– Не захочу.

– Тем лучше. Я числюсь в фирме, поэтому документ вы подписываете с ней. Все очень просто.

– Оптимизм юности. Все очень просто! Я сижу в тридцати метрах от газовки, часы тикают, отсчитывая последние минуты, и все очень просто.

– Подпишите бумагу, Сэм.

– И что дальше?

– И мы приступим к работе. Официально я могу действовать лишь после того, как будет оформлено соглашение. Подписываете его, и мы начинаем.

– С чего?

– Вы подробнейшим образом расскажете о взрыве офиса Крамера.

– Я делал это тысячу раз.

– Придется повторить. В моей записной книжке сотни вопросов.

– Все их уже задавали.

– Да, но не слышали ответов. Так? Сэм сжал зубами фильтр.

– А потом, задавал их не я. Так?

– По-твоему, я лгал?

– Не лгали?

– Нет.

– Но и сказали далеко не все. Так?

– Да какое это имеет значение? Ты же читал отчеты.

– Я выучил их наизусть, но вопросы остались.

– Типичный юрист.

– Если появятся новые факты, то появятся и способы представить их. Все, что нам нужно, Сэм, это дать судье повод задуматься – раз, другой, третий. Ему потребуется разобраться, и отсрочка гарантирована.

– Правила игры мне известны, сынок.

– Адам, только Адам.

– Тогда обращайся ко мне на ты и зови меня дедом. Думаю, ты намерен подать апелляцию губернатору.

– Да.

Сэм придвинулся к окошку, выставил вперед правую руку с торчащим указательным пальцем. Лицо его стало каменным, глаза сузились.

– Слушай меня, Адам, слушай. – Указательный палец грозно покачнулся. – Если я подпишу твой листок, ты не скажешь этому выродку ни слова. Ни слова. Понял?

Адам молчал.

– Сукин сын! Подлое, продажное ничтожество с очаровательной улыбкой на устах. Это он усадил меня на Скамью. Свяжешься с ним – не быть тебе моим адвокатом.

– Значит, я все-таки твой адвокат?

Рука опустилась, Сэм перевел дух.

– О, я могу дать тебе возможность попрактиковаться. Знаешь, Адам, занятия юриспруденцией – гиблое дело. Корми я, добропорядочный гражданин, жену и детей, плати налоги, уважай закон, ни один юрист даже не посмотрит в мою сторону. Почему же тогда к грязному убийце, у которого ни гроша за душой, со всей страны слетаются увешанные громкими титулами известные адвокаты, многие даже на собственных самолетах? В состоянии ты это объяснить?

– Нет. Они меня не интересуют.

– Поганую профессию ты выбрал.

– Большинство юристов – честные люди.

– Еще бы. А большинству моих соседей стать проповедниками помешало только заведомо несправедливое обвинение.

– Губернатор может оказаться нашим последним шансом.

– Он сгорает от желания посмотреть, как я буду умирать. А потом этот надутый индюк соберет пресс-конференцию и подробненько опишет детали происходившего. Мразь, он и взлетел-то на такую высоту благодаря именно мне. Держись от него подальше, Адам.

– Мы обсудим это позже.

– Мы уже обсуждаем это. Дай слово, иначе я ничего не подпишу.

– Другие условия будут?

– Будут. Хочу внести кое-какие дополнения. Мне нужно, чтобы твоя фирма не вздумала брыкаться, если я вдруг решу послать тебя ко всем чертям.

– Позволь-ка, мне взглянуть на текст.

Взяв у Сэма лист с соглашением, Адам аккуратно вписал в него еще один абзац, вернул бумагу Кэйхоллу. Тот медленно прочитал пять новых строк и положил лист на стол.

– А подпись?

– Я еще размышляю.

– Могу я задать несколько вопросов, пока ты размышляешь?

– Валяй.

– Где ты овладел искусством обращения со взрывчаткой?

– В воскресной школе.

– До случая с Крамером прозвучало по крайней мере пять взрывов. Каждый раз схема оставалась одна и та же: динамит, детонаторы, бикфордов шнур. Но в Гринвилле применили часовой механизм. Кто научил тебя делать бомбы?

– Ты когда-нибудь запускал фейерверки?

– Конечно.

– Тот же принцип: поджигаешь шнур и бежишь со всех ног.

– С часовым механизмом дело обстоит чуть сложнее. Кто тебя научил?

– Мамочка. Когда ты намерен прийти сюда в следующий раз?

– Завтра.

