Либо вот так, зажмурившись и набрав полные легкие воздуха – прыгнуть.
Это не математика, здесь не существует формулы, которая бы позволяла подвести под общий знаменатель опыт всех эмигрировавших. Кто-то тонет, а кто-то выплывает и прекрасно держится на плаву. Но в любом случае погружение в другую среду сродни прыжку в ледяную воду: перехватывает дыхание, наваливается глухота, теряются ориентиры и в какой-то момент начинает казаться, что уже не выплывешь.
Но можно выплыть, и не умея плавать!
Или утонуть, имея спортивный разряд.
Это во многом зависит от настроя и силы желания.
Периоды адаптации у всех тоже проходят по-разному: кто-то переболевает легко и быстро, кто-то еще долго страдает от осложнений.
Мне повезло: меня всячески опекали – не только Хосе, но и его семья.
Невестка Сильвия (жена старшего брата) помогала в бытовых вопросах, в женских мелочах, многое разъясняла, сопровождала меня за покупками. А в дни, когда Хосе работал, забирала меня в свою семью, где было шумно, весело, суетливо.
И все же было тяжело.
В первую очередь – по причине незнания языка.
Я чувствовала себя оглохшей и онемевшей. Было страшно выходить одной на улицу, не говоря уж о том, чтобы делать самостоятельно покупки или записаться, к примеру, по телефону к врачу. Мои первые попытки «вступить в контакт с аборигенами» часто заканчивались тем, что я, перепутав слова, то и дело попадала в нелепые ситуации.
До сих пор мы с мужем со смехом вспоминаем мою первую попытку совершить самостоятельную покупку. Я долго собиралась с духом и в итоге отправилась в находящуюся за домом аптеку (ближайшее место, где можно было потренироваться в языке). Так как с местными медикаментами и условиями их продажи я знакома не была, решила купить что-то, что, как мне казалось, продается в каждой аптеке без рецепта – активированный уголь. С помощью словаря я составила короткую фразу: «Буэнос диас! КаРБон медисиналь, пор фавор» («Добрый день! Медицинский уголь, пожалуйста»).
И вышла из дома. Аптека оказалась переполненной народом, ждать пришлось долго, потому что пожилые сеньоры, как водится, отоваривались неторопливо, каждая подолгу рассказывала фармацевтам истории своих недомоганий. И когда до меня дошла очередь, я успела так растеряться, что произнесла молодому мужчине-фармацевту совсем не то, что заготовила:
–?Ола! КаБРон медисиналь!
И только по наступившей тишине поняла, что сказала что-то не то. Неловкая пауза затянулась, так что я просто ткнула пальцем в первую попавшуюся коробочку, оплатила покупку и поскорей ретировалась из аптеки. И только вечером Хосе, которому я пересказала эту историю, рыдая от смеха сообщил мне, что, перепутав буквы в слове «уголь», я обозвала фармацевта «козлом».
–?Привет, козел медицинский! – так прозвучало мое обращение к нему.
Больше в ту аптеку я не ходила.
Да, мне помогали: Хосе и его семья старались изо всех сил, чтобы период моей адаптации прошел менее болезненно. Но их помощь была бы бесполезной, если бы я сама не старалась справиться.
Во-первых, с самого начала я настраивала себя на то, что в Испании мне непременно все понравится! Ведь я любила человека, к которому уехала, а значит, должна полюбить и его родину. Я понимала, что постоянно буду натыкаться на какие-то различия в традициях, привычках, укладе жизни, и запретила себе сравнивать: то, к чему я привыкла в России, теперь должно было остаться в моей стране. И я приму традиции другой страны, хоть и останусь всегда русской.
Забегая вперед, скажу, что я действительно полюбила Испанию не меньше, чем Россию.
У меня раньше была одна «родная» страна, теперь их две.
