Конец песни странствия
Потомок гордых самураев,
Прославленных стрелков из лука,
Ёсаку в эту ночь
Решил расстаться с жизнью…
И, спрыгнув на плотину, он надежно
К стволу сосны
Привязывает повод с
Усталого коня.
Стряхнув росу,
Он раздвигает заросли бамбука
И подзывает грустную подругу.
Глядит — сквозь влагу слез —
в глаза Коман
И за руки
Ведет ее в глубь чащи.
— Сюда! Скорей!.. Подумай, Коман: тебе двадцать один год, мне — тридцать один! Вместе нам всего пятьдесят два года. Это и для одного человека не очень-то долгая жизнь!
Любимая!.. Сейчас тебя убью…
О, если хочешь,
Сердце облегчи
В последние мгновения. Скажи,
Что тяготит тебя?..
— О, что ты! Разве у женщины, готовой умереть вместе со своим любимым, может еще остаться в душе сожаление о нашем бренном мире?
И все же —
Гнетет мне сердце тяжкий камень.
Хотя… теперь…
Былого не вернешь.
Она не досказала. Но Ёсаку
Спешит ее прервать:
— К чему печаль?
О чем заботиться?
Забудь про все земное!
Пока мы дышим, нас влекут вперед
Шесть наших чувств
[320].
Желаньям нет предела.
Отбрось заботы и забудь стремленья
Земные.
Не печалься!
Изгони
Из памяти все горестные думы.
Освободись
Из сети вожделений,
Из невода земных забот. Должны
Мы вырваться
Из их круговорота.
Жизнь! Смерть! Не все ль равно?
Когда-нибудь
И мы к воротам подойдем Нирваны!
[321]..
Поверь, мне тоже хочется поведать тебе тысячи тысяч моих дум. Но я отрываю их от себя — и бросаю прочь!
Впрочем… Одна моя ошибка… Только вспомню — и дрожь берет!
В ящике, который я передал тебе на сохраненье… там остался свиток. На нем начертаны имена моих предков, перечислены их владения, их подвиги во многих битвах. После моей смерти люди найдут этот свиток. И они будут не только меня клеймить позором, но и бесчестить имя моего рода. Вот что терзает меня…
Довольно!
Оставим это… О, какая скорбь!
Как тяжко мне;
Мой сын, Ёносукэ,
Погибнет утром, так и не узнав,
Что я его отец.
Его зарубят.
За что?
Чем согрешил он?
Он умрет.
Его погубит преданность отцу,
К которому он потянулся сердцем.
О, горе!..
Ведь это я, я виноват во всем!
Я не отец его,
Я враг ему!
Великий грех —
Убить родного сына:
Вот что кромсает душу! —
Он, рыдая,
Упал ничком на землю.
— О!.. Ты плачешь?
А мне ты запрещаешь говорить?
Нет, я молчать не в силах. Мой отец,
Несчастный мой отец!..
Он старик. А единственная его дочь сойдет в могилу раньше его самого. Я умру — и никто на всем свете, никто ему не поможет…
— Какая грусть!
Не в силах мы отбросить,
Как шелуху, земные наши чувства,
Забыть любимых.
Мы обречены
За гробом странствовать
Вдали от рая.
О, мы забыть не можем:
Я о сыне,
Ты об отце.
Не можем удержать
Горючих слез…
Хотя бы нам пришлось
Упасть на дно пылающего ада!
— Ты прав! Ты прав!
Не в силах изменить
Мы наши думы и забыть о близких!
Так — в жалобах,
В стенаньях — изольем
Все, что томит нас,
Все, что нас терзает!
Я не могу забыть
Судьбу отца.
Не можешь ты забыть
О казни сына.
Пусть нас за это адом наградят!
Они, обнявшись, плачут.
Голос ветра
С полей Тоёку
Вторит их рыданьям.
— Смотри туда, Коман!
Огни! Огни!
Ты видишь? Скороходы с фонарями!
Куда они бегут?
Мы слишком близко стоим к дороге. Отойдем в глубь чащи. Нужно выбрать другое место для нашей смерти!
Они отходят
В глубь зарослей лесных.
А мимо пробегают скороходы
С большими фонарями, обливаясь
Обильным потом,
И кричат друг другу:
— Скорей, скорей!
Нам надо торопиться!
Почтенная кормилица, конечно,
Нас наградит!
В святилище Исэ
По настоянию ее должны
Исполнить поутру священный танец
С молебствием.
Нельзя нам опоздать!
Успеем до рассвета! Э!
Вперед! Нас ждет богатая награда!
Их крики затихают вдалеке…
Ёсаку
Со вздохом говорит:
— Коман! Как ты думаешь? Чья это может быть кормилица? Верно, ребенок, которого она кормит грудью, тяжко занемог. Вот она и молит богов о его спасении. А мы обрекаем на бесполезную гибель две наши жизни. О, если бы мы могли отдать их в обмен на жизнь этого ребенка!
Коман сквозь слезы
С ним соглашается:
— О, я была бы счастлива умереть во спасение ребенка… Но не ради чужого, нет! Ради твоего мальчика, твоего сына, которого казнят на рассвете. О, я согласна пойти на любую пытку, на любую казнь; пусть меня изрубят на мелкие части всю, с головы до ног… Пусть погибнет моя душа, лишь бы спасти его!
