Стоя перед изрядно поредевшими рядами измученных и усталых солдат, Фиррина чувствовала себя страшно маленькой и уязвимой, но дружинники уже убедились, что она — сильный воин, и безоговорочно доверяли ее военному чутью. Многие даже заозирались по сторонам, высматривая среди деревьев солдат Дубового короля. Несколько минут принцесса молчала. Враги вдруг заулюлюкали, и Фиррине показалось, что они издеваются над ней, особенно когда до нее донесся злорадный смех. Но тут налетел ветер, завыл в голых кронах и стих. И так же, как после призыва Оскана, на лес опустилась зловещая тишина.
Кассий Бронт занял место во главе своих воинов — он желал лично захватить в плен принцессу. Это был его шанс круто изменить свою судьбу к лучшему, и он не собирался уступать его каким-то суеверным невеждам. Командир махнул горнисту, и тот дал сигнал к атаке.
Все воины Кассия Бронта ринулись в наступление. Конница ураганом неслась вверх по холму, прямо на замершие в отчаянной готовности ряды айсмаркских солдат. Но над цокотом копыт вознесся голос Фиррины, выкрикивавшей боевой клич Линденшильдов:
— Кровь! Смерть! Пламя! Кровь! Смерть! Пламя! Держите строй, воины Айсмарка!
И солдаты ответили ей яростным хором:
— ВОН! Вон! Вон! ВОН! Вон! Вон! ВОН! Вон! Вон!
Враги сошлись, и вновь лес огласили грохот и звон щитов, выстрелы пистолей. Стена из щитов опасно прогнулась, и Фиррина крикнула, чтобы солдаты держали строй. И тут в неблагозвучную песнь клинков и пуль вмешался новый звук, которого никто из враждующих прежде не слышал. Он был похож на рев горной лавины, и с каждым мигом становился все громче. Дико заржали перепуганные кони. Фиррина застыла в изумлении: казалось, сами деревья надвигались со всех сторон, зажимая конницу в клещи, — это подоспели дубовые солдаты! С ликующими криками дружинники восстановили строй и принялись с удвоенным рвением рубить имперцев и стаскивать их с лошадей.
Кассий Бронт в страхе вертел головой. Не может быть! Деревья не могут сражаться! Деревья, пусть даже они выглядят как солдаты, не могут атаковать его конницу! Нет, такое совершенно невозможно. Однако это происходило на самом деле. Имперцев теснили с обоих флангов. Осознав опасность, командир приказал отвести войска, и горнист тут же протрубил сигнал, едва не потонувший в шуме битвы. Но, развернувшись, всадники поняли, что путь к отступлению отрезан: дорогу преградили диковинные деревянные солдаты.
Фиррина не стала терять ни минуты и с боевым кличем Айсмарка повела своих дружинников в атаку — надо было добить загнанную в ловушку конницу врага. Имперцы сражались яростно и в то же время сдержанно, поскольку были приучены не давать себе воли. Прошло больше получаса, а они все еще держали оборону против объединившихся солдат Айсмарка и Дубового короля.
Кассий Бронт уже напрочь забыл о своих честолюбивых планах. Все, о чем он мечтал теперь, — вывести из битвы хоть горстку своих солдат. Если бы это происходило не с ним, он бы нашел забавной случившуюся с ним перемену: еще два часа назад он не сомневался в победе, а теперь всего лишь хотел остаться в живых. Но у Бронта не было времени размышлять над иронией судьбы. Он хрипло прокаркал последний безнадежный приказ, и солдаты открыли непрерывный огонь из пистолей. Он решил бросить своих всадников в последний бой против того вражеского отряда, который сильнее всего пострадал во время предыдущих атак. Но Фиррина как будто прочитала его мысли, и ее дружинники приготовились дать отпор.
Отчаяние придало имперцам решимости, они навалились на ряды северян, словно отточенный убийственный механизм. Стена щитов прогнулась назад, превратившись в подобие натянутого лука. Но посреди дороги гордо стояла огненноволосая Фиррина Фрир Дикая Северная Кошка из рода Линденшильда Крепкая Рука, и ее неугасимая воля к победе не давала дружинникам отступать. Ее пронзительный голос разносился над кровавым побоищем, словно хищный крик ястреба, — и солдаты вновь и вновь находили в себе силы, отвечая на призыв держать ряды и не сдаваться. Топор ее был покрыт зазубринами, щит испещрен отметинами вражеских сабель, но она не отступала ни на шаг, и вместе с ней держались ее воины.
