Олег привез директора предприятия на работу и сразу пошел в комнату для курения, где, как правило, собирались водители. Он присел на краешек лавки и стал слушать, о чем говорили мужики. Все обсуждали последние новости.

— Семен, — спросил один другого, — ты слышал, что вчера вечером в Адмиралтейской слободе была стрельба? Милиция пыталась задержать парня, а тот оказал вооруженное сопротивление. Люди говорят, что ему удалось ранить нескольких работников милиции.

— Задержали? — спросил Семен.

— Нет. Парень попал под машину и скончался на месте. Отчаянный, видно, был, — с сожалением произнес рассказчик и, потушив сигарету, вышел из комнаты.

Олег вышел из курилки и направился в здание управления. Он вошел в кабинет начальника отдела кадров и, взяв со стола чистый лист бумаги, написал заявление об увольнении с предприятия по собственному желанию.

Пока он писал, начальник отдела кадров вышел в соседний кабинет и позвонил директору предприятия. Последний попросил Олега зайти и объяснить такое неожиданное решение. Олег прошел по коридору и, постучав в дверь директора, вошел. По ходу разговора он придумал историю о том, что у него заболел родственник в Украине и ему необходимо срочно ехать туда.

Директор с большим сожалением подписал заявление и пожелал счастливого пути.

В тот же день Олег сдал свой автомобиль начальнику гаража, поехал на железнодорожный вокзал и купил билет до Москвы.

Из Москвы он уехал на Дальний Восток.

Свою небольшую комнату, доставшуюся по наследству после смерти родителей, он по дарственной отдал сестре.

Олег ехал уже более трех суток. Вдоль железной дороги стояли могучие девственные леса. Вдруг он быстро собрал вещи и вышел на небольшой сибирской станции.

Куда идти дальше — он не знал, до ближайшего населенного пункта, со слов кассира, было больше двадцати километров. Он сел на лавочку и стал ждать какой-нибудь попутный транспорт, чтобы доехать до любой близлежащей деревни.

Спустя два часа его терпение было вознаграждено. На станцию приехал местный лесник и стал ждать проходящий поезд. Увидев одиноко сидящего парня, лесник Иван Матвеев подсел к нему, чтобы как-то скоротать время. Матвеев поинтересовался, какими ветрами занесло сюда этого явно городского парня.

Олег рассказал, что недавно схоронил родителей, жить в квартире, где все напоминало о них, не смог, и поэтому решил уехать куда глаза глядят. Билет он взял до Владивостока, однако по непонятной ему самому причине вышел на этой Богом забытой станции и теперь не знает, куда идти и чем здесь можно заняться.

Матвеев направился к телеге и, порывшись в соломе, достал бутылку водки и сверток с закуской.

Когда бутылка была выпита, лесник предложил новому знакомому поехать с ним в поселок, где можно устроиться по его специальности — водителем на ферме.

Но Олег отказался.

— Дед, а нет ли какой работы в тайге, ну, например лесником или егерем?

— А ты сможешь прожить без радио и телевизора, ведь ты человек городской? — в свою очередь спросил Матвеев.

Получив утвердительный ответ, дед продолжил:

— Могу принять тебя помощником лесника, но зарплата маленькая, да и придется жить в такой глухомани, что до ближайшего поселка будет порядка двухсот километров.

Олег закивал и, взяв со скамейки свои пожитки, положил их в телегу.

Они вместе встретили поезд, где один из проводников передал Матвееву сверток, и они поехали в поселок.

Уже через неделю Олег был так далек от привычного ему мира, с его театрами, концертными залами, электричеством, транспортом, что найти его в этой безбрежной тайге было просто невозможно.

Здесь не пахло цивилизацией, и о ней можно было судить только по газетам, поступающим в поселок два раза в месяц.

