— Аллергия? — сочувственно спросил Шлаффер.

— Нет, просто, я ненавижу Оркус до слез, — сквозь кашель отозвался я. Над террасой гулял легкий ветерок и он понемногу приводил меня в чувство.

— Могу порекомендовать вам одно очень хорошее средство, — предложил он.

— Мне помогает только скафандр, — сказал я, чем тут же вызвал еще больший прилив сочувствия:

— Здесь есть хорошие врачи, они персонально подберут вам необходимые антиаллергены.

— Так и сделаю, — согласился я.

— Вы не любите Оркус, но, тем не менее, приехали сюда. Я позволю себе сделать вывод: вы здесь находитесь по делам, — вкрадчиво произнес Шлаффер.

Несмотря на недельное пребывание на планете-куроте, заведующий доминантными структурами нисколько не загорел. Хуже того, Шлаффер похудел и осунулся. Однако одет он был как завзятый отпускник — белые шорты, цветастая рубашка навыпуск. Рядом на столе лежала большая белая панама — попроще чем у Бланцетти и, разумеется, без вуалетки.

— Вашему умению мыслить логически можно только позавидовать. Вы, насколько я слышал, здесь в командировке?

Шлаффер парировал:

— Хм, выходит, уши для вас то же, что для меня — логика.

— Уши дешевле в эксплуатации…

— …но и изнашиваются скорее, — уточнил он.

И мы оба засмеялись — каждый над своею шуткой.

— Вы один здесь сидите? — спросил я.

— Как видите, — с грустью ответил он и мечтательно посмотрел на трех изящных юных созданий в открытых, почти невидимых, купальниках. Вожделенные создания плескались в бассейне и не обращали на бедного одинокого Шлаффера ровно никакого внимания — именно так я понял его тяжелый вздох.

— Какие здесь неряшливые официанты, — заметил я, — взяли и усадили вас за грязный столик, — и я провел пальцем по округлому мокрому следу — такому, какие обычно оставляют стаканы. Но подходящего стакана на столе не было.

Шлаффер на секунду напрягся, потом выдохнул:

— Вот-вот, все против меня!

— Джона Смита ищите? — резко спросил я.

— Какого Смита? — испуганно переспросил он.

Страх на его лице был столь естественен и неподделен, что я никак не мог вообразить заведующего доминантными структурами в роли серийного убийцы. Шлаффер не тянул даже на сообщника.

— Ну и бог с ним, — добродушно сказал я, — тогда вот вам другой вопрос. Когда я бежал к вам через джунгли, я чуть не наступил на такую тонкую змейку — она переползала через дорожку. Змейка была завязана странным узлом… Вы ведь биолог и должны знать, кто ее так завязал?

Про змейку я не выдумывал — я едва сумел через нее перескочить. Не знаю, какого вопроса ожидал Шлаффер, но теперь он вздохнул с облегчением.

— Я не специалист по змеям, тем более оркусовским, но вы, вероятно, говорите о местном узелковом удавчике. Для людей он абсолютно безопасен, но вот шнырька задушил бы в два счета.

— Чем задушил, узлом?

— Конечно — а чем же еще? Удавчики завязываются в узел во время охоты и то, что вы его увидели завязанным — это большая удача. Обычные удавы душат жертву обвиваясь кольцами вокруг шеи, поэтому все то время, что удав душит жертву, он вынужден преодолевать ее сопротивление — ведь жертва стремится вырваться. А оркусовский удавчик завязывается в такой узел, который изнутри невозможно ни растянуть, ни развязать. Иначе говоря, у узла нет обратного хода. И удавчик, поймав жертву, может затягивать смертельную петлю так долго, как это ему необходимо: подтянет — передохнет, снова подтянет — снова передохнет. Очень эффективная тактика, знаете ли…

— А как он потом развязывается? — удивился я.

— Когда жертва погибает, ее мышцы расслабляются, соответственно, удавчик тоже полностью расслабляет мышцы и узел повисает более-менее свободно, поэтому его можно без труда развязать.

— Но мне рассказывали, будто удавчик может развязаться только после того, как высосет из жертвы все соки, и она похудеет.

— Это не более чем легенда, — заверил меня Шлаффер, — или вы на что-то намекаете?

— Ничуть, — возразил я, — а зачем вам Смит? — спросил я без паузы.

— А вам он зачем? — огрызнулся тот.

