испуганно переглядывались. «Будет ли наглостью ввалиться без особого приглашения в кабинет самого Властителя Фатии, прервав пламенную речь второго по величию мага Словении?»

– Ну, что? – Ваня кивнул на дверь.

Я пожала плечами, чувствуя такую головную боль, словно меня ударили обухом по затылку.

– Что скажем? – Петушков занёс кулак, дабы деликатно возвестить о нашем приходе настойчивым стуком.

Тут дверь самым волшебным образом, без нашей на то помощи, со скрипом открылась. Перед нами предстала занимательная картинка: длинный стол, заваленный бумагами, во главе Властитель Фатии, Магистр Леонид красный, как варёный рак, с занесённым кверху пальцем и три Советника, самый приметный из них белобрысый, не менее красный, чем Магистр.

Пять пар глаз уставились в сторону, где в дверном проёме застыли мы. Пауза была достойна театральных подмостков. Магистр громко щёлкнул зубами, закрыв рот, и, вмиг побледнев, опустил палец.

Выглядело все так, будто мы подслушивали под дверью. Ваня, глупо улыбаясь, по-прежнему стоял с поднятым кулаком. Я набрала побольше воздуха, стараясь не замечать изумления, охватившего Фатиа, а заодно и меня, и на одном дыхании пробормотала:

– Здравствуйте, Властитель, мы пришли тебя того… спасать! – голос отчего-то сел, я громко кашлянула и убрала за спину трясущиеся руки.

У Арвиля поползли на лоб брови, он так не мог понять, зачем спасать его, если пора спасаться нам самим от его властительского, а заодно и леонидова, гнева.

Я хлопала ресницами и ждала его ответа. Арвиль встал:

– Извините нас, господа, по-моему, Ася хочет нам всем сказать нечто важное!

– Да, – я почувствовала, как земля уходит из-под ног, единственное хорошее во всем произошедшем оказалось то, что за последние два дня – это было первое моё, а не властительское, ощущение.

– Хочу сказать, только с Петушковым наедине, – едва слышно выдавила я из себя, Арвиль округлил глаза, а Магистр незаметно схватился за сердце, – в смысле, наедине со мной, ну, со мной и Петушковым.

Фатиа медленно и аккуратно вышел из-за стола, слишком медленно и слишком аккуратно, чтобы сие оказалось хорошим знаком. Воздух перестал поступать в мои лёгкие, выпучив от страха глаза, я попыталась вздохнуть.

– Ася, уходим! – если слышно прошелестел над ухом Петушков.

Мы начали отступать в глубь коридора, чтобы в следующее мгновение дать деру, но Фатиа смерил нас обоих таким взглядом, что ноги, словно, вросли в пол.

Два стража препроводили нас в крохотную, больше похожую на карцер, комнатку рядом с кухней. Посреди маленького помещения стоял стул и стол, отчего-то приколоченные к полу, на потолке крюк для керосиновой горелки. Через некоторое время, показавшееся нам бесконечным, пришёл Фатиа. Он с самым хмурым видом остановился в дверях и уставился на Петушкова, как на врага народа, а у меня снова перехватило дыхание, я схватилась за горло и тихо прошептала: