Леон падал, обрезанные крылья больше не могли ловить лёгкие струи воздуха, ужас охватил его. Чтобы не обещали ему прислужники Асхирь, он оказался слишком слаб, чтобы идти против Фатиа. Земля совсем близко, он видел, как приближались тёмные кирпичи площади. Он испытывает сожаление? Никогда. Удар. Боль. Темнота.

Арвиль плавно опускался. Бой прекратился, окружающие упали на колени перед их Властителем. А он не видел ничего, кроме хрупкой маленькой фигурки, лежащей в странной неестественной позе, и мальчика, рыдающего рядом с ней и пытающегося разбудить её. Сердце замерло, боль казалась практически физической, а перед глазами лишь её бледное лицо с посиневшими губами.

Где-то далеко ему что-то кричали, где-то далеко происходило движение. Он даже не понял, что кто-то сзади попытался ударить его ножом. Он не заметил, как плавно подлетел дракон, и обезглавленный нападающий рухнул на камни, а под мёртвым телом растекалась огромная лужа крови.

Кровь в висках стучала в такт словам: она не дышала, она умерла, её больше нет!.."

Я резко захлопнула книгу. Меня трясло. Что это была за вспышка? Что значит «истинная природа Властителей»?

Значит, Неаполи лишился своих крыльев и разбился, упав с высоты, а Сергию откусил голову Али. Я вдруг бешено захохотала: волку – волчью смерть!

Властитель приходил каждое утро. Обессиленная я не могла спрятаться от него, поэтому сворачивалась комочком на лежаке на веранде и, поминутно краснея, поглядывала на Фатиа. Тот испытывал странные чувства: с одной стороны ему было неловко, с другой стороны он хотел остаться, а потому садился за стол напротив меня, смотрел долгим задумчивым взглядом и все время молчал.

Его стража, усилившая после провалившегося переворота свои охранные потуги, маялась за воротами, никого не пропуская по дороге и вызывая большой переполох у соседей.

Развязка случилась позже.

Я преспокойно почивала, когда услышала странный скрип, словно открывающихся ставен, резко подняла голову и упёрлась взглядом в заляпанную глиной кожаную подошву сапога. От неожиданности я завизжала и, демонстрируя не дюжую резвость, вскочила с кровати. В этот момент в окне появилась филейная часть и спина Властителя. Он неловко встал грязным сапогом на чистую простынь, уронив горшочек с цветком и рассыпав землю по подушке. От изумления я онемела, и, хлопая ресницами, следила за Арвилем.

– Фатиа, – тихо позвала я, – ты, часом, окна не перепутал?

Я почувствовала, как у Властителя ёкнуло сердце от моего спокойного тихого голоса. Не долго думая, практически бесшумно он полез обратно в окно.

– Ты куда собрался? – рявкнула я, подскочила к нему и со всей силы дёрнула за ноги.

Арвиль мешком рухнул вниз, приложившись головой о спинку кровати. Потом с виноватым видом уселся, опустив на пол ноги, и жалобно посмотрел мне в глаза. Таким Властителя я видела в первый раз, и отчаянно надеялась, что последний.

– Что-то случилось? – осторожно поинтересовалась я.

Фатиа молчал, я тяжело вздохнула и уселась рядом на перепачканную кровать.

– Ну, скажи хоть что-нибудь! – отчаялась я.

Властитель окончательно сконфузился и выдохнул скрипучим голосом:

– Да, я рядом проходил. Дай, думаю, загляну поздороваться!

– Фатиа, – устало вздохнула я, – сейчас три часа ночи. Ты лезешь в моё окно, разбиваешь мой цветок, пугаешь меня. Как ты думаешь, я рада тебя видеть?

«Черт возьми, рада! Рада! Слышите, рада!» – пел внутренний голос, захлёбываясь от восторга.

Мы надолго замолчали. Я думала о том, что, наверное, всё-таки отвороты тоже лишают мужиков мозгов. Никогда бы не подумала, что Арвиль способен совершать такие глупые, ничем не объяснимые и никому ненужные поступки. Нет, мне, безусловно, приятно его внимание. Но как бы было хорошо, если бы он был в меня просто влюблён, а не околдован.

– Погода хорошая! – вдруг произнёс Фатиа, когда пауза стала просто неприличной.

