Ждать пришлось не особенно долго. Час или даже меньше. Я думал, что смогу услышать пьяные шаги господина Бестужева в коридоре, но ошибся из-за того, что он шел абсолютно спокойно, не спотыкаясь и не шаркая ногами. Быстро проспался, однако.

Дверь к девушке была ближе к его купе, чем моя, и он не стал идти ко мне, а сразу начал ломиться к ней.

— Открывай! –я услышал крик и грохот ударов по двери. — Открывай, хуже будет!

Я вылетел в коридор. Граф Бестужев, похожий на упыря из-за красной от крови морды, дергал ручку купе. А в руке у него был нож. Не какой-нибудь кухонный, а настоящий тесак.

— Вот ты где, — прорычал он. — Сейчас ты умрешь.

И бросился на меня.

Если бы он попытался ткнуть меня ножом, то мое положение стало бы аховым, тем более что я в мудрости своей снял куртку из непробиваемой шкуры и повесил ее на вешалку. Но граф решил широким движением снести мне голову, поэтому я успел уклониться вниз, и лезвие со звоном врезалось в стену.

А потом я, еще до конца не выпрямившись, ударил ногой ему в лицо. Места для такого удара было мало, и моя нога в тяжелом ботинке попала графу не в подбородок, как я рассчитывал, в ниже, в кадык.

Граф упал на спину, схватился за горло, что-то прохрипел и замер.

Я оглянулся. По обеим сторонам коридора толпились люди. Были все — и те, кого я видел в вагоне-ресторане, и другие. Все, кроме девушки.

Проводник подошел к лежащему и проверил его пульс.

— Прошу всех сохранять спокойствие. Граф Бестужев мертв, — сообщил он нам.

Ко мне подошел старичок-профессор и пожал мне руку.

— Не бойтесь. Мы видели то, что произошло. Вы поступили правильно — защитили девушку и свою жизнь. Убивать его вы не хотели, и в случившемся виноват только он сам. Мы все будем свидетельствовать за вас. Правильно?

Последняя фраза была обращена ко всем собравшимся. В ответ послышались слова «правильно», «конечно» и прочее.

— А ловко вы его… ногой-то… — с некоторым восхищением сказал профессор. — Наверное, учились в Японии?

— Совсем немного, — скромно ответил я.

Проводник накрыл простыней лежащее тело, со словами «надо поговорить» заволок меня в мое купе и закрыл дверь.

— На ближайшей станции мы вызовем полицию. Следователь придет, нарисует схему места происшествия, опросит всех свидетелей, а потом вынесет постановление об отказе в возбуждении уголовного дела, потому что была самооборона. Полиции не привыкать. Люди ездят разные, в дороге всякое случается. Не припомню ни одной поездки, чтоб в зеленых или серых вагонах обошлось без поножовщины!

— Хорошо, если так.

— Но все-таки надо немного помочь полиции. Зарплата у них маленькая, работают сутками.

— И сколько же?

— Рублей двести, думаю хватит.

Я опять выложил деньги. Черт побери, дорожные расходы превышают запланированные. Если каждый день кого-то убивать, то денег точно не хватит. Шутка мрачная, но актуальная.

Проводник, почти не скрывая счастливой физиономии, ушел, я закрыл дверь и снова принялся смотреть в окно. Интересно, он хоть что-то даст полицейским или все оставит себе, а они не возбудят уголовное дело и без денег, потому что и так ясно, что это была самооборона?

Тут в дверь постучали.

Жена убитого графа. Лицо бледное, глаза заплаканные.

— Заходите, пожалуйста.

Она села на стол, посмотрела на меня.

— Он бы убил меня сегодня.

Я помолчал, затем ответил.

— Теперь не убьет

— Я Вера, — сказала она.

— Александр.

— Давайте поговорим попозже, — предложила она. — Я все еще не могу прийти в себя.

— Да, конечно.

Она ушла, я повернулся к окну и увидел приближающуюся станцию, очень похожую на ту, где я садился в поезд.

Вагоны остановились. На перрон выскочил мой проводник, забежал в здание вокзала и через десять минут вернулся в сопровождении полиции — крупного усатого дядьки, вылитого околоточного, и хрупкой девушки с чемоданом в офицерском кителе. Видимо, она и есть следователь.

