— Лучше приляг и отдохни. — Голос Коби, казалось, помягчел. — Впереди у нас тяжёлый переход.

Он сел и подкинул ещё несколько сучьев в пылающий костёр. Смельц потянулся, с наслаждением ощущая тепло, проникавшее сквозь толстую одежду. Устроившись поудобнее, он начал сжимать и разжимать пальцы, отогревая руки. Постепенно им овладела страшная сонливость. Голова упала на грудь, и он заснул. Коби бросил остатки топлива в костёр и встал. Долгим взглядом он посмотрел на своего приятеля. На таком морозе Смельц быстро закоченеет. Коби сунул руку под шубу и вытащил две спички, с потемневшим лицом посмотрел он на них и снова спрятал в карман рубашки. В рюкзаке за спиной у него лежали две прекрасные шкуры. Теперь они будут безраздельно принадлежать ему. К тому же, добравшись до Кроссинга, он получит тысячу долларов за медведя. Документ был у него в кармане.

Коби надел лыжи и отправился к перевалу, ведущему в Юнавип. Ветер дул ему в спину. Какое-то время он ещё видел костёр и тёмную фигурку, приткнувшуюся рядом, потом только красный отсвет. Прошло несколько минут, и он остался один на один с призрачными деревьями и густым снегом, который вихрями завивался вокруг него.

Для себя он не видел никакой опасности. Он не раз попадал в такие снежные бури. Ему нужно было только добраться до хижины Гранитного Утёса. Там он найдёт приют и пищу. А Смельц заблудится. Ему не приходилось раньше бывать в этих местах. Обычно он не показывал носа дальше торгового пункта.

Коби знал, что, если понадобится, он сможет дойти и до самого Кроссинга. Ему и раньше приходилось проделывать этот путь в непогоду. Это было вполне для него возможно. Он был богатырски сложён и здоров как бык. И ходить на лыжах по глубокому снегу он умел. Он знал, что все испытания выдержит и заработает на этом походе целое состояние — состояние, которое ему уже не придётся делить ни с кем.

День за днём безжалостно мело. Наконец вьюга улеглась. Холодное солнце роняло слабые лучи на занесённую снегом землю. Вселенная погрузилась в сияющее белое безмолвие. Даже самая старая ель не могла припомнить такого глубокого снега и такого лютого мороза. От холода потрескивали, звенели деревья. Всё живое попряталось. Голод в белом саване пришёл в горы. Смерть подстерегала за каждым кустом обитателей безмолвных просторов.

Долина Юнавип в этот день казалась совершенно вымершей. Под вечер над горной грядой показался огромный рогатый филин. Он летел, обмахивая крыльями снег с деревьев. Круглыми злыми глазами оглядывал он землю и щёлкал клювом. Филин привык голодать, но не неделями. Он терпеливо взмахивал сильными крыльями и был готов броситься на любую живность.

Каркаджу вылез из узенького елового перелеска и окинул взглядом сверкающий мир. Впервые за много месяцев он был по-настоящему голоден. Филин описал круг и камнем ринулся вниз на Каркаджу, со свистом прорезая холодный воздух. Каркаджу приподнялся и зарычал. Он согласен был закусить и филином, хотя обычно пренебрегал такой пищей.

Но филин уже понял свою ошибку; он сначала замер в воздухе, а потом круто свернул вправо. Если бы у него хватило смелости, он с удовольствием изорвал бы неуклюжего чёрного зверя в клочки. Он ненавидел Каркаджу. Эти два лесных разбойника были чрезвычайно похожи друг на друга — с одинаковой неутомимостью преследовали жертву и нападали с одинаковой яростью.

Каркаджу ушёл обратно в своё укрытие. Выходить на охоту было ещё рано — солнце стояло слишком высоко. Его глаза не выдерживали такого яркого света. Уже через полчаса нестерпимое сияние снега и солнца ослепили бы его. Филина в полёт над сверкающими горами толкнул лютый голод.

Злобно ворча, хищник улёгся и стал ждать наступления темноты. Никогда раньше не случалось ему ощущать такой мучительной потребности в пище. Не раз, бывало, ему хотелось есть, но до сих пор он никогда ещё не встречался лицом к лицу с настоящим голодом. Всю последнюю неделю долина Юнавип была похожа на кладовую, из которой вынесли все припасы.

