– Гаркун!

Остановился на миг, полнее вздохнуть, расправить изнемогшие уже члены, как железные пластины латной рукавицы врезались ему между глаз, проламывая нос, швырнули на землю. Он выплюнул обломки зубов, поднимался страшный в крови, безумно крутил головой, выглядывая своих спутников. Зарычал, бешеным вепрем кинулся вперед рубить в куски, жаждал нанести удар, хоть один, но последний. Не достал. Тяжеленный удар в висок подкосил колени, а затем второй кулак вогнал осколки костей носа до самого мозга, опрокинул на спину. Его противник, так и не обнаживший клинок, задрал стражнику всклокоченную бороду кверху, накинул хрипящему кровавыми пузырями его же собственный пояс на шею. Мева выгибался дугой и сучил ногами, пока не хрустнула крепкая шея. Лагода вздрогнула от треска костей, а Стожар приподнял за пояс обмякшее тело и столкнул в канаву. Девушка, едва пережившая безумный страх за своего будущего мужчину, захлестнувший ее с головой, вздохнула облегченно и, брезгливо посмотрела на мокрую дорожку на песке.

– Умереть и то не смог по-людски, – угрюмо бросил Стожар, – а гонору-то было у выродка.

Он замер, прислушался, выхватил из-за спины арбалет и первой же стрелой выбил из седла всадника, вылетевшего из леса на дорогу. Вторую заряжать не стал, просто шагнул навстречу следующему, в этот раз обнажив меч.

Брат Пяст уже потерял остатки терпения, когда в полдень на дороге к скромной обители в дубовой роще, укрывшей за своими стенами десяток дряхлых старцев, застучали копыта. Трое всадников появились из-за огромных стволов и остановились за сотню шагов от монастырских ворот. Их доспехи были прикрыты черными плащами, а лица скрывались за низко надвинутыми капюшонами. Первый из троицы, двинул лошадь на пару шагов ближе.

– Вы не торопились, – раздраженно пробурчал хольд.

Он спешился и остановился перед прибывшими верховыми. Задрав голову, вглядывался ближнему в смуглые черты лица под капюшоном.

– Сказано было в полдень, – глухо прозвучал голос второго всадника, и брат Пяст понял, что не ближний, а тот старший, повернулся к нему.

– В полдень, – подтвердил он.

– Мы не опоздали. Где они?

– Пропали, будто туман с дороги слизнул, – ответил хольд, покрутил головой и хмуро добавил: – Что-то мало вас.

– Не твоя забота. Иларис?

– Донесли, что на хуторе Спыха гости были утром. Недолго были. Может, и желтоглазая, – он развел руками. – А, может, только ее спутники. Как с утра вестника вам отправил, так и не видел никто их больше. Один из ее воинов ту девку, что знак подала, с собой увез. Соглядатай из слободки сообщил, что сартовы стражники за ним увязались. Этого искать не стоит. Прикончат.

– Встретила его стража, – кивнул всадник. – Сегодня корту Стохода придется раскошелится на плотника и искать новых охотников сдохнуть за серебряный в неделю.

– Ушел? – поразился брат Пяст. – От Мевы?

– Молись своему богу, что сам следом не кинулся, – усмехнулся собеседник.

– Пошарьте по окрестностям и найдите мне этого ублюдка Уло, нечисть его раздери, – попросил хольд.

– Неужели покойники нынче в такой цене, что нас сюда через Волму за ними отправили? – удивленный голос из-под капюшона прозвучал отрывисто и зло. – Куда он направился?

– На Вилоню, – похолодел брат Пяст. – Если уж не его тело, так хоть весть какую о его судьбе разнюхайте.

Всадники молча развернули лошадей, а он чертыхнулся, бросился к монастырю и загромыхал ногой в калитку ворот. Ждать ему пришлось долго. Наконец где-то в отдалении послышались шаркающие шаги, загремел один запор, потом другой. Равнодушный голос спросил:

– Кого там нечисть принесла?

– Открывай, – он зло прищурился в приоткрывшееся окошко, забранное частой решеткой.

– Кому? – равнодушия в голосе не убавилось.

– Герсике!

– Зачем?

– Спросить хочу.

– О чем?

– О жизни твоей, Вербен, – завопил брат Пяст.

Он врезал кулаком в дерево ворот. Белое лицо, иссеченное черными полосками теней, отшатнулось от решетки. Следом вновь громыхнули запоры. Скрипнули петли. Из-под седой брови на него вытаращился подслеповатый глаз.

– Пяст?

– Он, милостью Тримира, – хольд расплылся широким лицом в вымученной улыбке.

Старик в длинной рубахе до колен, переступил босыми ногами, распахивая дверь полностью, почесал бок.

