Ежедневно приходилось выслушивать в чертежной рассказы Винса Коула о его счастливой семейной жизни о том, как много дало ему рождение ребенка, о том, как Пьетро (которого Винс сперва недолюбливал) стал теперь прямо-таки ниспосланной богами нянькой.

... И говорить с ней по телефону, слышать ее голос, потому что, узнав о смерти его матери, она, конечно, немедленно позвонила ему.

... И придумывать глупые отговорки, вроде того, что ему хочется некоторое время побыть одному: этакий плаксивый, безутешный сын!..

Но все это длилось недолго. Спустя две недели после возвращения Раффа из Детройта Винс пригласил его пообедать у них в субботу, и он принял приглашение, главным образом потому, что хотел предоставить дом в распоряжение Эба и Феби.

Сидя у Винса, Рафф весь вечер старался не смотреть на Трой и при этом держаться естественно; а если не смотреть было нельзя, он старался вспомнить те времена, когда каждое ее слово и движение приводили его в бешенство.

Но это не помогало.

Она пустилась в рассуждения о новых президентских выборах, потом прочла вслух абзац из «Нью Рипаблик» с преждевременными восторгами по адресу Эдлая Стивенсона[53], и Рафф опять попытался отнестись к этому как к наигранному либерализму слишком самоуверенной и слишком эмансипированной девчонки из консервативной бостонской семьи.

Но и это не помогло. Он видел только полные энтузиазма большие серые глаза, и стройные ноги в желтых туфельках от Капезио, и линию бедер, обтянутых узкими черными вельветовыми брюками; он слышал только живую, мягкую, проникновенную мелодию ее голоса.

И думал он только о том, как могло случиться, что он, неутомимый искатель великой любви, упустил ее; да, тогда, в Нью-Хейвене, он был так слеп и высокомерен, что упустил ее, оттолкнул, оскорбил своими выходками.

В этот вечер Рафф был самим собой только в детской; он стоял у кроватки Деборы и старался позабавить ее, и действительно позабавил, потому что интерес его к ней был настоящий, почти собственнический, как будто роль, которую он случайно сыграл в ту ненастную ночь, когда она роодилась, дала ему не только особые права и привилегии, но и некую магическую власть привлекать внимание ребенка...

По крайней мере так говорил Винс – шутливо, но с оттенком досады. В десять вечера, когда настало время дать Деборе очередную бутылочку, Винс даже вызвался самолично заняться этим.

– А мы пока перехватим по стаканчику, Рафф, – сказала Трой и направилась в гостиную.

Рафф бросил взгляд на кресло в холле, где лежало его пальто. Это не помешало ему безвольно пойти за Трой.

– Мне пора, – сказал он каким-то чужим голосом.

– По одному, Рафф. – Трой подошла к столику красного дерева и принялась разливать по стаканам виски, добавляя в него лед и воду.

– Я должен пораньше попасть домой, – повторил он.

Она подала ему стакан. Глаза ее были спокойны и насмешливы.

– Вы ведь не жаждете снова помешать Эбу и Феби? Вы же сами сказали – кстати, это было так любезно с вашей стороны, – что хотите дать Эбу возможность хоть немного побыть наедине с любимой, только поэтому вы и пришли к нам.

Да, он так сказал.

– Мне нужно еще заглянуть в контору, – неловко начал он, замолчал и отвернулся к огромному камину.

Стараясь не думать, стараясь отвлечься от щемящей тоски, от ощущения, что все рушится, он наклонился и подбросил в огонь несколько поленьев.

И при этом чувствовал, что Трой наблюдает за ним.

Смотрит, как он старается раздуть угасшее пламя.

Все же лучше, чем идти домой.

Железной кочергой он перевернул головню той стороной, где она еще слабо тлела, потом разбил ее и устроил над ней пирамиду из трех поленьев.

Отойдя в сторону, он смотрел, как заработала мощная тяга старинного дымохода, как воздух вдохнул новую жизнь в головешки, как потянулись вверх языки пламени и загорелись новые поленья.

– Здорово! – сказала Трой и стала рядом с ним, спиной к огню. – Кроме Пьетро, только вы один и умеете по-настоящему разводить огонь.