Во-вторых, понимая, что многие сложности связаны с незнанием испанского языка, я сразу же усиленно занялась его изучением. Мотивация была сильной: язык мне был не только необходим, он мне нравился. Так что занималась я с удовольствием, хоть порой с отчаянием думала, что этот эмоциональный язык так и останется для меня «тарабарщиной». Испанский я учила как самостоятельно, общаясь с семьей, слушая музыку, просматривая фильмы, так и в школе языков. Кстати, курсы стали полезными не только в плане учебы: они принесли много знакомств, первую работу, обогатили информацией о разных странах и их традициях (наша группа оказалась многонациональной: европейцы, азиаты, американцы).
В-третьих, я переняла у испанцев манеру позитивно смотреть на жизнь и любые ситуации, что бы ни происходило. Все нелепые ситуации, в которые я попадала, поначалу хоть и расстраивали меня, но в итоге очень пригодились: сначала я в красках пересказывала их в письмах друзьям в Россию, затем завела блог, а спустя какое-то время одно издательство предложило мне опубликовать некоторые из этих историй в виде небольшой книги.
Что и было сделано.
В-четвертых, помимо изучения языка и ведения, уже совместно с мужем, хозяйства у меня было другое занятие. В Испании я наконец-то получила возможность делать то, о чем мечтала – писать книги!
Конечно, не все всегда было гладко, но теперь я могу с уверенностью сказать, что в творческом плане себя реализовала (но это уже другая, отдельная, история).
Период адаптации рано или поздно заканчивается. У кого-то раньше, у кого-то – позже. Психологи говорят, что для адаптации требуется как минимум один год – цикл из четырех времен года.
Возможно. Хоть и не могу сказать, когда адаптация закончилась лично для меня.
Может, уже через пять месяцев, когда мы обменивались кольцами? Или месяцем позже, когда мне выдали пластиковую карточку – вид на жительство? А может, в тот день, когда в большой компании друзей мужа я бодро сыпала анекдотами на испанском – и меня понимали, и смеялись? Или когда я беззаботно болтала в кафе на женские темы с подругой-испанкой, и мы были так увлечены разговором, что не замечали ни быстро ускользающего времени, ни того, что мой язык все еще далек от совершенства? Или когда, меньше чем через год, погостив у родителей, улетала обратно в Испанию с чувством, что лечу домой?
А может, позже, когда родился сын…
И все же, хотя уже и прошло больше девяти лет, кто-то нет-нет да и спросит: скучаю ли я по России?
Честно, скучаю.
Но и Испания давно стала для меня близкой. А как же иначе, если она родная не только мужу, но и сыну?
У любви нет границ и виз.
И на другой частый вопрос: на каком языке мы разговариваем в семье – русском или испанском, а может, каталонском, я всегда отвечаю, что говорим мы на единственном языке – языке любви.
Моя сладкая жизнь
Лариса Райт, прозаик, преподаватель
Лариса – филолог, и по образованию и по призванию. Считает, что слова не должны и не могут быть пустыми. Свои произведения старается наполнять словами жизнеутверждающими. Писать начала для того, чтобы постичь неиссякаемую многогранность человеческой души. Лариса считает, что личное счастье заключается в способности человека находить гармонию с окружающим миром и с самим собой.
Я ехала за Катей в школу. По радио играла какая-то легкая музыка, я подпевала, думая о том, что надеть вечером. У нас с мужем были билеты в театр.
Уже не помню, в какой и на что.
Кажется, мы должны были смотреть комедию – отвлечься от будничной круговерти с работой и двумя детьми, младшей тогда едва исполнилось семь месяцев.
Я перебирала в голове наряды, предвкушая долгожданное событие, когда зазвонил телефон. Я взглянула на номер, и улыбка в секунду сползла с моего лица. Я могла не снимать трубку – я тут же поняла все, что мне скажут.
Это был не просто звонок.
Этот звонок разделял всю нашу жизнь на «до» и «после».
Не знаю, каким чудом я продолжала вести машину. Не знаю, почему не бросила руль и не остановилась. Вообще такие разговоры за рулем не ведут. Наверное, несмотря на то, что интуитивно я знала, что ничего хорошего ждать не приходится, какой-то уголок подсознания все же надеялся, что ничего плохого еще не случилось.