– Смотри ты, – буркнул удивленно. – Не прикончили еще.

– Жив еще, Вербен. Жив, – он нетерпеливо потянул створку двери на себя.

– Хотел чего?

– На один простой вопрос ответ нужен.

– Их у тебя в последнее время прибавилось, – хмыкнул тот. – Один другого проще, а ответы на них с каждым разом страшнее. Есть у меня подозрение, что именно этот и будет твоим последним.

– Не кличь беду, старый хрыч. Накаркаешь еще.

– Входи, чего уж там, поговорим.

Разговор Пяста с седым старцем был долгим, и закончился только на следующее утро. Посланцы из-за Волмы ждали его у ворот. Один из них протянул ему обрывок бересты с небрежно нацарапанными линиями.

– Уло? – спросил второй. – Мешок с телом у него был с собой?

Старший тайного сыска испуганно кивнул, разглядывая странный рисунок.

– Карта, – третий верховой отбросил капюшон и окинул хольда насмешливым взглядом. – Заберешь его, если похоронить захочешь.

У Пяста подогнулись колени. Едва троица скрылась за деревьями, как он с позеленевшим лицом развернулся обратно к обители и загремел кулаком в дерево ворот. Вербен выпучил на него глаза.

– Когда ты уже угомонишься? – завопил со злостью.

– Заткнись! – коротко бросил Пяст. – Забыл спросить кое-что. Это точно последнее. Всечета помнишь? Который в Герсике наставником у послушников был.

– Ну, – задумался старец, поглаживая бороду. – Помню. Давненько о нем вестей не слышал. Помер, наверное, в монастыре Тепта.

– Мог он мне лгать?

– Тебе? – Вербен прищурился через решетку. – Я бы удивился обратному.

Солнечный свет проклюнулся сквозь утренние сумерки, когда Петера добралась до старой гати на окраине Пограничья. Проход над бездонной трясиной, различимый только для наметанного глаза лесного жителя, еще скрывался в серой пелене. Она надеялась, что точно помнила, где через каждые пять десятков шагов над шевелящимся под ногами зеленым ковром мха торчала вешка. Многие из них перегнили и лежат, укрытые поверху накопившимися слоями прелой растительности, но если найти первую и знать порядок поворотов по остальным, то пройти не составит большого труда. Главное, не спешить, иначе булькнет под сандалиями бочажина, сомкнется над головой черная жижа и не сыскать никому, где болото тело спрятало.

Девушка осмотрелась, выискивая знакомые приметы. Прошла вдоль трясины влево, затем вправо, вздохнула облегченно, разглядев в мутной серости утра перекрученную из трех стволов березу. В двух саженях за ней должна быть первая вешка. Она не успевала пройти к следовым камням, что лежали на берегу Чарны, обычными путем, поэтому рискнула пересечь гиблые топи заброшенными тропками. Пойдет в обход, так чуть ли не день потеряет. Задержалась не по своей воле, но то, что она узнала, искупит эту задержку с лихвой. Лишь бы Войдан, обратный вестник от которого разбудил ее вчера уже за полночь, дождался. Она подняла слегу и, не раздумывая, шагнула вперед: некогда ей ждать – туманы здесь могли стоять неделями.

Петера обогнула истлевший осиновый ствол, покрытый пятнами осклизлой белесой плесени. Нащупала гать и осторожно двинулась в серую мглу, укрывшую ее с головой. Болото захолодило ступни, забрызгало струйками ледяной воды, а длинные, острые побеги травы полезли между пальцами, цеплялись за ремешки сандалий, так и норовя остановить. Иногда она оскальзывалась на сгнивших прутьях невидимой дороги, проваливалась по пояс в чавкающую грязь и с трудом выбиралась обратно, со страхом вслушиваясь в чьи-то жуткие крики в глубине трясины, и едва не растеряла всю решимость в тумане, заполненном неизвестными, пугающими до смерти звуками. И уже потом, на твердой земле лесной прогалины, покрытой росной травой, вздрагивая от пережитого ужаса, отстирала одежду в безымянной речушке и немного отогрелась на утреннем солнце. Теплая, как в полдень, ласковая вода мягко обнимала ее ступни. Густой лес на другом берегу приветливо шумел могучими кронами. Невидимые в ветвях птицы заливались трелями, деловито жужжали мохнатые шмели, перелетая с цветка на цветок. И тропка, поднимаясь наверх прямо из воды, вилась между деревьями – солнечная, чистая, манящая тут же вступить на нее. Пряный запах цветущих трав возбуждающе пьянил, ласкал ноздри, вызывая странные чувства родства с этим местом. Петера, снова озябшая под влажной тканью, побежала через этот лес, чтобы рубаха и штаны быстрее просохли, и влетела в мастерски состряпанные колдовские насторожи…