Он замялся.

– …разве что ему не по душе сам праздник… – договорил доктор, поймав вопросительный взгляд Маргариты.

Маргарита воздела к потолку свои прекрасные руки.

– Боже мой! – прошептала она. – Не по душе моему бедному мужу!

Доктор сдержано кивнул, а граф с трудом произнес:

– Нет-нет, вовсе нет, скорее напротив.

Во взгляде врача мелькнуло сомнение.

– Сударыня, – сказал он, – я напишу, что необходимо делать.

Стол графа стоял в другом конце комнаты. Графиня поманила доктора туда.

– Как по-вашему, – тихо спросила она, открывая ящик с бумагой, – что с графом?

– Сердце больное, – отвечал доктор Ленуар, – нервы расстроены, спазмы, крайняя душевная подавленность… Очевидно, сударыня, тому есть причины?

Но встречный взгляд Маргариты, честный и невинный, выражал лишь одно: глубокое горе.

– Ума не приложу, что могло его огорчить, – прошептала она. – Нет, решительно ничего не припоминаю.

– Ладно, сударыня, – прервал ее доктор. – Положим, никакой причины нет.

Он сел за стол.

– Доктор, – снова робко заговорила Маргарита, – мы очень богаты, и я готова отдать половину своего состояния тому, кто спасет моего бедного мужа.

Доктор перестал писать и поднял голову. Перед его доброй, открытой улыбкой Маргарита опустила глаза.

– Сударыня, – сказал он, – долг врача – всегда делать все, что в его силах. Врачу таких наград не надо.

– Он совсем плох? – по-настоящему плача, с трудом проговорила графиня.

– Да, сударыня.

– Неужели до утра не?..

Она не смогла закончить.

Доктор взял перо, начал писать и сухо, с расстановкой произнес:

– Нет, сударыня… Вот разве что…

Второй раз он обрывал речь на этих словах, но тогда вопроса он не дождался; теперь его спросили:

– Разве – что? – с тревогой повторила Маргарита.

– Сударыня, – сказал доктор, – вот указания. Им надо следовать неукоснительно. Завтра днем я зайду.

– Так мы всю ночь будем без вашей помощи? – воскликнула графиня. Внезапно лицо ее озарилось надеждой. – Выходит, вы не согласны с мнением коллег? – спросила она.

– Нет, сударыня, – тихо-тихо произнес Ленуар. – Одно из двух: либо это (он указал на листок) принесет облегчение, либо все разрешится очень быстро.

Графиня тяжко вздохнула. Доктор взял шляпу и перчатки, собираясь уходить.

– Не уходите, доктор, – вдруг еле слышно произнес граф.

Но Маргарита опередила доктора, в один миг очутившись у постели больного.

– Вам что-нибудь нужно, Кретьен?

– Я хочу поговорить с господином Ленуаром наедине, – ответил граф.

Маргарита склонилась над мужем, и косой луч лампы осветил прекрасные черты ее лица.

Доктор задумчиво смотрел на нее.

Он не расслышал, что прошептала она на ухо больному, но ответ прозвучал внятно:

– Я хочу увидеть тебя в этом наряде! Никогда еще я не любил тебя так!

Меньше всего доктор ожидал услышать признание в любви. Лицо его выразило глубокое удивление, смешанное с жалостью.

Маргарита сказала еще что-то, и больной пробормотал:

– Не бойся, я жил и умру твоим рабом!

– И, конечно, моим господином! – поднимаясь, весело произнесла Маргарита. – Доктор, я обещала провести ночь у его постели, но он не хочет. Поэтому я вас оставляю.

Она послала мужу воздушный поцелуй и, проходя мимо Ленуара, добавила:

– У него совсем плохо с головой, доктор! При мне он никогда еще так не бредил!

В ее прекрасных глазах стояли слезы. И опять они были настоящими.

– Он мне сказал… – выговорила она сквозь рыдания, но задохнулась и крепко сжала руку врача. – Мы любили друг друга, господин Ленуар, – сказала она. – Одиннадцать лет счастья… и вдруг эта ужасная, ужасная развязка! Бедняжка потерял рассудок, он умирает безумцем!

– Не тревожься, милый, – обратилась она к мужу, – я сама принесу тебе микстуру. Ах, господин Ленуар, вы бы только знали, как мне тяжело!

