Ветер и волк стихли, за окном ещё раз громыхнул отдалённый гром, и неожиданно повалил густой снег. «Наконец-то зима началась!» – подумал Одар, и вдруг почувствовал, что совершенно счастлив. Уж такая выдалась минутка. И приятные мысли, будто он уже нашёл свою Кэт, посетили его. Да, без сомнения это она лежит здесь, рядом, под шкурой убитого им с Метьером зубра. Он скосил туда умилённый взгляд – и всё было прекрасно: лицо Мэг прикрыто, свет тускл, да и Одар почему-то в этот раз оказался без очков…
И в эту минуту ему показалось, что сейчас действительно должно что-то произойти: ну что-то совсем приятное – скажем, отворится дверь и войдёт… всамделишная Кэ… ну, ладно, Колобриоль. А что? Разве чудес на свете не бывает?
И тут в дверь тихо постучали. «Заходи!» – заорал ошалевший от сбывающегося счастья Одар. Дверь тихо скрипнула, приотворилась, и… ни-ко-го не впустила. Одар встал её прикрыть, и вдруг увидел снежные следы – небольшие, аккуратные. Невидимка шёл прямо к ложу, где в забытьи лежала его Кэт, ну то есть Мэг, конечно же, Мэг.
Одар похолодел, хотел вскочить, но какая-то сила вдавила его в табурет, на котором он сидел. Мэг открыла глаза и вскрикнула, дико вскрикнула – раз, другой, третий. Наконец крик прекратился, глаза захлопнулись. Следы пошли в обратную сторону, на выход, и дверь с тихим скрипом затворилась. «Для того, чтоб проверить, не спишь ли ты, надо себя хорошенько ущипнуть», – вспомнил Одар где-то слышанный совет.
– Это… смерть моя… приходила, – с трудом проскрипела Мэг, – она рассекла меня мечом на три части… и больше… меня не склеить.
Одар на согнутых ногах, как тяжелоходящий больной, переместился и присел на краешек её ложа, и осторожно, дрожащей рукой, откинул шкуру.
– Крови нет. Ты бредишь? – тихо спросил он.
– Я рассечена изнутри, Алекс. – Он вздрогнул: давно она его так не называла. – Слушай внимательно. Я сейчас умру. И если ты не сделаешь единственно того, что нужно, то… то умрёт и… то умру не только я, как ты меня видишь… Я не могу сказать яснее: Я-с нею… – вдруг закончила она стихами. – У тебя очень мало времени, принц.
– Как умрёшь? Почему? И что я должен сделать? – вдруг испугался и затараторил он.
Внутри Мэг трепетала и рвалась наружу Кэт, но Мэг молчала. Он подождал и опять затараторил:
– Умрёшь?! Но ты уже умирала… и два крыла…
– В этот раз я умру навсегда и взаправду. И никто меня не воскресит. Ты можешь спасти и меня, и себя и… и… – она снова замолчала.
– Умрёшь навсегда? А как же я? Между нами столько всего было…
– Между нами не было главного, – тихо сказала Мэг.
– Главного? Чего главного?
– Я безобразна, Алекс. Я чудовищно безобразна…
– Да я тоже не красавец. Вон как ты мне губу-то разделала, когда вороной была, – хихикнул он нервно. И вдруг ударил кулаком по ладони. – Мы теряем время. Ты не умрёшь. Сейчас я сяду на нашего Жадоба, и через час здесь будет великий знахарь Торпес, и… И что же я так растерялся и теряю время на разговоры! Попей.
Он попоил её из кувшина настоем из трав, и, накинув на плечи овчину, без шапки кинулся вон.
– Жадоб! – закричал Одар, и огромный страшный зверь возник перед ним как Сивка-бурка! – К лекарю, Жадоб! – вскочил он на волка, и они понеслись по ещё не сильно заснеженной тропе. Ветер свистел, деревья мелькали, снег валил, лунный серп освещал их путь. Внезапно у Одара потемнело в глазах, и волк остановился. Дорогу преградил трёхметровый человеческий силуэт в чёрном плаще. Он взмахнул плащом, как крыльями. «Пропасть!» – вспомнил Одар, и молния рассекла его мозг пополам. – «А ещё костёр», – как бы подсказал кто-то, и добавил: «Главное-то сейчас не лекарь!»
– Да! Сейчас лекарь не главное! – вскричал Одар. – А ну, назад, Жадоб! Назад, дрожащая кляча! Назад, славный зверь! – Одар почти хохотал внутренне от переполнившей его счастливой догадки, а волк уже мчал назад, к дому.
