По плоскогорью во все стороны тянулись возвращающиеся домой отряды, и длинные шлейфы пыли обозначали их путь, да в неглубоких каньонах, оставленных некогда блуждавшими здесь водными потоками, где уже рубили, душили и рвали друг друга на части слуги наиболее рьяных максаров, пыль стояла столбом. Праздник удался на славу.

Надежда и Артем шагали впереди. Калека – уже не шар, а толстая сосиска – полз сзади, тщательно затирая следы своих спутников. Небо затуманилось легкой дымкой, а затем по нему чередой поползли иссиня-черные, как уголь, тучи, уже освободившиеся от дождевой влаги. Немного посвежело. Впрочем, как уже успел убедиться Артем, жара и холод доставляли ему сейчас гораздо меньше неудобств, чем раньше. Калека и Надежда, судя по всему, были подвержены влиянию климатических условий еще в меньшей степени.

Когда бранный шум позади наконец умолк, а с горизонта исчезли столбы и шлейфы пыли, они позволили себе устроить первый привал.

Вопрос о том, куда следует идти, даже не обсуждался. И Артем, и Надежда знали, что клинок могут починить только его создатели – жестянщики. Зато совершенно неясным было, что это за народ и где именно находится его страна.

– Как зовут ту рыжую красавицу, которая назвалась вашей дальней родственницей? – спросил Артем.

– Генобра. – Надежда презрительно скривилась. – Что, понравилась она тебе?

– Нет, совсем наоборот. Но именно через ее земли лежит дорога в Страну Жестянщиков. Где-то на этой дороге еще стоят окаменевшие слуги Стардаха. Для нас они будут хорошим ориентиром.

– Как бы тебе самому не стать таким ориентиром. Тварей, подобных Генобре, мало даже среди максаров. Ее любимейшее занятие – составление ядов. Уж тут-то ей равных нет.

– Ну и пусть себе составляет, – примирительно сказал Артем. – Чем не займешься от скуки…

– Как ты не понимаешь, она ведь не букеты составляет, а яды. Их же испытывать на ком-то надо. Гостей там встречают с распростертыми объятиями.

– Яд не клинок. Он сам тебя по голове не трахнет. Ничего не ешь, ничего не пей, ни к чему не прикасайся, и никакая Генобра не будет тебе страшна.

– Не ты один такой умник. Кто такая Генобра – давно всем известно. И тем не менее она всегда действует без промаха. Родную сестрицу сумела отравить. А та, говорят, даже одним воздухом с ней остерегалась дышать.

– Что ты тогда предлагаешь? Местности этой мы не знаем, карты не имеем, спросить дорогу не у кого. Куда же идти?

– Я не отговариваю тебя идти через земли Генобры. Я только предупреждаю, насколько это может быть опасно… Особенно для самцов.

– Не называй меня самцом. Если ты почему-то хочешь подчеркнуть мой пол, говори: мужчина.

– Генобре безразлично, кто ты – мужчина, бык, жеребец или мрызл.

– Не понимаю, о чем ты больше печешься – о нашей безопасности или моей невинности.

– Потом поймешь… Пошли.

– Ах, значит, направление тебе все же известно!

– Думаю, что да. Я ведь еще не разучилась предчувствовать опасность. А наиболее опасное направление вот это. – Она указала ладонью вслед уходящим тучам. – Значит, там земли Генобры. А за ними граница, возле которой нас, возможно, будут поджидать слуги Стардаха.

– Ты считаешь, что ему известны наши планы?

– Тут и гадать нечего. Куда же нам еще деваться с поломанным клинком. А кроме того, Стардах всегда может проследить путь вот этого колобка. – Надежда кивнула на Калеку, чье бесформенное тело трепетало и дергалось, словно наполненный горячим воздухом монгольфьер. – Сейчас в его сознании творится такое, что ни мне, ни папочке туда не проникнуть. Это то же самое, что сунуть руку в огонь. Представляешь, сколько воспоминаний сразу обрушилось на него, да еще каких воспоминаний. Жаль только, что отзвуки этой душевной бури разносятся чересчур далеко.

– А успокоить его нельзя?

– Нельзя, да в этом и нет нужды. Пусть перегорит.

– Стардах больше не сможет подчинить его своей воле?

