— Тебе, Семен, протискиваться не приходится — лезешь напролом. С твоей комплекцией и карманом делать это не трудно…

— Уж если и лезет кто напролом, то — Басов, — усмешливо заметил очкарик, метнув в сторону хозяина будущего дворца уже знакомый Машкину злобный взгляд. — Двигает на подобии танка или бульдозера. Захапает побольше и пытается слинять. Как правило, удается, но вот теперь — не получится, не разрешим… Так, Николай?

Федосов неопределенно качнул головой. По диагонали. Дескать, и — да, и — нет. Выдерживает нейтралитет, подумал Машкин, не знает кого выгодней поддержать. Инженер будто нащупал родственную ему душу. Молодец, толстячок, правильно ведешь себя, сдоба.

— Тебе тоже палец в рот не клади — по плечо откусишь, — продолжил Хвостов. — Вам бы объединиться с Альфредом. Ты внесешь свой пай хитростью, Альфред — упрямством. Много достигнете…если вас во время не остановят.

Басов рассмеялся. Его поддержал толстяк. А сухопарый в золотых очках даже не улыбнулся — вторично бросил на президента Сервизбанка острый взгляд, который, обладай способностью ножа, пронзил бы насквозь лучшего «друга».

— Никто и ничто меня не остановит, — пробурчал Басов. — Потому-что предпочитаю законные методы наращивания финансовых мускулов. Один разсогласился на… незаконные, но теперь спохватился. И — завязал.

— Поглядим-посмотрим. Нынче на законных основаниях можно заработать только на хлеб и молоко. А ты вон какой дворец строишь…

Бизнесмены обменивались внешне доброжелательными замечаниями, но в каждом из них — капельки яда. Так и щетинятся слова отравленными иголками, так и выстреливаются ранящими пулями. Особенно старается очкарик.

Машкин стоял в стороне, сжимая в руке дурацкую указку. В этой компании он чувствовал себя инородным телом, но уходить не решался — как посмотрит на подобный поступок хозяин?

Наконец, Басов незаметно от собеседников кивнул. Дескать, пошел вон, не мешай, свое дело ты сделал.

Прораб откланялся — никто не обратил на него ни малейшего вимания. Слишком малозначащая фигура, чтобы перед ним расшаркиваться. У бизнесменов — дела поважней, они делят очередной лакомый кусок. Семен Хвостов «протискивается», Николай Федосов «проталкивается», Альфред Басов «двигает напролом».

Это и называется работой дельцов, в результате которой они наращивают финансовые мускулы, накапливают бойцовские жиры. Атмосфера в прорабке — удушающая, отвратно пахнет плесенью зависти, мерзким ароматом едва прикрытых угроз.

Федор Иванович поторопился на леса — подышать свежим воздухом, подумать над услышанным. Его мучили недобрые предчувствия.

— Чего, Ваныч, выставили? — насмешливо спросил конопатый каменщик, откладывая мастерок и вытирая полой спецовки потный лоб. — Не горюй, прораб, начальство завсегда так: вначале приголубит, опосля — палкой по заднице.

— Я вовсе и не горюю, — самолюбиво задрал плешивую голову Машкин. — По должности мне положено находиться на лесах, а не в кабинетах… Вот ты, к примеру, зачем швы раззявил? По правилам должно быть не больше двадцати милиметров, а у тебя под пятьдесят подкатывает. Переложи два ряда, не то шиш получишь, а не зарплату!

Под бдительным наблюдением Машкина обескураженный каменщик, шепча самые изощренные матюги, развалил участок стены и принялся раскладывать новую партию кирпича. Постепенно отошел, заулыбался.

— Не ругайся, Ваныч, счаз все будет по правилам. Как у бабы под подолом и за пазухой… Больно ты нервенный стал, никак не утихомиришься. Погляди на Сашку Деева, тожеть нервничает, смолит сигарету за сигаретой. Ну, ладно, ты, а сторожу чего дергаться? Чай, у него одна забота — держать ворота на запоре…

Развязанный язык работает в полную силу, но ловким рукам мастера не мешает…Вот мастерок разгладил постель из раствора… Точно на предназначенное место улегся кирпич… Одним привычным движением подобраны остатки раствора на лицевой поверхности стены… Рукоятка мастерка хвастливо постучала по свежей кладке… Подготовлено месту для второго кирпича… Тот покорно улегся, прижался к своим собратьям…

Прораб бездумно наблюдал за работой каменщика. Одновременно, бросал испытующий взгляды на «нервного» сторожа. Действительно, смолит сигарету за сигаретой, не сводит ожидающего взгляда с входа в прорабку. По какой-такой причине?

