Их было всего девятьсот против шести тысяч. Но заметили их только тогда, когда первые шеренги хора вышли из зарослей и с шага перешли на мерный бег, разгоняясь для удара.

Правофланговая тысяча – «Багряные соколы» была смята и сметена буквально в несколько минут. Протасий видел это: слитный блеск синих клинков и редкие ответные всплески светлых. Конечно, не все попали под мечи, многие ушли сквозь ряды второй успевшей развернуться тысячи, «Молота неба», но поражение было полнейшим. Эх, если бы на этом бой кончался!..

В момент нападения «Молот» заканчивал развертывание из походной колонны в боевой клин. Теперь ему требовалось спешно поворачиваться фронтом направо, и исполнить это можно было единственным способом: повернуть направо каждого воина, оставляя его на том месте, где он стоял. Ничего сложного в этом нет, и такой разворот с последующим незначительным перестроением занимает какие-то секунды, но боеспособность такого фронта уже не та. Клин формируется послойно: в первых шеренгах идут молодые воины, способные к страшному выплеску сил в короткой схватке, – их задача врезаться во вражеский строй, нарушить его монолитность, – за ними неутомимые ветераны, умеющие методично, часами, вести сечу, – потом резерв из молодых, и, наконец, лучники, стреляющие на ходу через головы пехоты. Сейчас слои эти обнажились, как обнажаются годовые кольца спиленного бревна, – и в видимые опытному глазу бреши, вися на плечах у отходящих «Соколов», ударили мелиорцы – в упоении только что одержанной победой не чувствующие усталости.

Лучники успели выпустить по одной-две стрелы – и были изрублены почти все, открыв тем самым фланг строя. Хор Протасия, изогнувшись полудугой, со сказочной быстротой принялся сгрызать строй «Молота». Десятками падали славы – но сотнями гибли конкордийцы. Когда закачался и упал штандарт «Молота» – остатки тысячи попятились, а потом и побежали. Держались лишь ветераны, встав в каре и отходя медленно, прикрываясь щитами, угрожая длинными мечами. Десяток мелиорских лучников, держась за спинами хороборцев, с двадцати шагов всаживали в каре стрелу за стрелой...

Третью по счету тысячу конкордийский стратиг Андроник Левкой даже не пытался развернуть против нападавших, тут же дав сигнал к отступлению и указав направление: предполье линии обороны. Там под легкими охотничьими стрелами стратиотов тысяча «Песчаные львы» – развернулась, хоть и понеся потери, но соблюдя должный порядок строя. Было время для надлежащего разворота и у двух левофланговых тысяч: «Желтобородых» и «Маленьких великанов». Шестую, не полностью собравшуюся тысячу, «Железных котов», Левкой в бой за предместье вводить был не намерен и потому даже не вывел из лагеря. И сейчас они под командованием сотника Никандра спешно строились, чтобы в свою очередь ударить в открывшийся тыл наглого врага.

Остатки «Молота» и «Соколов» уходили в брешь между «Желтобородыми» и «Львами», попадая в объятия «Великанов», которые присоединяли их к себе, наращивая шеренги. Так что теперь против семисот славов стоял оборонительный заслон в два эшелона из трех с лишним тысяч пехотинцев, а в нескольких верстах сзади готовились к стремительному маршу и удару еще около шестисот бойцов.

Протасий обрушил удар в центр строя «Львов», стоявших по отношению к нему справа. «Желтобородые» под барабанный бой тут же медленно двинулись вперед, загибая свой правый фланг, чтобы охватить мелиорцев. Но раньше, чем они приблизились, славы взломали передние шеренги «Львов» и стали стремительно расширять брешь, разматывать ее в стороны. «Львы»ветераны эластично попятились, не разрывая линии, и только это спасло тысячу от полного разгрома...

Но славы уже устали. Два часа непрерывной жесточайшей сечи со сменяющимся противником сожгли весь запас сил, что еще оставались после пяти дней стычек, бросков и сегодняшнего ночного марша. Рука, уже не ощущая ничего, падала бессильно. Отупение от запаха чужой и своей крови не позволяло уже видеть хоть что-нибудь кроме того, что непосредственно перед глазами. Почти все, остающиеся на ногах, были многократно ранены. И когда «Желтобородые» обрушились с фланга, славы дрогнули.

Но еще четверть часа они стояли на месте, держа удар. И только потом медленно-медленно стали подаваться назад и вправо, в сторону траншеи.

Подоспели «Маленькие великаны». Теперь хор едва ли триста человек – пятился, охваченный подковой десятикратно превосходящего противника. Каждые две минуты конкордийские барабаны били резкую дробь, и воины передней шеренги отступали в глубь своего строя, освобождая место свежему бойцу. Славы бились бессменно. Они намеренно стесняли свои ряды, вынуждая и противника делать это, тем самым немного уменьшая его преимущество: биться свежим против усталых, – и каким-то чудом все еще не позволяли прямо прижать себя к траншее, как бы скользя под углом к ней – и все же неумолимо приближаясь, приближаясь...

Протасий наблюдал агонию хора, сидя на коне. Остальные кони с замотанными мордами лежали позади него в невысоких зарослях, и азахи, которым запрещено было подниматься с корточек или колен под страхом немедленного укорочения, молча смотрели, на него, пытаясь по выражению лица и по позе догадаться – скоро ли? А Протасий ждал. Он наметил взглядом крошечный ручеек, песчаную с яркими пятнами свежей травы полоску, – и только когда ее скрыли серые сапоги и желто-красные спины конкордийских пехотинцев, Протасий вынул кривой меч и воздел над головой.

Азахи подняли коней в галоп с места.

Не так уж много их было – триста шестьдесят. Но совершенно все изменилось от одновременного высверка этих нескольких сот синих клинков...

Конкордийцы побежали сразу. Сразу все. Никто и помыслить не мог остановиться, выстрелить, задержать товарищей. Началось самое страшное, что бывает на войне: сосредоточенная рубка бегущих.

Подоспевших было к схватке «Железных котов» опрокинули и увлекли. Кое-кто из них пытался было занять оборону, и это были единственные попытки сопротивления, ни на что уже не влиявшие, – их обходили, окружали, расстреливали в упор из седельных луков – и неудержимо неслись дальше...