— Ну что, отец Михаил, как ты относишься к жизни без ушей? — Батюшка задергался и тонко завыл. — А без яиц? — В районе паха на штанах батюшки стало увеличиваться темное пятно, а по камере, и так пропитанной зловонием, потек кислый душок. — А самое главное, без твоего поганого языка.

— Хватит! — заорал патриарх. — Во имя всего святого, что в вас осталось! Оставьте отца Михаила! Заклинаю!

Он бросился вперед, но был перехвачен по дороге Пафнутьевым и Белобородовым.

— Пасть ему чем-нибудь заткните и голову поднимите, его святейшество должен видеть происходящее, — спокойно скомандовал Алексей. — И следите, чтоб не закрывал глаза во все время предстоящих процедур.

Мария Федоровна из последних сил удерживала желание отдать приказ прекратить весь этот ужас, потому как ей уже казалось, что Алексей сошел с ума и реально решил уморить батюшку самыми изуверскими причудами, а тут еще далекий от военной службы Фрол начал причитать:

— Господи, сохрани! Господи, сохрани!..

Алексей же демонстративно размял пальцы рук и заулыбался:

— Ну что, отец Михаил, к полету готов? — И под завывания батюшки дернул цепь.

Верхний блок, крепившийся на потолке, вырвало вместе с куском бетона, а батюшка бесформенной куклой свалился на грязный пол камеры. Дальше внук продемонстрировал то, о чем предупреждал ее тогда Николай: Алексей без всякого видимого усилия одними пальцами освободил отца Михаила от специальных цепей.

— Ну что, батюшка, похоже, ты сегодня родился во второй раз.

— Му-у-у…

— Восприму твое мычание как благодарность. Еще будешь в ногах валяться у его святейшества патриарха, именно он своими просьбами и уговорами разбудил во мне остатки человечности. Но и отпустить тебя просто так не могу, даже с учетом того, что с тобой здесь делали добрые и отзывчивые сотрудники тайной канцелярии. Отец Михаил, ты же кадилом у себя на работе махал по православным канонам, то бишь левой рукой?

— Му-у-у…

— Верю, махал от души, но извини, на какое-то время ты будешь лишен этого удовольствия…

Удар без замаха, и опять вой… А Алексей повернулся к Пафнутьеву и Белобородову:

— Виталий Борисович, Прохор Петрович, хватит уже его святейшество удерживать, пусть он батюшку успокоит и заберет с собой.

Ко всеобщему удивлению, Святослав, вытащив изо рта какую-то тряпку и откашлявшись, не обратил никакого внимания на продолжавшего подвывать отца Михаила, а подошел прямо к Алексею:

— Сын мой, мой младший брат тогда был не прав, называя тебя бесом проклятым. В тебе больше человечности, чем во многих из нас. Прости моего брата за его слова, а меня за то, что стал невольным виновником твоих неприятностей.

— Бог простит, — чуть улыбнулся Алексей.

— Другого ответа я и не ожидал, сын мой. — Святослав опустил голову. — Сам таким был, когда погоны носил. Приглашение на ужин примешь?

— Приму, — кивнул молодой человек.

Патриарх перекрестил Алексея и повернулся к Пафнутьеву с Белобородовым:

— Молодые люди, помогите донести отца Михаила до машины, сам я, боюсь, не справлюсь. — И, убедившись, что батюшкой занялись позванные Виталием Борисовичем охранники с носилками, Святослав обратился к императрице: — Машенька, не держи зла на раба божьего, а лучше заезжай в гости и Колю с внучками бери.

— Я подумаю, Свят, — кивнула она, почувствовав что-то вроде раскаянья в голосе патриарха. — И с Колей поговорю.

Перекрестив и ее, Святослав дождался, когда на носилки наконец аккуратно положат отца Михаила, и вышел из камеры вслед за Пафнутьевым с Белобородовым…

— Вова, поставь Мишане запись из училища, — попросил брата император. — Пусть он глянет на очередные выходки внука.

Император с великим князем Владимиром Николаевичем сегодня отдыхали подальше от лишних глаз в поместье князя Пожарского. Скоро к ним должны были присоединиться великие князья Александр и Николай Николаевичи, а также княжичи Григорий и Константин Пожарские. В данный момент император, великий князь и просто князь сидели в комнате отдыха на втором этаже бани и пили пиво, успев несколько раз посетить парилку с березовыми вениками и накупаться в ледяной воде бассейна.