И тут по рядам всадников пронесся сначала горестный вздох, а потом и отчаянные крики: Кассий Бронт пал. Его изнуренная лошадь оступилась, он выпал из седла, и его тут же изрубили в куски. Дружинники-северяне радостно взревели и ринулись в ответное наступление. На этот раз имперской коннице не удалось устоять, ее воины пали духом и потеряли последнюю надежду.
И все-таки еще час имперцы сражались с Фирриной и ее союзниками. К концу битвы оставшиеся в живых захватчики спешились и выстроились в оборонительный квадрат. Пули у них давно закончились, но солдаты Полипонта стояли плечом к плечу и продолжали биться на мечах и саблях, защищая свой штандарт до последней капли крови.
Трижды Фиррина предлагала им сдаться, и каждый раз они отвечали отказом. Солдаты империи никогда не капитулируют. И вот, когда последние лучи зимнего заката озарили нагие деревья розовато-золотистым сиянием, пал последний имперец, и боевое знамя Полипонта оказалось в руках Айсмарка.
Дружинники и солдаты Дубового короля отступили назад, оглядываясь по сторонам в поисках выживших врагов, но больше никого не осталось. Тогда Фиррина сняла шлем, прислонила к ногам щит и на мгновение позволила себе превратиться в обычную четырнадцатилетнюю девочку. Она всхлипывала, оплакивая мертвых вокруг и горькую участь людей, которым пришлось покинуть свои дома среди суровой айсмаркской зимы, и юного имперского воина, лежащего у ее ног. Боевой топор Фиррины глубоко вонзился ему в шею, и юноша истек кровью.
А пока она оплакивала павших и обездоленных, строй стальных серых облаков затянул небо, и первые белые хлопья закружились в воздухе. Снег падал и падал, укутывая саваном тела, чтобы спрятать их от людских глаз на долгие месяцы.
Глава 11
Первая снежная буря в этом году выдохлась еще ночью, и на рассвете солнечные лучи заиграли на нетронутом снежном покрывале. На фоне морозной и бодрящей белизны нового дня жители Фростмарриса казались совсем измученными, грязными и оборванными, но метель утихла, и люди немного повеселели. Наконец-то выпал снег, и теперь они могли надеяться, что беды, накликанные дурным предзнаменованием, обойдут их стороной.
Вскоре Оскан и Маггиор, ехавшие во главе каравана, заметили, что лес начал редеть, и к полудню беженцы вышли на опушку. Перед ними простиралась широкая заснеженная равнина, сверкающая под зимним солнцем, словно поле, посыпанное стеклянной крошкой. Дорога едва просматривалась узкой впадиной среди пушистых дюн. Еще одна метель — и отыскать колею до прихода весеннего тепла станет и вовсе невозможно.
Беженцы постояли, любуясь прекрасным видом, и снова побрели дальше.
Маггиор обернулся в седле, окинул взглядом вереницу людей и повозок и как бы невзначай спросил Оскана:
— Разве тебе не хочется вернуться и посмотреть, как там дела у принцессы?
Юноша улыбнулся.
— Нет. Я знаю, что с ней все в порядке. Она одержала свою первую настоящую победу и доказала самой себе, что она — прирожденный воин. Мы-то и раньше в этом не сомневались. А возвращаться… Не хватало еще, чтобы она устроила мне разнос за то, что я оставил людей на милость природы. Ее же не волнует, что до новой метели не меньше двух дней.
— Да, ты прав, — рассеянно ответил ученый, уже думая о другом.
Фиррина победила, и при этом до следующего снегопада еще два дня, а то и больше! А это значит… Это значит… значит, что, когда разразится новая буря, караван будет уже в столице Гиполитании! Маггиор пришпорил свою кобылку и галопом поскакал вперед по снежной равнине, подбрасывая шляпу и восторженно крича. Глядя на него, усталые люди заулыбались и захлопали в ладоши.
Когда его восторг поутих, Маггиор натянул поводья, задумавшись о том, насколько он сам изменился за последние две недели. Он, ученый, всю жизнь признававший только проверенные факты, теперь верил на слово мальчишке с весьма сомнительным образованием! И нисколько по этому поводу не волновался! Пока Оскан не давал повода в себе усомниться, так неужели человек в здравом уме отбросит полезные сведения только потому, что они слегка… гм, необычного происхождения?