Саша молчал, пытаясь справиться с воспоминаниями, и одновременно подбирая ответ для этой замечательной девушки, которая вывела его на столь откровенный разговор.

– Проблема в том, что религия пытается дать готовые ответы в упрощённой форме на все вопросы жизни. Они правильные, но поверхностные. И они отменяют потребность думать. Зачем? Если всё уже решено. Но решено это всё, как правило, много веков назад. А жизнь меняется постоянно. И ставит перед людьми всё новые вопросы по мере того, как они познают мир и себя.

Гликея замолчала, переваривая лавину информации, свалившуюся на неё из другого мира. Только она не знала об этом. Саша, чувствовал неловкость за такие откровения. Посеять в человеке сомнения и перевернуть его мир довольно легко. Гораздо труднее потом показать ему новый смысл жизни, вытащив из бездны отчаягия. Испытывая потребность что-то сделать, он снова встал, и начал переворачивать вещи над жаровней, не разбирая, свои или нет. Потрогал носки Гликеи – высохли с одной стороны, и перевернул их.

– Спасибо. – Тихо сказала она. И было непонятно, это за носки, или за ответы, потому что она продолжала молчать.

Но спустя несколько минут, произнесла:

– Ты мог бы стать жрецом.

– Ты не первая, кто мне об этом говорит. – Грустно ответил Саша, почувствовав, как его сердце снова сжимается от воспоминаний о Постумии. – Но я не смогу. Мои мысли ещё далеки от совершенства и законченности. По сути, это лишь сомнения. Ты вынудила меня высказать их тебе, – при этих словах Гликея удивлённо вскинула на него свои расширившиеся глаза, – но вряд ли они применимы для большинства людей. Да, и тебе на пользу не пойдут. Я буду плохим жрецом.

Серёга, всё это время молчавший, и не знавший куда деться от таких душещипательных разговоров, поднялся, и сказал, что пойдёт погуляет. Это могло означать что угодно, начиная от посещения гальюна, и кончая собственно прогулкой.

Они остались вдвоём, в повисшей тишине. Относительной, конечно. За дверью слышались разговоры матросов, скрипели доски обшивки, раздавались удары волн о борт и шелест пробегающей по палубе воды.

– Почему ты уступил мне свою койку? – Тихо спросила Гликея.

– Твоя же каюта заставлена ящиками? – Удивился Саша.

– Да, но я могла спать где угодно. Хоть на этой откидной койке, хоть на полу. Почему именно твоя койка?

И тут до Саши дошло. То, что он рефлекторно уступил место «даме», в этом мире могло восприниматься по-другому. «Дама», добровольно отправившаяся на флот, автоматически становилась просто матросом. Или штурманом, в данном случае. Это не значило, что она утрачивала свою половую принадлежность, но в вопросах быта становилась равна со всеми. И если к ней и могло применяться какое-то особое отношение, то в силу особых же обстоятельств. Например, если она ранена, больна, или просто именно ей нужно выспаться. Опять же, не потому, что она женщина, а потому что есть некие обстоятельства. Всё остальное автоматически перетекало в область личных взаимоотношений или симпатий. Естественно, Гликея была совершенно сбита с толку такими знаками внимания наряду с отстранённостью, которую демонстрировал Саша. И не придумала ничего лучше, чем спросить об этом в лоб. Беда вся в том, что она ему нравилась. И как человек, и как женщина. Даже не смотря на её большой нос. Но воспоминания о Постумии, оставшейся в далёкой Кинурии, и за которой он сам обещал вернуться, вставали стеной на пути возможных поползновений в этом направлении. Ситуация складывалась отвратительная. Юлить дальше, не объяснившись, было глупо, и даже подло.

Набрав в лёгкие воздуха, Саша произнёс:

– Я обещал одной женщине, что через два года вернусь за ней. Нас многое связывает, и, несмотря на то, что ты мне очень нравишься, я не могу переступить через себя.

– Потому что я некрасивая? – Вставила Гликея. В огромных глазах появились слёзы.

– Я так не считаю. – Поспешно ответил Саша.

Но она уже не слушала его, и продолжала говорить, опустив голову и непонятно к кому обращаясь:

– Мой проклятый нос. Я мелкая, худая, мышцы на мне не растут… Кому я нужна такая доходяга! Я буду плохой матерью.

Бли-и-ин! Саша был готов провалиться на месте, только бы не слышать этого самобичевания, за которым неминуемо должна последовать истерика. Во всяком случае об этом говорил его прежний опыт общения с женщинами. Надо было срочно переключить её внимание на что-то другое.

– Стоп! – Резко сказал он, поднимая открытую ладонь. – А не ты ли говорила, что не собираешься вытирать сопли детишкам? С чего это у тебя вдруг проснулись материнские инстинкты? Тяжело стало? Домой захотелось под крылышко к папеньке?

