— О, можешь не сомневаться. Я просто хотела тебе напомнить: у тебя здесь своя жизнь, своя работа. А я через месяц, возможно, буду за тысячу миль отсюда, найду себе другое приключение. — Она скорчила гримаску и пожала плечами. — Просто… просто я не хочу, чтобы кому-нибудь было больно, вот и все.

— Вот как, неотразимая Молли. Не такая уж ты неотразимая. Думаю, что вполне смогу сдержать свой пыл, пока ты здесь, не рухну на колени, не предложу руку и сердце и тем более не повисну на тебе с рыданиями, умоляя не уезжать. Расслабься, никто на тебя не посягает.

Он отошел в сторону, пропуская ее. Оказавшись спиной к нему, Молли быстро-быстро заморгала. Он за ней не пошел, и это хорошо.

А еще он не стал уточнять, кому именно она не хотела делать больно. И это тоже хорошо. Наверное.

Еще целый час после завтрака Молли чувствовала себя так, словно вместо бутербродов с арахисовым маслом и джемом наглоталась камней. Хотя после того, что она наговорила Доминику, даже омлет переваривался бы с трудом. Ее собственные слова тяжелым комом застряли внутри.

Нет, она не жалела о сказанном. Или жалела? Ладно, может, она и упустила поезд, пароход, самолет — что там еще ходит в рай? Главное сейчас — держаться от Доминика Лонгстрита подальше. Он опасен. Он захватил ее мысли, как будто собирался поселиться в них навсегда. И в сердце тоже.

Этот человек не понимал, какой обладает властью.

Вот Джейни понимала и никогда этой властью не пользовалась. Как и ее родители. Они всегда были такими чуткими, никогда на Молли не давили. Она сама решала, сколько с ними пробудет. А когда решала уехать — они просто махали вслед и просили приезжать снова. Когда захочет.

Они понимали. А Доминик? Нет, мужчины вроде Доминика такого не понимают.

Когда лошади съели всю принесенную морковь, Молли пообещала Лиззи и Элу (после долгих раздумий Малыш Тони выбрал имя Эл, временно), что завтра днем они непременно поедут кататься верхом. Потом все трое взялись за руки и пошли к театру.

— Ты точно хочешь ехать на Дэйзи? — спросила Лиззи. Она шла вприпрыжку, а Дуфус игриво пытался лизнуть ее пятку. Дуфус тоже навестил лошадей. В конюшне его удивил шотландский пони, ростом чуть выше его самого.

— Она же огромная.

Молли вспомнила пегую лошадь с длинной светлой гривой и улыбнулась.

— Зато — настоящая леди.

— Только не с Джонси, — сообщил Эл, имея в виду одного из грумов. — На прошлой неделе она его сбросила. Два раза. Хотя она все равно не такая, как Сильвестр. Конь дяди Ника — настоящий зверюга.

— Думаешь, дядя Ник тоже поедет? — спросила Лиззи, когда они поднимались на крыльцо домика из белого кирпича. — Вообще-то он должен с нами играть и все такое. Нас для этого оставили.

— Это тебе мама сказала? — скрывая улыбку, спросила Молли.

Лиззи кивнула.

— Да, мы должны отвлечь его от работы, чтобы он отдохнул.

Молли взялась за ручку двери.

— И что? Удалось вам, как считаешь?

— Ни капельки, — покачал головой Эл. — Дядя Ник не хочет ни отвлекаться, ни отдыхать.

— Это все потому, что он не любит детей. — Лиззи отступила от двери, как будто передумала входить.

— Лиззи, по-моему, ты ошибаешься. — От жалости у Молли защемило сердце. — Он же так здорово поливал нас из водяного ружья.

— Это тебя он здорово поливал.

— И нас тоже, Лиззи, — вступился за дядю Эл. — Просто стрелять в Молли ему больше нравилось.

Молли закрыла дверь и приложила ко лбу ладонь, изобразив глубокую задумчивость. Детям необязательно видеть, какое у нее выражение лица.

— Знаете, мне кажется, вы к дяде Нику слишком строго относитесь. Ведь он вам не папа, а дядя. И он плохо понимает, как с вами обращаться. Но это не значит, что он вас не любит.

— Ладно, — вздохнула Лиззи, чуть наклонив голову. — Раз Молли так говорит… Но он мог бы узнать нас получше. Мы же не младенцы.

— То есть?