Она еще раз сжала доктору руку и вышла. Граф минуту выждал, потом широко открыл ввалившиеся глаза.

– Сядьте сюда, доктор, поближе, – сказал он, – прошу вас.

Ленуар придвинул стул к кровати. Больной продолжал, как бы рассуждая вслух:

– Она сейчас принесет микстуру… сама!

– Да, она так сказала, – откликнулся доктор.

– Она сама! – повторил больной, уставясь в пустоту.

– А вы бы предпочли, чтоб микстуру принес кто-то другой? – спросил Ленуар.

Больной ничего не ответил.

– Мне кажется, – вдруг сказал он, – что попади я снова в родные места, в нашу усадьбу, где на дворе мать кормила кур, где крест в конце улицы, узкие полоски полей, живые изгороди вокруг… Мне кажется, тогда я смог бы снова дышать, надеяться и жить.

– Иногда воздух родных краев и впрямь оказывается целебен, – сказал доктор. – Откуда вы родом?

– Из Бретани, – ответил больной.

– Бретонцы дорожат своей родиной, – задумчиво прошептал Ленуар.

– Я дорожу памятью об отце и матери, – резко перебил граф.

Оба умолкли. Затем больной снова заговорил; голос звучал слабее:

– Там еще живы мои пожилые сестры. Наш отец был благороднейшим человеком, господин Ленуар, а мать – святой. На моей совести тяжкий грех: я предал память тех, кто так любил меня. Да-да, тяжкий грех!

Он снова закрыл глаза.

Снизу доносился приглушенный шум последних приготовлений. То слышался удар молотка, то звук настраиваемого инструмента, а то просто взрыв хохота.

– Как вы думаете, – спросил вдруг граф, – можно вылечить человека, если он очень болен… как я, но не говорит врачу всей правды?

– Можно, – ответил Ленуар, – когда врач догадался, о чем умалчивает больной.

Кретьен Жулу из-под прикрытых век украдкой взглянул на врача.

– У меня чахотка? – спросил он.

– Ничего похожего, господин граф. У вас невроз околосердечной сумки и бронхов, и кашель ваш чисто спазматический.

Больной покачал головой и пробормотал:

– Это мне непонятно. Вы догадались, о чем я вам не смог сказать, господин Ленуар? – с сомнением в голосе прошептал граф дю Бреу.

– Разумеется, – ответил доктор.

Жулу с живостью здорового человека приподнялся на постели, широко раскрыв глаза.

– Вот как? – удивился он. – Разумеется? Вы сказали «разумеется»!?

– Господин граф, – произнес доктор, – вы отравлены.

Кровь отхлынула от щек Жулу, и он пробормотал:

– Но кто же вам сказал? Кто вам это сказал?

– Смею вас уверить, господин граф, мне об этом никто не говорил, но вот уже двадцать лет я занимаюсь тем, что лечу тело, изучая душу больного.

– Если б вы знали, как я ее люблю! – пробормотал Жулу, судорожно сжимая руки под одеялом.

– Я знаю, как вы ее любите, – выразительно произнес Ленуар.

В глазах больного внезапно появился страх.

– Что бы ни случилось, не вините ее, – пробормотал он. – Я исповедовался, как положено христианину; и примирился с Богом, который все прощает… все! Я готов к смерти! Я даже рад, что умру!

– Вы больше ничего не желаете мне сказать? – спросил доктор Ленуар.

– Узнать бы, чем она меня отравила… – пробормотал несчастный, натягивая одеяло на покрывшееся испариной лицо.

– В таком случае, граф, вы должны мне помочь. Попробуем разобраться вместе.

– Разобраться! – повторил Жулу. – Разве медицина не сможет распознать следы яда?

– В вашем случае следов не останется.

– Доктор, она хороша, как ангел, и хитра, как дьявол. Она придумала какой-нибудь новый яд…

– Возможно, – сказал Ленуар с ласковой улыбкой, словно ребенку.

Эта неожиданная улыбка сразу прибавила графу сил.

– Вы думаете, у нее есть сообщники? – спросил доктор.

– Нет… В этом деле нет.

– А в другом?..

Доктор замолк.

– Обещайте, что не причините ей зла, – умоляюще произнес Жулу. – Мысль, что хоть один волосок упадет с ее головы, доставляет мне невыразимые страдания.

– Однако мысль убить ее не раз приходила вам в голову? – еле слышно промолвил доктор.