– Да, – тем же будничным тоном отозвалась я, – завтра, наверное, тоже будет солнце.

Мы одновременно повернулись к окну, рассматривая звёздное небо и яркую убывающую луну.

– А вчера было прохладно…

Я кивнула. Тема погоды быстро себя исчерпала, и обсуждать вдруг стало нечего.

– Ну, я пойду? – спросил он.

– Иди, – сердце у меня отчего-то заныло, а на глаза навернулись слезы. Властитель полез обратно в окно, раздались его тихие шаги по гравиевой дорожке. Я столкнула на пол испачканную землёй подушку и заревела в голос, перебудив весь дом.

С тех пор, как Властитель стал радовать нас своими утренними посещениями, соседи, страдающие любопытством и детской непосредственностью, толпились у нашего забора, как у входа в невиданный аттракцион. Тризорка до хрипоты заходился бешеным лаем, распугивая нежданных зрителей, но уже совсем скоро его перестали бояться, и паломничество продолжалось. Я же, уставшая от постоянно внимания, целыми днями пряталась в доме и практически не выходила на веранду.

В одно такое распрекрасное утро я сидела в маленькой, заново отремонтированной после набега Петушкова кухне, поглощала горячие пирожки, и запивала их парным молоком, хлюпая и обливаясь. В тот момент, когда я довольно икнула и вытерла рукавом рубахи белые молочные усики над губой, в дверях появился Фатиа.

В трясущихся руках он держал огромный букет алых роз, выглядел он осунувшимся и помятым, и кроме волнения ничего не чувствовал. За время нашего знакомства я видела его разным: весёлым, задумчивым, злым, ироничным, даже смущённым тоже видела! Но такой глупой улыбки и бессмысленного взгляда в бегающих глазах, проявившиеся у него с недавнего времени, я не встречала! Он переминался на пороге с ноги на ногу и не решался войти.

– Фатиа, – процедила я сквозь зубы, – прекрати! Мне это не нравится, я нервничаю!

У Арвиля стала дёргаться щека, а сжимающие букет пальцы так просто посинели:

– Я к тебе пришёл, – едва слышно пробормотал он.

Арвиль осторожно вошёл, с силой захлопнул за собой дверь кухни, прищемив букет. Он яростно рванул его на себя, и в его руках остались стебельки с шипами, но на одном все же болтался помятый цветочек.

– Э-э-э, – глубокомысленно произнёс он, – это, собственно, тебе.

Я машинально взяла протянутое цветочное безобразие. Фатиа сел на краешек стула, ощущая себя так плохо, что хуже уже некуда. Он с тоской покосился в окно, на его лице написалось торжество победившего неловкость влюблённого.

– Сегодня замечательная погода! – широко улыбнулся он.

– Арвиль, мы ночью обсудили погоду! -прошипела я. От его сумбурных ощущений у меня заболела голова, кроме того, хотелось продолжить трапезу.

– Да? – он снова сконфузился и надолго замолчал. – А как ты себя чувствуешь?

– Замечательно! – процедила я. – Мне кажется, что у тебя не все в порядке.

– Почему ты так решила?

– Не знаю! Ты такой странный!

В это время на кухню вышел заспанный, взлохмаченный Петушков. Завидев Властителя, он едва не обомлел от брошенного в его сторону злобного взгляда, потом испуганно посмотрел на меня и, заикаясь, выдохнул:

– Я за-за-забыл!

Они оба выскочили из кухни и о чём-то долго шептались на веранде. Я злилась и не могла понять развернувшуюся передо мной комедию ошибок. Арвиль вернулся на кухню ещё более взвинченный, чем был до их с Ваней разговора. Он стал мерить комнатку шагами, оставляя грязные следы на домотканом половичке, потом сел, встал, подошёл к окну; я неотрывно следила за ним.

– Ась, ты не находишь, что здесь душно?

– Нет, не нахожу, – окончательно разозлилась я.

– А мне что-то жарко.

Арвиль открыл створки окна, в комнату полил прохладный утренний воздух. Властитель откашлялся и серьёзно посмотрел в мою сторону:

– Я к тебе по делу пришёл.

Я изобразила на лице живейшую заинтересованность и, подперев рукой подбородок, приготовилась слушать.

– Ася, наше знакомство не долгое, – начал он.