Я оказался прав. Усатый полицейский просто сопровождал ее, а она, достав из портфеля фотоаппарат с магниевой вспышкой, сфотографировала лежащее тело и за час опросила всех свидетелей. Потом в вагон пришли два носильщика и останки графа были унесены.

— Не волнуйтесь, — сказала госпожа следовательша мне на прощанье. — Я лишь полгода в полиции, но тут все очевидно. Самооборона, и ее подтверждают все, кто был в вагоне. Надо было грохнуть его еще в ресторане!

Никаких денег ей проводник не отдавал, понял я. Не похожа она на взяточницу. Ладно, Серега, я тебе это припомню.

Больше до темноты не происходило ничего, но когда жизнь в вагоне затихла, я услышал снова стук в дверь

Вера.

Она села на диван, и снова с минуту смотрела на меня.

— Мне страшно, — проговорила она, — я не знаю, что будет дальше.

Я хотел что-то сказать, но она покачала головой.

А потом начала расстегивать платье.

Утром Вера вышла на станции. Ее встречала целая делегация родственников — человек десять, не меньше. Большой печали на их лицах я не заметил. Похоже, что граф Бестужев при жизни достал всех. У здания вокзала стояли два автомобиля, и через несколько минут они увезли Веру со всей ее родней, прислугой и чемоданами.

Я вышел на перрон размяться, но, погуляв совсем немного, вернулся обратно. Недавно прошел дождь, всюду грязь… мрачно!

До обеда ехали без остановок. Дальше был городок, небольшой, но уже действительно город, поодаль маячили крыши домов в несколько этажей, и вокзал оказался не безлюден — там были все, и пассажиры, и попрошайки, и дорожные рабочие, а затем я увидел целую полицейскую делегация.

Около десяти человек, и все, кроме одного парня, в зеленых мундирах. Только одна женщина, зато несколько городовых, и они явно присутствовали для охраны — револьверные кобуры расстегнуты, а у один даже держал «наган» в руке.

Первая мысль — не за мной ли? Нет, отправились к дальним, «серым» вагонам, предназначенным для небогатой публики. Стало интересно, и я вылез на улицу. Около входа в вагон стоял мрачный Сергей в компании еще двух проводников.

— Что случилось?

— Убийство в последнем вагоне, — махнул рукой Сергей. — И не простое. Ритуальное. От тела уже сожрали кусок.

— И кто это сделал?

— Неизвестно. В тех вагонах ездят одни крестьяне, рабочие, бродяги… — Сергей брезгливо поморщился. — Даже слегка приличные люди там не появляются. Проводники заходят только на станциях, непременно с солдатами, потому как опасно. Проверяют документы и высаживают безбилетников, а потом закрывают двери, и в вагоне может происходить все что угодно. Оно и происходит: люди пьют, горланят песни, дерутся, а то и режут друг друга. Но чтоб людоеды… — он покачал головой, — я двадцать лет на железной дороге, но такого еще не видел…

— В открытую, что ли, убит? — спросил я.

— Нет! В вагоне есть купе проводника — хотя проводник там не появляется. Оно закрыто и там лежит уголь…, но у кого-то был ключ. Тело на груде угля и обнаружили. Больше я ничего не знаю, не мое это дело. Но убил кто-то из «серого» вагона, больше некому. Если вам так интересно, сходите сами. Может, полиция расскажет больше.

Наверное, так и сделаю, подумал я, и отправился в дальний конец поезда.

Господа полицейские встретили меня поначалу неприветливо.

— Кто вы? — нахмурился тип из охраны, — посторонним здесь не положено!

— Пассажир третьего вагона, — ответил я, — пришел спросить, могу ли чем-то помочь.

Услышав о том, что я из вагона первого класса, полицейский сделал лицо гораздо дружелюбнее. Первым классом ездят только богатые и влиятельные, с ними лучше не ссориться.

— Не знаю, — он развел руками, — моя работа стоять в оцеплении, не пускать посторонних и стрелять, ежели кто решит убечь… вам надо у наших главных спросить.

— И кто главный?

— А вон, следователь, Алексей Палыч. Который самый важный, тот и самый главный.