Одар вошёл и кинулся к лежащей в полузабытьи Мэг. Миллионы картин замелькало в его голове. И всё о нём и о Мэг. О е г о Мэг. Он присел и взял в руки и приподнял блин её головы. Она открыла глаза и хрипло вскрикнула. Шкура спала и обнажила хилое желтоватое тельце пожилой горбуньи. Но Одар этого не замечал.
– Я люблю тебя, Мэг, – сказал он, – и не нужно мне никакой, – он хотел было произнести имя своей возлюбленной, но, держа перед собою голову ведьмы, он глядел прямо в карие глаза принцессы Кэт, один чуть темнее другого. И ещё раз молния прошла сквозь его мозг и сердце. Он осёкся, и, зажмурившись и не чуя гнилого запаха из больного рта, прижался своими перерезанными шрамом губами к сухим губам Мэг. Горькие слёзы брызнули из карих глаз и обожгли его. И вдруг, давно позабытый, но никогда незабываемый аромат наполнил всё его существо: так благоухала Кэт, когда он поцеловал ей руку, прежде чем её унёс слоновий хобот.
И тут что-то стало меняться, и он, отпрянув, в ужасе наблюдал перемену:
Мэг превращалась в Кэт. При свете яркого месяца в незакрытую дверь, и ярких звёзд, и белейшего снега. Вообще было как-то необычно светло, будто волшебные силы зажгли лампы в тысячи свечей, и как будто нездешняя тихая музыка полилась. Алекс открыл рот. Перед ним на ложе лежала молодая стройная… – красивая? Нет, прекрасная! – девушка с карими глазами.
– Кэт, это ты?!
– Да, когда-то я звалась принцесса Кэт, – ответила девушка, и вдруг во мгновение изменилась, и перед ним лежала Кэт, но уже в том возрасте, которого к этому дню достигла Мэг, то есть сорока с лишком лет, но она была не менее прекрасна.
– А теперь я пожилая Кэт, – сказала она, – накрой меня шкурою, Алекс, ты же видишь, я совершенно голая.
Он поспешно накрыл её, чуть отвернув голову в сторону.
– Кэт, – спросил он робко, – это взаправду ты? Это не чары колдуна Чалтыка?
– Чары кончились, когда ты меня поцеловал. Ты мог этого не сделать, и я так бы и умерла несчастным страшилищем, а теперь…
– Что, что теперь? – подскочил в нетерпении Алекс.
– Теперь я умру счастливой Кэт.
– Как умру? Нет ты не умрёшь, это невозможно! – закричал принц и стал осыпать её поцелуями.
– А всё-таки я умираю. Колдун приходил невидимкой, и рассёк меня изнутри на части, ведь сгорел не он, а его двойник. И вот я достаюсь не тебе, а могиле.
– Погоди, не умирай, – тихо попросил он и достал из тайника между брёвнами в стене два простых медных кольца, нанизанных на верёвку.
– Вот это наши обручальные кольца. Их сделали в Шерше-ля-шейхе, и я хранил их в лютне, а когда сидел в дупле, намотал на руку. Глупо было брать в дупло всю лютню, – хихикнул он нервно, – кто бы тогда поверил, что я утонул. Вот. А что я хотел? Ах да, кольца… Мы должны пожениться. Вот – это твоё. Прости, что не золотое. Ну, то есть не достойное принцессы. – Он надел ей на палец кольцо. Рука была холодной. – А ты должна надеть мне. – Заторопился он. Но она не шелохнулась. – Ну, я сам. – Он надел себе на палец второе кольцо.
– Кэт, а согласна ли ты стать моей женой? – Он уже не ждал ответа, но вдруг она широко открыла глаза и внятно сказала:
– Да, – и еле слышно выдыхнула из себя душу.
– Всё! – сказал себе Одар-Гистрион. – Её душа отлетела на небо, к Единому Неведомому Богу. – Он склонился к ней на грудь и завыл. И тут же завыл показавшийся на пороге распахнутой двери Жадоб. Но через несколько мгновений оба вдруг замолчали. Волк – потому, что очень удивился тому, что рядом с ним оказавшийся человечек совсем его не боится. А Одар потому, что этот человечек с колчаном стрел на поясе обладал способностью притягивать к себе взгляды. Алекс нашарил очки и нацепил их на нос.
– Доброй ночи, Метьер Колобриоль, – сказал он. – Проходи. Я как раз жену собираюсь хоронить.
Глава двадцать четвёртая
Возвращение в Кевалим
В этот раз точно решено было хоронить Кэт в семейном склепе кеволимского замка.
– Она ведь мне теперь жена, имею право, – остаток ночи повторял Алекс, рыдая на плече у друга: «Вот я и нашёл свою Кэт…»