лишь треть древка торчало из каменной стены, а глянцевое пятно вокруг судорожно дергалось и сокращалось, окрашиваясь черным и алым... Выстрелила Живана. Что-то невидимое тонко завизжало в темном углу.
– Зосрачь богоми! – Гетан тонким кривым мечом рубанул по пузырю, вспухшему рядом с дверью. – Что же это...
– Девки, вперед! – крикнул Азар. – А то перебьют наших стратигов!.. как слепых котят... Ксантия успела натянуть сапожки, Живана бежала босиком. все – рядом.
За углом. В пяти шагах. Выйти и войти. Пыльный вихорек через двор, свист стрелы – и что-то большое, больше волка, с воплем боли и ужаса укатывается под забор в крапивы. Хрип.
Дальше. За угол.
Мертвый азах, мертвый азах, мертвый солдат. Разворочена грудь.
Дальше.
Бег во сне. Или в воде.
Дрожь, сотрясающая не тело – самою душу. Неслышимый скрежет.
Высокое крыльцо. По ступеням еще шевелящиеся... кто? или что? Будто большие комки водорослей, выброшенные на берег штормом...
В сенях еще один мертвый солдат, поперек его – мертвый зверь. Дверь в комнаты распахнута.
Там – чародей Эфрон, раскинув руки, стоит у стены. Его поддерживают справа и слева, а конкордийский сотник коротким копьем брезгливо тычет во что-то возле двери, под стеной... тычет и отскакивает. Стряхивает с лица алые брызги.
– Успел чародей... – шепчет Ксантия.
Чародей успел. Тут и там из стены свисают те, похожие на комки водорослей. Вмерзшие теперь в камень.
– Это мы, – Гетан.
Сотник кивает. Кажется, не в силах говорить.
– Надо усилить посты, – слова Гетана падают, словно камни в глубокую бочку. – Сотник Урия...
– Д-да. Сейч-час.
Он поворачивается и уходит вглубь комнат, и там слышится невнятная речь.
– Останетесь здесь, – говорит Гетан лучницам. – Даже будут гнать – не уходите. Ясно?
– Ясно... – это Ксантия.
Живана молча натягивает повязку на пустую глазницу.
Чародея отводят на лавку. Он садится и откидывается, тяжело дыша.
Гетан поворачивается и уходит. На пороге спотыкается, словно забыл что-то... нет. Бежит дальше.
Надо усилить посты... Две вороны проносятся над самой землей, взмывают над забором и пропадают.
– Ко... мандуй... – выкашлял Левкой. – Аггей... поможет...
Он стоял на коленях, держась за грудь, и исходил рвотой. Кажется, одно из чудовищ зацепило его. На какой-то миг Протасий замешкался. Но в комнаты уже вбегали лекарь и адъютанты.
Высокий тысячник с костистым лицом стоял у входа. Аггей Полит, начальник штаба. Один из немногих выживших в сече у предместий Порт-Ирина...
– В вашем распоряжении, стратиг, – он щелкнул каблуками.
– Идемте на крышу.
Над высокой коньковой крышей возвышалась еще и башенка, так что вид открывался знатный.
– Где они могут укрываться? – спросил Протасий.
– Скорее всего, за речкой, вон в той дубраве, – показал Полит. – Там можно спрятать десять тысяч конных. Другое дело, что атаковать они не смогут... хотя речка и мелкая, но то, что кажется прибрежным лугом в излучине, на самом деле топкое болото. Они могут этого не знать...
– ...или знать тропы. А еще какое место?
– Овраги. Вернее, бывшие русла. Их два. Вон там и вон там. Кустарник и редколесье. Конным не спрятаться – да и не пройти, очень сыпучие и крутые склоны. Только пехота россыпью.
– Пехота россыпью. Какие у вас силы?
– У вас, стратиг. Две полные сотни гвардии и сорок всадников. И...
– И тридцать моих. Понятно...
Он зажмурился, пытаясь сообразить... а не найдется ли неожиданного хода, происходящего из самих обстоятельств? Враг то ли справа, то ли слева, численность неясна, позади река и болото, уходить – значит, обречь на гибель всю эту деревню... и нет времени ни на что.
Это понимание... что времени нет, что атака начнется вот-вот – было ясным и четким.
– Всем – на базарную площадь, – скомандовал Протасий. – Включая тех, что в караулах.
– Понял, – кивнул Полит. В глазах его Протасию померещилась усмешка.
Биться на улицах издревле считалось дурным тоном. Но на мнение штабных лощеных офицеров Протасию всегда было наплевать.
Крайны накатились и откатились, унося убитых. Это они молодцы, подумал Азар, пытаясь стереть пот со лба кольчужным оручием. Тут им в доблести не откажешь...
Он бился вместе со стражниками Гетана, оборотясь к короткой боковой уличке, ведущей от базарной площади к малому общественному току. Во времена, когда молотьба кончалась, там каждый вечер устраивали представления. Деревня не имела своего театра, и не потому, что азахи презирали комедиантов – такое говорили про них зря, – а просто как-то не сложилось. В душе любой азах оставался кочевником... Будучи помоложе, Азар мог бы вызвать на перепляс любого, даже городского танцора. Последние годы он только пел. У него оказался неожиданно выразительный баритон.
Оглядываясь, он видел башенку своего дома – строил сам, своими руками, терпя смешки соседей, – и на ней – стратига Протасия и двух девочек-лучниц. Не знаю, как дело обернется, подумал он неожиданно и ожесточенно, а вот если уцелеем, возьму эту черненькую одноглазую в дочки... Когда он оглянулся в очередной раз, Протасия на башенке не было.
Только девочки.
Значит, сейчас начнется...
Какой-то общий выдох пронесся над союзниками. Азар стоял с краю и не сразу увидел то, что видели солдаты, развернутые фронтом к главной улице, широкой главной улице азашьей деревни.
Крайны приближались; но их даже не было видно за спинами жителей...
– Не стрелять! – зачем-то крикнул тысячник Аггей Полит.
Кто бы смел выстрелить...
– Гетан! – шепотом (иначе почему-то не мог) позвал Азар. – Дай мне пятерых.
Тот, не оборачиваясь, покачал головой.
– Тогда я сам... Он пригнулся и бросился бежать к своему дому – за спинами стоящих.
Потом он услышал догоняющие шаги. Двое.
– Гетан послал?
– Да... Двоих мало, подумал он. А я что-то хотел суметь в одиночку?..
Три пушки – малость поменьше тех, что делал слав Алексей, и не из лиственницы, а из граба, – сохли сейчас под застрехой. Пусть до корыта с колесами руки так и не дошли... но Азару пришла в голову одна хорошая мысль.