— Шлаффер, вы странный како-то сегодня — то трясетесь, как лист на ветру, то грубите… Что с вами? Что вас тревожит, скажите мне и мы вместе придумаем как вам помочь, — ласково посоветовал я ему.

Мои увещевания не возымели никакого действия.

— Вы сами все прекрасно понимаете, — заявил Шлаффер, — и сколько бы вы не пытались меня запугать, у вас ничего не выйдет. Вы подлый шантажист — вот вы кто! — прошипел он.

«Вот это новость!» — подумал я и постарался сообразить — хорошо это для меня или плохо — то, что Шлаффер считает меня шантажистом. Понять бы, чем я его так зацепил.

Запищал комлог — Бруц спешил с докладом.

— Ладно, потом договорим, — сказал я Шлафферу и добавил, — десяти тысяч с меня хватит.

Я похлопал его по плечу — мол, иди собирай деньги, и пересел за другой столик, чтобы поговорить с Бруцем без помех. Шлаффера как ветром сдуло. Детектив сообщил, что на завтра Дидо запланировал экскурсию к Большой Воронке. Прогулочный флаер отправится от отеля к воронке ровно в десять утра. Я попросил Бруца найти мне пару свободных мест. Бруц поинтересовался:

— Одно для вас — это понятно, а для кого второе — для вашей спутницы?

— Нет, на этот раз спутница будет сидеть дома. Закажите место для Бланцетти.

— Я понимаю, вы хотите их свести — преступника и жертву, как в кино, — усмехнулся Бруц, — а Бланцетти согласится?

— Надеюсь, что да. Кино — не кино, но либо она его вспомнит, либо Дидо чем-нибудь себя выдаст. Или, скажем, она сделает вид, что вспомнила и попробует его… пошантажировать, что ли… — обвинения Шлаффера навели меня на эту мысль.

— Рискованная затея, — усомнился Бруц, — но если Бланцетти не будет против, то попробуйте. С местами во флаере проблем не будет.

Переговорив с Бруцем, я послал задание для Яны: либо найти, либо придумать, чем могли бы себя скомпрометировать Шлаффер и Симонян. По дороге к своему номеру, я постучал в дверь Бланцетти, но там никто не откликнулся.

Татьяна сидела перед телевизором. На экране мелькали шикарные пляжи океанского побережья, и Татьяна, с каменным лицом, смотрела на загорелых курортников, резвящихся в газированном молоке — так на оркусовских пляжах выглядит океанский прибой.

— Ты неудачно выбрала программу, — сказал я ей.

— А ты — профессию, — ответила Татьяна.

— Сходила бы в бассейн окунулась…

— Уже сходила, и уже окунулась.

— Не помогло?

— Отстань.

Я отстал. Затем, позвонил через интерком в номер Бланцетти и оставил ей сообщение с просьбой связаться со мной, как можно скорее.

— Зачем она тебе понадобилась? — спросила Татьяна. Я честно ответил:

— По делу.

Татьяна фыркнула и снова уставилась в экран. Я включил гостиничный компьютер и до одиннадцати вечера просматривал местные и секторные новости. Попутно, используя свои каналы, я пытался установить местонахождение Лесли Джонса, но — безуспешно. В одиннадцать я позвонил Абметову и изложил ему план действий. В содействии Абметова особой нужды не было, но все же лучше держать доктора в поле зрения. Абметов одобрил план и согласился составить мне компанию. На вопрос, поедет ли с нами Татьяна, я ответил «нет». Абметов ответил, что ему жаль, а Татьяна сказала «гы-гы, я так и знала». Мелькнула мысль, а не взять ли с собой Шлаффера — до полного, что называется, комплекта, но Шлаффер на звонки не отвечал, да, к тому же, без Йохана и Джонса полного комплекта все равно не получится.

Через двадцать минут после беседы с Абметовым позвонила Бланцетти. Испросив разрешения зайти к ней по очень важному делу я встал и, под испепеляющим взглядом Татьяны, направился к дверям.

— Сегодня ждать? — спросила она.

Ничего не ответив, я вышел в коридор и постучал в соседний, двести пятьдесят третий номер. Меня тут же впустили.

— Извините, я ужасно обгорела на солнце и теперь вот мажу себя всякими спасительными средствами, — сказала мне Бланцетти. Лицо у нее было густо намазано каким-то белым кремом. — Располагайтесь.