Мы ошиблись, сказав: «Когда дядюшка Гийом открывал рот…», так как рот дядюшки Гийома открывался только для того, чтобы зевнуть, хотя возможно, что он вообще не зевал.

В остальное время челюсти дядюшки Гийома, которые обычно держали между зубами кусочек трубки, длина которой обычно составляла не более 6 — 8 линий note 19, вовсе не разжимались, в результате чего он произносил слова со свистом, не лишенным сходства со змеиным шипением, через отверстие, образованное толщиной трубки, которое было так мало, что через него могла проскользнуть лишь монетка в пять су. Когда же трубка покидала рот Гийома, чтобы дать своему хозяину возможность вытряхнуть из нее старый табак или набить ее новым, или чтобы дать ему возможность ответить какому-либо важному лицу, слова, вместо того, чтобы произноситься с большей легкостью, становились еще более нечеткими; свист не уменьшался, а увеличивался. Челюсти больше не сжимали трубку, в результате чего верхняя челюсть давила на нижнюю всем обычным весом. Таким образом, требовалось большое искусство, чтобы понять дядюшку Гийома! Остановившись на этом главном моменте в описании лица дядюшки Гийома, завершим его портрет.

Это был, как мы уже говорили, человек лет 50, прямой и сухой, роста выше среднего, с редкими седыми волосами, густыми бровями и бакенбардами, с маленькими пронзительными глазками, длинным носом, насмешливым ртом и заостренным подбородком. Несмотря на отсутствующий вид, он всегда был настороже и прекрасно видел и слышал все, что касалось его дома — его жены, сына или племянницы, или леса — куропаток, зайцев, кроликов, лис, хорьков или ласок — тех животных, которые с момента сотворения мира вели ожесточенные войны, подобные тем, которые вели между собой мессенцы и спартанцы с 774 по 370 г. до нашей эры!

Ватрен глубоко почитал моего отца и очень любил меня самого. Он даже сохранил под стеклянным колпаком стакан, из которого обычно пил генерал Дюма, когда он охотился с ним, и из которого, спустя десять, пятнадцать и двадцать лет, он давал выпить и мне, когда мы охотились вместе с ним.

Таким был человек, который, держа трубку в уголке своего насмешливого рта, просунул голову в полуоткрытую входную дверь Нового дома по дороге в Суассон, чтобы принять в четыре часа утра молодого человека, которого он назвал Франсуа и который жаловался, что ему холодно, несмотря на то, что уже целый месяц и двадцать семь дней, по словам Матьё Лансберга, как наступило замечательное время года, которое называется весна.

Увидев того, кто ему был нужен, Гийом Ватрен открыл входную дверь, и молодой человек вошел в дом.

Мессена — область в Пелопоннесе (Греция). Мессенцы вели ожесточенные войны со спартанцами и в VIII в. до н. э. были ими побеждены. Но в 369 г. до н. э. Мессена вновь обрела свободу. В 146 г. до н. э. Мессена была присоединена к Римской империи.

Франсуа направился прямо к камину и поставил свое ружье в угол, в то время как его собака, которая откликалась на имя Косоглазый, бесцеремонно уселась около камина, еще теплого от вчерашнего тепла. Такое прозвище собака получила из-за пучка рыжих волосков, образующих что-то вроде родинки в уголке глаза, в результате чего ей приходилось время от времени смотреть вбок, что создавало впечатление косоглазия.

Косоглазый имел репутацию лучшей ищейки во всем Вилльер-Котре и на целых три лье вокруг него.

Несмотря на то, что он был слишком молод, чтобы преуспеть в искусстве псовой охоты, Франсуа также считался одним из самых искусных загонщиков во всей округе. Если нужно было провести разведку или загнать кабана, то это непростое дело всегда поручали Франсуа.

Для него лес, каким бы густым он ни был, не имел тайн; сломанный стебелек цветка, перевернутый лист и пучок травы, зацепившийся за колючки кустарника, открывали ему с начала до конца ночную сказку, для которой, казалось, не было другой сцены, кроме травяного ковра, других свидетелей, кроме деревьев, другого освещения, кроме света ночных звезд.

