Ланс беспомощно посмотрел на Лиарру. Та упорно смотрела в окно, хотя за ним не происходило ровным счетом ничего интересного. Директриса нервно сплетала и расплетала пальцы.

— Да, — голос Зелля был не похож на его обычный презрительный тон. — Правда.

Теневая зверушка требовательно потыкала носом в его руку, требуя ласки.

— Значит... — я сглотнула, ком в горле оказался горьким и тяжелым. — Значит, скоро она пропадет?

— Мы не знаем, — быстро сказала госпожа Матильда. — Слишком мало данных. Лучшие умы страны сейчас занимаются этой проблемой, и уже достигли определенных успехов. Магия не исчезнет совсем, не волнуйся. И учтите, сказанное здесь не должно покинуть пределы данной комнаты! Ты меня понимаешь, Маннэке?

— В конце к-концов, Ворону как-то удалось д-добиться работающей магии, — заметил Ланс. — В-вероятно, и нам это под силу. Разными п-путями.

Я уныло кивнула. Голова, кажется, пухла от внезапно навалившихся проблем и вопросов. Ворон, волшебство, возможности... Вспомнила!

– Получается, вы можете отправиться в прошлое! И пристукнуть Ворона прямо там! И войны не будет! И можно забрать у него эту силу, и использовать во благо!

Ожидаемого ответа «гениальная мысль, ты просто умница!» я не получила. Зелль скривился так, словно я предложила использовать золотые чаши для очистки выгребных ям, Лиарра возвела глаза к потолку.

– Маннэке. П-прошлое изменить нельзя, даже если п-попадешь туда. П-поверь, это доказано многими и еще д-до нас.

– А вдруг… а можно… а мы же были там! И Хаос...

– Да, ты забрала себе некоторое количество силы Хаоса, совершенно не изменив при этом ни прошлое, ни настоящее. Разве что — помешала Ворону сделать это самому. Даже просто переместиться к Ворону... семьдесят лет назад... с помощью таких дверей было невозможно. Это его стихия, и он умеет себя оградить от нежелательных гостей. Умел, – поправилась Лиарра. — Магия Хаоса многолика. И она, действительно, может находить самые странные пути наружу. Впрочем, зачастую они безвредны. Как вот это... существо, — сереброволосая брезгливо поморщилась, бросив взгляд на серого поросенка.

— И она еще, несомненно, проявится, — добавил Зелль. — Эти пакостные звери в лесу — лишь начало. Предстоит много работы.

– А почему... – наконец сформулировав один из своих вопросов, начала я. Но тут громыхнула о косяк дверь кабинета Доузи (разве Ланс ее не запер?!), и внутрь ввалились те, кого я меньше всего ожидала здесь увидеть. Перемазанные какой-то пылью, но не теряющие присутствия духа.

– Нори?! Вилли?! Что вы тут делаете?!

– Она не виновата! – не обращая на меня внимания, с ходу сообщил Норберт. Светлые волосы наследника знатного рода стояли дыбом, в больших зеленых глазах горел негасимый энтузиазм (при виде которого все наши одноклассники обычно старались убежать подальше). – Это все наша идея! И пойти в лес, и искать там реликвии войны!

– Его, – уточнил дотошный Вилли, ткнув в Нори пальцем, а потом им же поправив очки на переносице. С пальца все еще сыпались голубоватые искры – неужели ребята наконец-то доработали наше заклинание взлома замков в дверях учительских кабинетов? – Но исполняли мы вместе. Маннэке не виновата.

– Так что не выгоняйте ее! – гордо завершил Норберт. Чихнул. Вытер нос рукавом, размазав пыль по лицу.

А что, кто-то собирался?.. Ох. От понимания у меня защипало в носу. Ребята... Они все-таки вспомнили – и первым делом рванулись спасать меня от неотвратимого, как им казалось, исключения. Пусть мы все и не герои, и не родились в год какого-то-там солнца – но разве это, гоблин побери, важно?