– Причём здесь отец? – Вскинулась девушка.

– А при чём здесь плохая мать? – В тон ей спросил Саша.

– Ну… Мужчинам нравятся сильные женщины, они легко рожают. – Сказала очевидную для себя мысль Гликея.

– Правда? – Картинно удивился Саша. – А я не знал. Наверно, я неправильный мужчина. Ах, да – я же не элой. Это всё объясняет.

– Нет, дело не в этом! – Горячо начала возражать Гликея, вскакивая на ноги. Но замочала, очевидно, совершенно запутавшись в своих мыслях и доводах. – Налей мне ещё! – Потребовала она, протягивая пустую кружку.

– Э-э-э… – Растерялся Саша. – Ты уверена, что это не будет лишним?

– В самый раз! Я тебя вообще не понимаю!

– Давай проверим. – Неожиданно улыбнулся Саша. – Скажи быстро «ромбододекаэдр».

– Что это?

– Неважно. Просто повтори – «ромбододекаэдр».

– Ромбододекадр… тьфу! Что за шутки дурацкие?

– Обычная проверка на трезвость. – Покровительственно улыбнулся Саша. – Ты её не прошла. А значит, я тебе не только не налью, а, как капитан, приказываю немедленно лечь спать. А вот, завтра поговорим, как жить дальше. – И после паузы добавил. – Если захочешь.

Всё это время Гликея стояла, нависая над жаровней. Отблески снизу подсвечивали её лицо, поднимающийся тёплый воздух шевелил подсохшие волосы. Потом, она резко выдохнула и сразу обмякла, устало опускаясь на койку.

– Прости. Этот проклятый холод сводит меня с ума. – Упавшим голосом проговорила она.

– Всё нормально. Не вздумай извиняться и чувствовать себя виноватой. – Успокоил её Саша. – Давай – почистить зубы и марш в постель.

– Постель… Одно название.

– Что поделать. – Пожал Саша плечами. – Неужели, когда ты училась в штурманской школе, то не знала, что условия плавания бывают разными?

– Слышала. Но в таком кошмаре первый раз. Я никогда не забиралась в такие холодные воды. А снег видела всего несколько раз в жизни.

– Спать. – Настойчиво повторил Саша.

– Да, сейчас. – Поспешно ответила девушка, беря баночку с зубным порошком и палочку для чистки.

Зубы чистили рядом с печкой, где всегда был котелок с подогретой морской водой и ведро для отходов. Там же и умывались.

– Пойдём, полью тебе. – Предложил Саша. – А потом ты мне.

Когда они умылись и вернулись в каюту, Серёга уже забился в свой угол и накрылся с головой. Гликея бросала на своего капитана виноватые и растерянные взгляды, чувствовалось, что уснуть ей будет не просто.

– Ложись. – Сказал он как можно ласковей. – Скоро всё кончится. Мы же плывём на юг. Там будет тепло. А потом и зима подойдёт к концу, мы вернёмся в Элою. Тогда ты окончательно оттаешь.

– Ты знаешь что-нибудь о тех землях, куда мы направляемся? – Спросила Гликея. Было видно, что ей не хочется спать и оставаться одной. На миг у Саши возникло желание сесть рядом с ней на койку, и рассказывать, как маленькой девочке сказки. Но он быстро себя одёрнул, справедливо полагая, что эта физическая близость до добра не доведёт.

– Немного. – Ответил он, усаживаясь на ящик напротив койки. Гликея тем временем стянула с ног матросские туфли, цепляя их носком за пятку, и поджала колени, обхватив их руками. – Ложись. – Настойчиво повторил Саша. И поскольку она не пошевелилась, то встал, и накрыл её одеялом, укладывая на койку. Она подчинилась, а Саша, поплотнее заткнул щели по краям и снова сел на ящик напротив. – Это владения Глафиара. Там драка с туземцами, гарнизон потратил много боеприпасов, которые мы и везём. Но там точно тепло. – Обнадёжил он девушку, словно рассказывал сказку. – Сама посуди, это примерно широта Бригеса. Такое же тёплое течение у берегов, горы, закрывающие от ветров с севера. – А дальше он принялся строить предположения о том, что там вообще за жизнь может быть. Рассказывал о большом городе, о благах цивилизации, вкусной еде в тавернах и горячей воде в гостиницах. Говорил о лете, которое обязательно придёт, о жарком солнце, которое будет их согревать, и о том, как они будут ещё изнывать от жары, наслаждаясь, если будет возможность окунуться в холодную воду. Плёл бог весть что тихим монотонным голосом, пока, наконец, не услышал ровное сопение с койки.