Ему было не по себе. Она стояла слишком близко; он отступил на шаг и уставился в огромную кирпичную пасть, сосредоточенно рассматривая суживающийся кверху ствол Дымохода и крепления старых кирпичных стен.

– Честно говоря, камин Вертенсонов я просто скопировал с этого, – сказал он, только чтобы прервать молчание.

– Правда? А почему, Рафф?

– Я насмотрелся на камины, от которых нет никакого толка, – ответил он. Потом залпом выпил виски.

Она засмеялась.

– От камина Эбби тоже не много тепла, только я никогда не решусь сказать ему об этом.

– А я сказал, – заметил Рафф. Надо в конце концов взять себя в руки и уйти. – Ладно. Мне пора...

– Нет, пожалуйста, не уходите! – прервала его Трой. – Побудьте еще немного. Неужели вам до такой степени скучно со мной? Держу пари, если бы не малышка, вы вообще не приходили бы к нам.

Вместо ответа Рафф полез в карман за сигаретами.

– Прошу вас, Рафф, не уходите, – сказала она со смешинкой в голосе. – Мы можем пойти на кухню и сыграть в вестпорт.

– Во что?

– Вы не знаете? Есть такая игра: тискать и лапать чужую жену у раковины, – объяснила Трой.

– А! – Его нисколько не возмутила эта выходка, такая характерная для Трой; а ведь год назад он просто полез бы на стену от злости.

Она засмеялась.

– Рафф, ответьте мне на один вопрос: вам ведь, наверно, до смерти надоело бродяжничать? Короче говоря – не собираетесь ли вы жениться?

– Мне и так хорошо. – Гордо, неприступно и... фальшиво.

– Неправда. И вы сами знаете, что неправда, – сказала она, и снова раздался знакомый, теперь уже ничуть не раздражающий перезвон старинных браслетов: Трой приступила к обычному ритуалу закуривания. – Мне ужасно стыдно, что я до сих пор не откопала для вас какой-нибудь милой и уютной девушки. Честное слово, Рафф. Но я обязательно найду. А как обстоят дела с этой девицей – ну, архитекторшей из Гринвича, о которой вы рассказывали Эбу? Вы что, больше с ней не встречаетесь?

– Мэрион Мак-Брайд, – сказал Рафф. – Почти не встречаюсь.

– Почему?

– Она чудовище.

– Но, кажется, она сногсшибательно красива?

– Да.

– Так в чем же дело?

– Она чудовище, – повторил Рафф. Он рассказал Трой Мэрион.

– О боже! – Трой состроила гримасу. – Как вы могли иметь с ней дело?

Что ответить на это? Нельзя же сказать, что у него не стало воли не иметь с ней дела? Рафф пожал плечами.

– Подождите, миленький, я отыщу вам по-настоящему «мпатичную девушку. – Трой помолчала. – Только вот беда: все симпатичные девушки замужем.

На этот раз он действительно встал, поставил стакан на кофейный столик и направился в холл за пальто. Но тут на лестнице показался Винс; в руках у него была пустая бутылочка.

– Уже уходишь? – спросил Винс и, увидев Трой, добавил: – Дочка выдула полных восемь унций.

Трой благосклонно улыбнулась.

– Леди из нее не выйдет. Вот увидите, она будет предаваться плотским забавам.

Рафф сказал «спокойной ночи» и посмотрел на нее. Он позволил себе посмотреть на нее долгим взглядом, зная, что уходит и вернется не скоро.

– Спокойной ночи, миленький, – сказала Трой.

– Я рад, что тебе удалось вырваться сегодня, – сказал Винс.

Рафф открыл дверь.

– Что с вами будет, Рафф? – спросила Трой, но не в шутку, а всерьез, потому что, хотя губы ее улыбались, глаза были грустны.

– Наверно, кончу монахом и дам обет молчания. – Ему вдруг стало нестерпимо тяжело при мысли о том, что надо уходить. – Спокойной ночи.

Он медленно ехал к спартанскому дворцу Эбби мимо сумрачных, геометрически четко очерченных полей. Огонь, который он разжег, теперь, наверно, пылает вовсю. Мистер и миссис Винсент Коул сядут перед камином и выпьют еще по стаканчику, а потом поднимутся в спальню...