Я сидел в кабинете заместителя министра внутренних дел республики и слушал крайне нелицеприятные для меня высказывания. Всю вину за провал операции по задержанию Баринова возложили на меня. Я не пытался оправдываться, так как хорошо понимал, что при всем раскладе виноват именно я один.

Можно легко догадаться, что Носов на себя ответственность не возьмет, и сейчас, отвернувшись от меня, он, как на партсобрании, хорошо поставленным голосом обвинял меня во всех смертных:

— Я как член партии не могу промолчать. Абрамов, являясь начальником отдела, самоустранился от проведения операции по задержанию столь опасного преступника. Он перепоручил ответственное задание, которое я ему дал, на своего сотрудника, у которого не оказалось достаточного опыта. Мне стыдно и больно слушать здесь оправдания Абрамова. Я как заместитель неоднократно обращал внимание начальника управления на работу этого подразделения, в том числе и на работу непосредственного начальника отдела Абрамова. Но меня никто не слышал, ни начальник управления, ни партийная организация. Результат этого глухого молчания — один сотрудник милиции ранен, двое получили серьезные телесные повреждения. Я считаю, что мы сейчас просто обязаны дать принципиальную оценку действиям Абрамова. Считаю также, что его необходимо снять с занимаемой должности и использовать с понижением в другом подразделении, не связанном с оперативной деятельностью.

Я присутствовал на совещании и был абсолютно подавлен этим выступлением. Начальник управления попытался что-то сказать в мое оправдание, но его попытку пресек заместитель министра.

Выслушав все претензии, я согласился, что захват был плохо организован и мог привести к летальным случаям, не только в отношении наших сотрудников, но и жителей микрорайона. Я заверил членов комиссии, что подобного больше не повторится, и я сам буду не только планировать подобные задержания, но и лично принимать в них участие.

Немного остыв, замминистра спросил меня, что нам известно о составе группы, в которую входил погибший. Я обрисовал всю ситуацию на данный момент и в заключение доложил, что нам неизвестны лица, которые могли входить в эту группу. Здесь мне пришлось вновь услышать то, что уже говорилось минут двадцать назад. Заместитель не скрывал того, что нас ожидает, если мы в ближайшее время не раскроем это преступление.

Мы сидели с начальником управления и молчали, каждый из нас по-своему переживал сказанное заместителем министра. Видно, устав от этих разговоров, он махнул рукой, и мы с ним покинули кабинет заместителя министра.

Я на тот момент действительно не знал, как выйти на других участников группы, так как проведенные нами мероприятия, в том числе и наблюдение за Бариновым, не выявили ни одной его реальной связи.

Те, с кем он общался, были в основном местными жителями, которые по заверению участковых инспекторов и зональных оперативников Кировского РОВД, не были способны на столь дерзкие преступления.

С другой стороны, спрятать или продать такой объем мехов и оставаться при этом незамеченным в Адмиралтейской слободе было просто невозможно.

Обдумывая все эти моменты, я пришел к выводу, что все остальные участники проживают в других районах Казани, и не исключено, что в районе меховой фабрики.

Утром следующего дня я собрал у себя личный состав отдела и попросил всех повторно проинформировать своих доверенных лиц. Были подготовлены и разосланы ориентировки с приметами предполагаемых преступников. Когда сотрудники разошлись, я попросил Стаса пригласить ко мне хозяина того самого сарая, в котором были обнаружены меха.

Стас взял мою служебную машину и поехал выполнять задание.

Ко мне в кабинет завели Вагапова. Его трудно было узнать, за несколько дней он заметно постарел. Волосы побелели, лицо осунулось и почернело.

Я протянул ему прижизненную и посмертную фотографии Андрея.

Он мельком взглянул и отвернулся. Пришел следователь и начал официальное опознание. Вагапов безошибочно указал на фото Баринова как на одного из преступников, совершивших нападение на машину. Посмертная фотография Андрея вызвала у него неподдельный ужас. Он закрыл лицо, и его тело затряслось от рыданий.