Так как это было следующее воскресенье после праздника Корси, то лесничие из ближайших лесничеств получили разрешение господина инспектора Девиалена загнать по этому случаю кабана. Чтобы этот кабан не ускользнул от охотников или не сбил их со следа, поднять кабана поручили Франсуа. Он только что со своей обычной добросовестностью выполнил это поручение, когда мы встретили его на просеке Ушар, около двери дома дядюшки Гийома, от холода стучащего ногой об ногу.

— Наденьте, по крайней мере, штаны… Я не спешу, хотя совсем не жарко! Брр!

— Как! — сказал дядюшка Гийом, когда Франсуа поста вил в угол свое ружье, а Косоглазый улегся у камина. — Ты говоришь, что сейчас, в мае, не жарко? Представляю, что бы ты запел, мерзляк, если бы ты участвовал в Русской кампании!

— Минуточку, дядюшка Гийом! Когда я сказал «не жарко», то вы должны понимать, что это только так говорится… Я сказал «не жарко» в смысле «не жарко» ночью! Ночи — уж вы-то должны были это заметить, — ночи не проходят так быстро, как дни, может быть потому, что ночью темно. Поэтому днем — май; а ночью — февраль. Так что я не отказываюсь от своих слов — совсем не жарко. Брр!

Гийом перестал высекать огонь и посмотрел на Франсуа искоса на манер Косоглазого.

— Послушай, мальчик, — спросил он, — хочешь, я тебе скажу одну вещь? — Говорите, дядюшка Гийом, — ответил Франсуа, в свою очередь глядя на старого лесничего с плутовским видом, столь характерным для пикардийского крестьянина и его соседа, крестьянина из Иль-де-Франса, — говорите! Вы так прекрасно говорите, когда вообще это делаете!

— Хорошо! В таком случае, я скажу, что ты прикидываешься дураком!

— Я вас не понимаю!

— Не понимаешь?!!!

— Нет, клянусь честью!

— Да, ты сказал, что тебе холодно, чтобы я предложил тебе капельку вина!

— Клянусь Богом, я даже об этом и не подумал! Но это не значит, что я от него откажусь, если вы мне предложите! О нет, дядюшка Гийом, я слишком хорошо знаю, какое уважение я дол жен к вам питать!

И, склонив голову, он продолжал смотреть на дядюшку Гийома своим насмешливым взглядом.

Гийом, произнеся свое обычное «гм»!, которое выражало сомнение по поводу бескорыстного внимания и уважения к нему Франсуа, снова начал высекать огонь при помощи огнива и камня. После третьей попытки ему удалось высечь горящую искру, и одним из пальцев, который, казалось, был абсолютно бесчувственным к жаре, прижал трут к отверстию трубки, набитой табаком, и начал вдыхать дым, который поначалу казался лишь незаметным паром, а затем стал постепенно превращаться в белые клубы, становящиеся все более и более густыми.

Убедившись в том, что трубка достаточно хорошо раскурена, чтобы не потухнуть, Гийом стал вдыхать дым более спокойно и размеренно. В течение всего времени, пока он выполнял эту сложную работу, лицо достойного лесничего не выражало ничего, кроме искреннего и глубокого беспокойства. Когда же он завершил эту процедуру, улыбка вновь озарила его лицо; он подошел к буфету и достал оттуда бутылку и два стакана.

— Ну, — сказал он, — сначала мы скажем несколько слов бутылочке коньяка, а потом уже поговорим о наших делах! — Всего лишь несколько слов? Как вы скупы на слова, дядюшка Гийом!

Словно желая опровергнуть эти слова Франсуа, дядюшка Гийом доверху наполнил оба стакана; затем, приблизив свой стакан к стакану молодого человека, он легонько чокнулся с ним и сказал:

— За твое здоровье!

— За ваше здоровье! И за здоровье вашей жены, и дай ей Бог быть менее упрямой! — ответил Франсуа.

— Да уж! — сказал дядюшка Гийом, состроив гримасу, которая представляла собой некоторое подобие улыбки.

Затем, взяв в левую руку свою трубку, которую он по привычке заложил за спину, он взял правой рукой стакан и, поднеся его ко рту, осушил его одним глотком.

— Но подождите же! — смеясь, воскликнул Франсуа, — я еще не закончил, и мы должны будем начать снова. За здоровье мсье Бернара, вашего сына! — И он осушил, в свою очередь, маленький стакан, но с большим изяществом и наслаждением, чем это сделал старый лесничий.