Лучше оставь свое добро, следуй за бедным иноком по стезе аскетов! Ты был жаден и корыстолюбив, Лю Цзюнь-цзо, а в монашеской келье ты станешь выше правды и лжи.

Лю.Довольно, довольно! Когда я побратался с Лю Цзюнь-ю, на сердце стало так радостно! А потом я из-за связки монет убил человека, другого чуть не убил, заподозрив в блуде. А ведь это было всего лишь видение… Брат, я вручаю тебе свой дом и все свое добро, нежную жену и малых детей… Хорошенько приглядывай за сыном и дочерью! Я же вслед за наставником пойду в монастырь. Довольно, довольно!

(Поет.)

Заключительная ария

О прошлых рожденьях, о будущих
буду я говорить,
о жизни, подобной сну.
Семь чашек чая выпив, "под мышками
почувствую весну".
Я полагаю, что вовсе
не прихвастну,
Если скажу — я богач, какие
были лишь в старину.
И вот с бедняком я пить готов
и хвалу возносить вину,
Выпить с бездельником чашку чая
тоже не премину.
Смеюсь над скупцом я — у собственных прибылей
он в плену,
Он склонен нарушить закон, но не склонен
свою осознать вину.
Спасибо, учитель, ты мне открыл
учения глубину.
Свое имущество я раздам
и спокойно вздохну.
Поручаю брату своих детей,
а равно — и жену.
Спасибо брату, спасибо ему,
доброму опекуну.
Отныне не буду я без конца
перетряхать мошну,
В дальних горах успокою сердце,
стану вкушать тишину
И сквозь окошко монашеской кельи
чистую зрить луну.

Монах.Повторяй имя Будды!

Лю.Повинуюсь, наставник! Каждый день буду повторять: Намо Эмитофо!

(Продолжает петь.)

Я стану выше истин и лжи,

я радоваться начну!

(Уходит.)

Монах.Итак, Лю Цзюнь-цзо было явлено новое чудо, и вот он решился бросить все свое имущество и пойти за мной в обитель Юэлинь. Там я открою ему учение Большой колесницы. (Уходит.)

Действие третье

"Вай" в роли настоятеля входит, декламирует:

Счастье, даримое Небом,
множат мои слова.
Светоч Будды в себе ношу,
благой закон божества,
С тех пор как ряса — одежда моя,
как смиренным монахом стал,
Но связь между мной и миром земным
и поныне жива.

Я — бедный инок Дин-хуай, настоятель бяньлянской обители Юэлинь. Как говорит нам учение Будды, некогда единая субстанция разделилась и дала начало трем мирам [148]. Затем возникли четыре вида живых тварей, а в них — исток всего великого множества превращений. Бесконечной чередой шли годы, но, не умея познать свою истинную природу, все существа жили и умирали бессмысленно — будто муравьи, крутящиеся на жернове, будто попавшие в клетку птицы. Женщины превращались после смерти в мужчин, мужчины опять в женщин, люди в овец, овцы снова в людей — меняли обличье, как одежду. Умные создания должны стараться вырваться из этой сети. Но не просто снова переродиться в человека, трудно обрести учение Будды… Скорее же вставайте на стезю благочестия, остерегайтесь путей зла. Двадцать восемь патриархов [149]несли с Запада слово Будды. Первым после них стал патриархом учитель До-мо, вторым — Хуай-кэ, третьим — Сэн-цань, четвертым — Дао-синь, пятым — Хун-жэнь, шестым — Хуай-нэн. Всего у нас тридцать шесть патриархов, пять сект и пять школ… Какие это пять сект? Линьцзи, Юньмэнь, Цаоси, Фаянь, Вэйшань. Какие пять школ? Наньшань, Цыэнь, Тяньтай, Сюаньшоу и Бими. Таковы правильные названия пяти сект и пяти школ.

(Произносит гатху.)

Подвизаться в учении —
все равно, что крепость стеречь.
Днем — "шесть разбойников" нас гнетут,
да и ночью — не вздумай лечь.
Но вот полководец
отдает разумный приказ —
И нерушимого мира годы наступят,
отдохнет и копье и меч.

Наш Будда явил мне свою волю. Здесь обретается некий Лю Цзюнь-цзо, человек, от природы корыстолюбивый, любивший богатство и знатность и не хотевший идти по стезе благочестия. Но Будда просветил его, научил читать сутры и молитвы, погружаться в созерцание. Что-то его все не видно. Лю Цзюнь-цзо, ты забыл о своем уроке!

Лю (входит). Намо Эмитофо! Я, Лю Цзюнь-цзо, последовав за наставником в монастырь, каждый день читаю сутры и молитвы. Наставник велел старшему из своих учеников следить за моим благочестием. Как только он видит, что меня посетили суетные мысли, он бьет меня. Пора мне идти к нему. (Является к настоятелю.)

Настоятель.Лю Цзюнь-цзо, по велению наставника я помогаю тебе очистить сердце и избавиться от желаний, соблюдать заповеди и поститься, не подпускать к себе суетные мысли. Если же они придут, ты получишь пятьдесят ударов бамбуком. Ты должен все стерпеть. Слышишь — терпение превыше всего.

(Произносит гатху.)

Знак "терпе [150]ние" у тебя на руке —
ты постиг ли, что он такое?
Если будешь терпеть весь век —
пребудешь в чистоте и покое,
Почаще о знаке "терпение",
говорю тебе, вспоминай —
Бессмертье и молодость обретешь,
отвергнувши все мирское.

Повторяй имя Будды! Терпи! (Засыпает.)

Лю.Да, я терплю. Намо Эмитофо! Он заснул. Эх, Лю Цзюнь-цзо, ты загорелся, последовал за наставником в эту обитель, твердишь имя Будды. Да только рот твердит имя Будды, а сердце думает о миллионном богатстве, тобой оставленном, — как-то оно там?

Настоятель (гневно). Тьфу, какие миллионные богатства могут быть в месте благочестивых размышлений? Верно говорят: ничего нельзя постоянно носить с собой, кроме своей кармы. Наставник велел тебе сидеть, погрузившись в созерцание, взбодрить свой дух, разобраться во всем до конца, отгоняя вздорные мечтания. Нужно собрать свои мысли воедино, стать похожим на больного, не замечающего вкуса пищи, которую ест, и чая, который пьет. Нужно уподобиться безумному и пьяному, не различать, где восток и запад, не знать, где север и юг. Сумеешь достичь этого — расцветет цветок твоего сердца, откроется твоя истинная природа и ты незаметно достигнешь скрещения путей жизни и смерти. Жизнь и смерть для каждого — самое важное, а конец быстро приближается. Пусть десятеро взбираются на гору, все равно каждый должен сам напрягать силы.

(Произносит гатху.)

Все люди видят сны,
монахи ли, миряне.
Изменчивых тысячи обликов
возникают, тонут в тумане.
А проснешься и поразмыслишь
над тем, что приснилось тебе, —
Поймешь — это сердце твое блуждает
в неведенье, в незнанье.
Погрузись в созерцанье, забудь о своей
сердечной ране,
И покоем проникнешься ты
у нас в глухомани.
Прими обет благочестия,
и, поверь мне, тогда
Истинною стезей
придешь ты прямо к нирване.