— Коля, не хочу я на это смотреть, — поморщился хозяин поместья. — Тебе же было говорено, что больше к делам вашего рода вы меня не привлечете. Я заслуженный пенсионер, в конце концов, и хочу на старости лет пожить в свое удовольствие.

— Вова, заводи шарманку! — только и усмехнулся император. — Пусть заслуженный пенсионер глянет на проделки любимой кровиночки краем глаза.

— Ща все будет…

Видеозапись, что характерно, князь Пожарский посмотрел с плохо скрываемым интересом, после чего поинтересовался:

— Могу ли я каким-то образом повлиять на то, чтобы вы выпустили Ушакова из Бутырки?

— Вова, — продолжал улыбаться Николай, — прикинь, у них с Сашкой мысль в одном направлении работает, после отсидки в Бутырке всех туда определить хотят! — Император отхлебнул «Пшеничного» из бокала и посерьезнел. — Ничего, Мишаня, с твоим любимчиком Ушаковым не случилось, отделался легким внушением.

— Да продлятся дни твоего правления, Коляшка! Аминь! — Пожарский сидя изобразил поклон и отсалютовал другу бокалом.

— И все? И не будет никаких комментариев?

— Отстань!

— Вова, включай следующую запись, пусть пенсионер видит, какого монстра воспитал, пригрев на груди.

А вот при просмотре этой записи Пожарский не только встал, но и, отставив бокал с пивом, подошел совсем близко к плазменной панели. На моменте, когда внук дернул цепь, князь шумно выдохнул, а когда сломал батюшке руку, так и вообще вернулся на место, не забыв при этом осушить бокал до дна.

— Впечатляет, не правда ли? Даже ты поверил, Миша, — покивал Николай. — А я, когда первый раз запись смотрел, был уверен, что Лешка сейчас церковника языкастого голыми руками порвет. Обошлось…

— Коля, чего ты от меня хочешь? — опять поморщился Пожарский. — У Лешки просто характер…

Телефон князя, лежавший на столе, завибрировал и исторг какую-то популярную тридцать лет назад мелодию. Пожарский глянул на экран, после чего показал его императору, который негромко рявкнул:

— Вова, быстро сюда!

Великий князь тут же бросил заниматься вареными раками, которых раскладывал по тарелкам на кухоньке, и сел за стол.

— Демидов звонит, — шепнул ему брат.

— Понял.

Пожарский нажал кнопку приема вызова:

— Слушаю тебя, Сережа.

— Приветствую, Мишаня! Как сам, как дети?

— Твоими молитвами, Сережа. Ты меня прости, но у меня тут рядом Коля с Вовой Романовы сидят, не против, если я поставлю телефон на громкую связь?

— Конечно, Мишаня. Все равно потом Коле с Вовой распечатку наших с тобой разговоров принесут.

— Ставлю. — Пожарский нажал соответствующую кнопку. — Сделано.

— Отлично! Мишаня, будь так добр, передай сидящим с тобой рядом Коле с Вовой мои глубочайшие заверения в уважении.

Пожарский пожал плечами и повернулся к прекрасно все слышавшим Романовым:

— Сережа Демидов передает вам свои глубочайшие заверения в уважении.

Император вздохнул:

— Миша, передай Сереже, что наше уважение к нему не менее глубоко.

Пожарский кивнул:

— Сережа, Коля с Вовой тебе передают, что их уважение к тебе не менее глубоко.

— Я понял, Мишаня. Как думаешь, этикет мы с тобой соблюли? — отчетливо ухмыльнулся Демидов.

— Еще как, — согласился Пожарский. — С огромным запасом! Даже, понимаешь, правящую династию уважили. Можешь уже переходить к основной теме звонка.

— Да без проблем! Мишаня, у меня тут внучка в вашей Москве учится в военном училище, и познакомилась она с твоим старшим внуком, который Алексей Александрович. Ну и воспылала внучка к нему по молодому делу… Слышал что-нибудь про это?

— Как не слышать, конечно слышал, — не стал отказываться Пожарский. — Только вот так получилось, что фамилия у моего старшего внука Романов, а значит, ты звонишь не по адресу, Сережа.