— Он не разрешает Лиззи петь и танцевать, — заявил Эл, позабыв, что здесь двадцати пяти центов ему никто не даст.

— Заткнись, малявка, тебя не спрашивают!

— Я не малявка, я — Эл. Сама ЗАТКНИСЬ. — сжав кулаки, он подошел к Лиззи.

— Это ты мне говоришь? — возмутилась Лиззи.

— Тебе!

— Мне?

— Так-так, наша знаменитая няня, — раздался голос Доминика. Молли обернулась и увидела, что он высунул голову в приоткрытую дверь. — Никто лучше Молли не умеет общаться с детьми. Но мы здесь некоторым образом репетируем, поэтому либо угомонитесь, либо деритесь в другом месте.

Ей захотелось его отшлепать. И хуже всего то, что он это понял. Поэтому она просто улыбнулась и сказала:

— Простите, мы немного увлеклись. Репетировали одну сценку. Так, дети?

Лиззи соображала быстрее и тут же с Молли согласилась. Эл озадаченно спросил «Чего?..», но Молли быстро сцапала его и притянула к себе.

— Сценку? — переспросил Доминик. — Понятно. Я сделаю вид, что поверил каждому слову, если больше не услышу ни звука. Значит, на репетицию вы не собираетесь?

— Почему не собираемся? — Молли гордо вскинула голову. — Вперед, дети. Актерами мы только что были, теперь потренируемся быть зрителями.

И она широко распахнула дверь. Доминику пришлось отойти с дороги, чтобы она могла провести детей в зал. С достоинством вдовствующей императрицы.

— Молли, я здесь!

Молли помахала Синаре в ответ. Она провела детей по короткому центральному проходу, жестом велела им сесть во второй ряд, а сама прошла к сцене. Если бы она никогда не видела домашних театров Новой Англии и Европы, этот произвел бы на нее сильное впечатление. Такая уж она, Молли: просто принимала то, что видела, не глазела попусту и давным-давно научилась быть счастливой там, где оказывалась.

— Я вижу, вы с Ангелом отлично поладили, — сказала она. — У тебя изумительная прическа.

Синара встряхнула свежезавитыми волосами.

— Нравится? Ангел взмахнул несколько раз ножницами и сотворил это чудо. Огромное спасибо за то, что отыскала его мне. Вот взгляни, — она протянула руку, — французский маникюр. Ангел предложил. Сказал, для того, кому приходится много жестикулировать, это лучше всего. То есть для меня. Иначе, сказал он, ногти будут отвлекать внимание от лица, а кому это надо?

Пока Синара щебетала, Дерек подошел и остановился у нее за спиной.

— Почему бы вам двоим не перебраться в одну спальню, чтобы всю ночь болтать о ногтях, волосах и прочих женских штучках? — предложил он с ехидцей в голосе. — Синара, ты ведь все равно ночуешь одна.

— Это уж как я захочу, дорогой, — промурлыкала Синара и потрепала его по щеке. — Тебе-то выбирать, конечно, не приходится.

Мгновение Дерек смотрел на Синару, потом ловко развернулся на каблуках и отошел на другой край сцены. Там он взял с невзрачного деревянного стола какие-то ноты и принялся их изучать.

— Бедный Дерек, — прошептала Синара, слегка приподнимаясь в кресле, чтобы дотянуться до уха Молли. — Он был абсолютно уверен, что все три недели я прокувыркаюсь с ним в постели. Нет, больше я подобной ошибки не совершу. Хочешь посмотреть, как Дерек бежит сломя голову? Шепни ему на ухо «как я к тебе привязалась», и он испарится, глазом не успеешь моргнуть.

Молли посмотрела на Дерека. Все время, пока Синара с ней шепталась, тот украдкой на них поглядывал.

— Ты его любила? — спросила она.

— Ха! Вот именно — «любила», в прошедшем времени. А теперь мы друг друга терпеть не можем. Разве не заметно?

Молли пожала плечами и улыбнулась. Сначала она думала, что между двумя звездами и в самом деле кошка пробежала, но теперь уже не была в этом уверена. Кто разберет, что на самом деле происходит между мужчиной и женщиной?

— Синара, что ты сегодня поешь?

— Сначала дуэт. — Синара встала. — Чтобы не задерживать великого Дерека. Пусть займется своими делами, пока мы прогоним мое соло во втором акте.

— Я мечтаю услышать, как ты поешь, — искренне призналась Молли. — Я раньше никогда не бывала на репетициях. Это так интересно.