Машкин насторожился, на подобии охотничьей собаки, завидящей жирную дичь.

Наконец из вагончика вышли финансисты. Впереди, как и положено, гости, позади, пастухом, подгоняющим в убойный цех бычков, — хозяин. Смеются, подбрасывают друг другу колючие шуточки.

Басов недоумено оглядывается. Куда подевался лысый инженер, почему не провожает хозяина? Недовольно морщится, поглаживая опухшие подглазья.

— Беги, Ваныч, лижи банкиру задницу, — хмуро посоветовал конопатый каменщик, раскладывая по стене кирпич. — Гляди-кось, тебя ищет, озирается.

Машкина будто ветром сдуло с лесов. На-ходу снимая с лысой головы кепку-лужковку, он побежал к бизнесменам.

Сидящий на лавочке возле сторожевой будки Деев лениво поднялся. Снял потрепанную шапчонку. Но не поклонился — вперил в хозяина злобный взгляд. Потом перевел его на Хвостова и вдруг тягуче ухмыльнулся. Словно увидел не обычного очкарика, пусть даже в высокой роли «друга» хозяина, а вкусное мясное блюдо, вызывающее приток клейкой слюны.

Очкастый банкир едва заметно повел головой. Это жест можно расшифровать двояко. Чего пялишься, толстый огрызок, я тебе не икона и не картина Пикассо. Или — здорово, дружище, гляди только не переиграй, не демонстрируй наше знакомство.

Машкин предпочел второй вариант. Значит, бесправный сторож стройки и всесильный финансист знакомы между собой? Странная «дружба»! Уж не по причине ли сжигающей обоих чувства ненависти по отношению к Басову?

И снова Федор Иванович внутренне содрогнулся.

На следующий день после посещения стройки Басовым и его «приятелями» возле закрытых ворот остановился светло-зеленый «форд». Из него лениво выбрался здоровенный детина в модном костюме и при цветастом галстуке. Явный телохранитель. К машине вышел охранник, Деев. Такой же здоровяк, но с более приятной физиономией. Будто Господь-Бог отлил обоих в одной форме, а вот морды им изваял разные.

— Что надо? — угрюмо спросил Сашка, остановившись возле калитки. — У нас все дома.

— Открывай!

В голосе визитера прослушивается непоколебимая уверенность — ему подчинятся. Эта уверенность подпитывается водителем, таким же амбалом, готовым по первому сигналу прийти на помощь, и хозяином, сидящим на заднем сидении, с любопытством взирающим на действия своей шестерки.

— Вы к кому? — уже с опаской повторил Деев, опуская правую руку в карман широченной блузы. Пусть там, кроме грязного носового платка ничего нет, но жест — достаточно многозначителен. — Хозяин не велел…

Закончить начатую фразу охранник не успел — сильный удар в область диафрагмы заставил его согнуться и натужно закашляться. Второй профессиональный удар снизу в подбородок бросил Деева на любимую им лавочку. Прибывший телохранитель медленно, не торопясь, вошел в калитку, отодвинул массивный засов и, распахнув ворота, согнулся в приглашающем поклоне.

Когда Деев, наконец, пришел в себя и бросился на обидчика, «форд» уже вкатился на стройку и остановился рядом с бытовкой-вагончиком.

— Цыц, падла! Усохни!

Увидев в непосредственной близости от своего искривленного носа черный ствол пистолета, Деев покорно остановился. Оружия, исключая «выпрыгающий» нож, у него нет, а противник, похоже, не задумываясь, пустит в ход свою «машинку».

Из машины легко вышел — почти выпрыгнул сухощавый человек в модном длиннополом плаще. Цепкий взгляд, толстые, негритянского типа, мокрые губы.

— Зачем ты так, Славка, — укоризненно проговорил он детским, писклявым голоском. — Парень, как и ты, служивый, подвластный. Надо было по человечески пояснить: кто мы и зачем приехали… Будь добр, извинись.