– После всего, что случилось?.. Вряд ли. Манипуляции на открытом мозге я в расчет не беру. Для этого Калеку надо сначала вернуть в цитадель.

Строго соблюдая прежний порядок движения, они снова тронулись в дорогу, и путеводной нитью теперь служила постепенно нарастающая степень опасности – категория для Артема совершенно недоступная, но для Надежды такая же реальная, как свет маяка или звон колокола.

Они избегали дорог, а тем более цитаделей, торчавших тут и там на вершинах самых неприступных скал. Сторожевые посты и пешие дозоры встречались не так уж редко, но никто не смел приблизиться к женщине-максару, у бедра которой покачивался смертоносный клинок (слух о том, что это обыкновенный кусок металла, скорее всего еще не успел широко распространиться).

Владения прекрасной Генобры были уже где-то совсем рядом, и путники сделали все возможное, чтобы хоть как-то изменить свой облик. Надежда спрятала клинок в складках плаща и обмотала голову платком, так что осталась только узкая щелка для глаз. Артем вывернул наизнанку одежду и натер лицо жирной чepной грязью. Калека оттянулся несколько назад, дабы чей-нибудь случайный взгляд не мог связать его с шагающей впереди парочкой.

В широкой, неизвестного происхождения котловине путники нос к носу столкнулись с двумя здоровенными тварями, облик которых для краткости можно было охарактеризовать так: боевые рогатые жабы – квадратные сплюснутые туловища, головы без всякого намека на шею, выпуклые глаза с узкими горизонтальными зрачками, могучие, идеально приспособленные для прыжков задние лапы, огромные рты, способные целиком заглотнуть овцу, пепельно-серая с бурыми разводами камуфляжная окраска; кожа, сплошь покрытая бородавками; само собой – рога, не менее опасные, чем клыки безвременно почившего Агбалара.

Жабы, воровато озираясь, доедали кого-то чрезвычайно длинного и костлявого. Появление незваных гостей, вполне возможно, претендовавших на часть их добычи, поначалу неприятно удивило рогатых уродов. Однако их настроение быстро изменилось – пара хрупких на вид двуногих существ и медленно катящийся вслед за ними объемистый мешок выглядели достаточно безобидно и, по всей видимости, могли представлять гастрономический интерес. Пока одна из жаб, угрожающе шипя, трясла рогами, другая, совершив молниеносный прыжок, очутилась в тылу у путников. Наружу показался и заерзал туда-сюда длинный тонкий язык. Сие, очевидно, означало: «Сейчас мы вас будем кушать».

Дальнейшая судьба смелых жаб сложилась по-разному. Любительница попрыгать, обласканная щупальцами Калеки, умерла быстро и скорее всего легко, хотя с чисто лягушечьим энтузиазмом еще продолжала какое-то время дрыгать лапами. Ее напарница, проявив завидную сообразительность, резво бросилась наутек, при каждом прыжке взлетая на три-четыре метра. Камень, брошенный ей вслед Артемом, срикошетил об основание рогов.

Все это выглядело бы достаточно комично, если бы только не дальнейшее странное поведение Калеки. Взгромоздившись на поверженную жабу, он блином распластался на ней, давя и переламывая все еще трепещущее тело.

– Отвернись, – сказала Надежда Артему. – Не стоит смотреть на это. У Калеки нет рта, и ему приходится питаться прямо через кожу. Зрелище неприятное, но он в этом не виноват. Таким его сделал Стардах.

Не прошло и получаса, как от жабьей туши остались только рога да измочаленная шкура. Затем Калека, снова обратившийся в шар, заполз в какую-то колдобину, полную мутной, стоячей воды – не то утолял жажду, не то умывался. Надежда ногой перевернула шкуру и указала Артему на уже заросшее черными бородавками клеймо – двуглавая змея, заключенная в шестиугольник.

– Это знак Генобры, – сказала она. – Значит, мы уже достигли владений моей пятиюродной сестрички или кем там она еще мне приходится.

– Если она так же труслива, как и ее слуги… – начал было Артем, но Надежда прервала его:

– Слуги ее не трусливы. Слуги ее исполнительны. Ты и до тысячи досчитать не успеешь, как Генобра будет знать о нашем появлении.