Он не встретил в лесу ни одного обитателя. Кролики попрятались в глубоких расщелинах скал или в подземных переходах под густым кустарником. Там же скрывались куропатки. Добраться до них можно было, только делая подкопы под сугробы.

Бледное солнце медленно исчезало за неровной линией горизонта, и холод стал ещё пронзительнее. Синие тени поползли со дна каньона наверх, обволакивая вершины гор леденящим сумраком. Каркаджу шёл, принюхиваясь к морозному воздуху. С глухим ворчанием заглянул вниз, в долину. Летом на этой долине обязательно паслись бы два-три оленя. Теперь его глазам представилось безмолвное белое поле.

Каркаджу вышел на открытое место, отряхивая с загривка иней. У него было свирепое настроение, не сулившее добра ни одному зверю, которому довелось бы повстречаться с ним.

Над головой Каркаджу всё ещё отчаянно метался огромный филин. Вылазка при дневном свете обошлась ему дорого, и теперь он расплачивался за неё. Филин ощущал страшную режущую боль в злых стеклянных глазах. К тому же он видел гораздо хуже, чем обычно в сумерках. Дважды он натыкался на верхушки елей, попадавшихся ему на пути, и оба раза его спасали только когти и крепкий клюв.

Он то кружился, то парил в воздухе и, низко пролетая над землёй, высматривал, не покажется ли из ельника хоть какая-нибудь живность. Он тыкался туда-сюда, злобно шипел и щёлкал клювом. Вдруг внизу на расстоянии грех метров от себя он увидел живое существо. Филин не мог разобрать, кто это. Ему показалось, что существо поднялось на задние лапы и ждёт. Филин сделал круг, сильно взмахнул крыльями и кинулся вниз.

Нападение филина не удивило Каркаджу. Он хорошо знал этих птиц и их наглость и нисколько не растерялся. Мощным ударом короткой передней лапы он отразил атаку. Яростное рычание нарушило хрустальную тишину. Филин распростёр крылья и опустился прямо на росомаху, норовя вцепиться ей в шерсть или в кожу. Когти вонзились Каркаджу в плечо. От жгучей боли он злобно взвыл и рванулся в сторону, рассчитывая сбросить пернатого разбойника. Но „сделать это было не так-то легко — филин держал его крепко и бил железным клювом.

Каркаджу высоко подпрыгнул, стараясь подмять под себя противника. Но филин бил его сильными крыльями по голове и по лапам, и сбросить его с себя Каркаджу никак не удавалось. Всеми силами уворачиваясь от ударов кривого клюва, он рванулся вперёд и с размаха вонзил острые, как кинжалы, клыки в горло птицы, но чуть промахнулся и лишь выхватил у филина пучок перьев.

Филин и не думал отступать. Сослепу он слегка ошибся в выборе жертвы, но этот бандит, раз кинувшись на врага, никогда не шёл на попятный. С каждым ударом острого клюва Каркаджу приходил всё в большую ярость. Он изловчился и нанёс филину сокрушительный удар, на мгновение оглушив его. Филин перестал клевать, и только крепкие когти, как стальные тиски, продолжали сжимать плечо росомахи.

Каркаджу моментально воспользовался своим преимуществом. Он прыгнул вниз по склону и, перекувырнувшись, подмял филина под себя. Манёвр удался бы вполне, если бы он не ошибся в расчёте, приняв за ровное место крутой склон. Враги покатились вниз. Стараясь задержать падение, филин инстинктивно забил крыльями по воздуху и по снегу. Каркаджу даже не заметил, что куда-то падает. Он развернулся и сильным ударом отшвырнул филина от себя. Филин взметнулся в воздух и полетел зигзагами, по-видимому плохо соображая, что с ним произошло. С яростным воплем Каркаджу подпрыгнул в тщетной надежде схватить медленно удалявшегося врага. Он забыл о голоде. Им владело одно желание — мстить! Он хотел в клочки изорвать огромного филина за то, что тот осмелился напасть на него. Недосягаемый теперь для врага, пернатый хищник подлетел к высокой ели и сел .на ветку, очевидно для того, чтобы собраться с мыслями.

Каркаджу бросился к дереву и начал карабкаться наверх. Филин смотрел вниз, но воспалённые глаза не видели ничего. Однако вой разъярённой росомахи он услышал и успел улететь, прежде чем неуклюжий Каркаджу добрался до ветки, на которой он сидел.