– Хорошо. Мне нужно все обдумать. На сегодня разговор окончен, хватит идиотских вопросов. Прочту документ, кое-что подправлю, а завтра продолжим.

– Это пустая трата времени.

– Я потратил впустую почти десять лет. Днем больше, днем меньше – какая разница?

– Если не подпишешь, меня могут не пропустить к тебе. Сегодня они просто закрыли глаза.

– Отличные они все-таки парни, а? Скажешь, я нанял тебя еще на одни сутки. Пропустят.

– Предстоит куча работы, Сэм. Не стоит тянуть.

– Мне нужно подумать. Девять с половиной лет в одиночке превращают человека в аналитика. Но не в спринтера, малыш. Для того чтобы расставить все по своим местам, требуется время. Дай собраться с мыслями, как ни крути, ты застал меня врасплох.

– О'кей.

– К завтрашнему дню я войду в норму. Тогда и поговорим, обещаю.

– Не сомневаюсь. – Адам сунул папку в кейс, откинулся на спинку стула. – Я пробуду в Мемфисе около двух месяцев.

– В Мемфисе? Разве ты живешь не в Чикаго?

– У нас здесь небольшой филиал. Телефон указан на визитной карточке. Понадоблюсь – звони.

– Что ты будешь делать, когда все закончится? – Не знаю. Наверное, вернусь в Чикаго.

– Ты женат?

– Нет.

– А Кармен замужем?

– Нет.

– Как она выглядит?

– Симпатичная, очень умная девушка. Похожа на мать.

– Эвелин была настоящей красавицей.

– Она и сейчас красива.

– Я всегда считал, что Эдди с ней повезло. Но семья ее мне не нравилась.

“А она не приходила в восторг от семьи Эдди”, – подумал Адам. Подбородок Сэма почти уперся в грудь, Кэйхолл кулаками потер глаза.

– Похоже, тебе придется попотеть, – сказал он, не поднимая головы.

– Да.

– Некоторые твои вопросы останутся без ответа.

– Ты расскажешь мне все, Сэм. Ты передо мной в долгу, да и перед собой тоже.

– Узнать все тебе и самому не захочется.

– Испытай меня. Я устал от секретов.

– Зачем тебе это?

– Чтобы найти в своем прошлом хоть какой-то смысл.

– Пустая трата времени.

– Решать это буду я. Поднявшись, Сэм с шумом выдохнул:

– Я, пожалуй, пойду. Глаза их встретились.

– Конечно, – сказал Адам. – Принести тебе завтра что-нибудь?

– Нет. Приходи сам.

– Обязательно.

Пакер повернул в замочной скважине ключ, и из узкой полоски тени они ступили под палящие лучи солнца. Прикрыв глаза, Адам на секунду остановился, похлопал себя по карманам в поисках темных очков. Страж терпеливо ждал, на переносице его поблескивала дешевая имитация “рэйбана”[7]. Духота стояла такая, что густой, плотный воздух, казалось, можно было видеть. Лицо и руки Адама мгновенно стали мокрыми. Очки оказались в кейсе. Надев их, следом за Пакером он двинулся по кирпичной дорожке.

– Как Сэм? – поинтересовался чернокожий гигант, неторопливо переставляя ноги. – В порядке?

– Вроде да.

– Проголодались?

– Нет.

Адам бросил взгляд на часы: начало второго. Уж не думает ли Пакер угостить его тюремной пайкой? Лучше не рисковать.

– Зря. Сегодня среда, а по средам у нас дают тушеную репу с маисовыми лепешками. Объедение!

– Благодарю.

Адам был уверен, что где-то в его генах таится безумная любовь к тушеной репе и маисовым лепешкам. От сегодняшнего меню ему следовало исходить слюной. Но Холл считал себя истинным калифорнийцем и даже представить себе не мог, как эта тушеная репа выглядит.

– В другой раз, – добавил он. Не верилось: ему предложили отобедать на Скамье!

У ворот Пакер остановился, сунул руки в карманы.

– Когда теперь? – спросил он.

– Завтра.

– Так быстро?

– Да. У меня тут дела.

– Что ж, рад знакомству. – Пакер широко улыбнулся. Проходя через вторые ворота, Адам увидел опускавшееся на веревке красное ведерко. В полутора метрах от земли ведерко повисло, и среди десятка связок ключей он нашел свои. Возле “сааба” стоял белый микроавтобус. Стекло в дверце водителя поползло вниз, из кабины показалась голова Лукаса Манна.