– Мы подумаем, – грозно пообещала госпожа Матильда, быстрее всех разобравшаяся в ситуации. – А теперь кыш отсюда, если не хотите все оставшееся до экзаменов время драить Мастерскую без помощи рун! И упаси вас Рея подслушивать!

Судя по всему, подслушать ребята ничего не успели. На лице Норберта отразилось такое разочарование – «и как же я раньше не догадался сперва приложить к двери ухо, а потом уже взламывать замок!» – что я едва не рассмеялась. Более сообразительный Вилли ухватил приятеля за шиворот, кивнул мне: держись! И покинул кабинет, таща за собой приятеля. Нори успел подмигнуть мне, помахать руками всем присутствующим и скорчить трагичную рожицу.

Дверь снова хлопнула. Послышались удаляющиеся шаги, стало тихо.

– Я же запер д-дверь за собой, – Ланс покачал головой. – Леди Матильда, у вас все ученики т-так... оригинально т-талантливы?

– Слава Богине, не все, – отозвалась директриса. Достала из сумочки кружевной платочек и промокнула лоб. Потом решительно встала, подошла к двери и распахнула ее – за ней никого не оказалось. Закрыла снова.

– Мне кажется, мы можем использовать подобные таланты на благо, – задумчиво сказал Зелль.

– А может, это меня вы запрете где-нибудь в тихом спокойном месте? – мрачно попросила Лиарра. – Я не хочу это видеть, слышать, и вообще при таком присутствовать. Хватит с меня детей на десять лет вперед.

Хорошая идея! Можно я ее запру, можно, можно? Вслух я это не сказала, но с надеждой посмотрела на Ланса.

– Нельзя, – разочаровал сразу всех светловолосый. – Считай, что у нас чрезвычайная с-ситуация. Леди Матильда, нам п-потребуется ваша п-помощь. Идея вот какая...

В утреннем парке было свежо и тихо. Только-только начали открываться лавочки, было слышно, как торговцы перекликаются с соседями, и как цокает по мостовой лошадь угольщика. Ночью прошел дождь. Деревья отцветали, сбрасывали последние лепестки на мостовые и скамейки, на мои плечи. Веревочные качели возмущенно поскрипывали: они привыкли катать малышей, а не магов-третьеклассников, пусть маги и удались коротышками. Носок сапога черпал песочные слипшиеся катышки в такт раскачиванию. На моих коленях лежали потрепанные «Легенды Мантарии и прилегающих областей», открытые на странице «Повесть о ключ-стражах». Вилли удивился моему внезапному интересу к «непроверенным источникам», как презрительно называл их Норберт, но предоставил в мое распоряжение всю свою библиотеку. Ну я и читала. На уроках, после уроков, в столовой... Путаница в голове только увеличивалась.

Сегодня я проснулась еще до рассвета, и больше заснуть не смогла. Послушала мерное дыхание Поли, спящей на матрасе, раскинув смуглые руки и ноги, подложив под голову маленькую подушечку, расшитую цветными узорами. Ипполита попала в Мастерскую с вольных равнин Ангиллара. Она иногда вспоминала о доме, плела странные обереги из травы и шнурочков, рисовала на полях лекций – быстрыми прямыми штрихами – бегущих антилоп и диких быков. Скучает ли Поли по своей семье? Она никогда не говорила, но вдруг?

Это для меня Мастерская и Пристань стали домом. Для Норберта, который в гробу с Реиным благословением видел столичную благовоспитанность. Для Вилли, который о своей семье вообще почти никогда не говорил. А для остальных? И стоило ли оно того? Зачем вообще нужна наша Мастерская, если магия уходит, улетучивается, если все, что мы можем сейчас — лишь разжечь волшебством свечу, когда двести лет назад могли бы сотворить костер — до неба... И что будет, когда мы — или наши дети, внуки — не смогут даже свечку затеплить?

Я подняла руку. Начертила в воздухе руну Игнис, прошептала знакомые слова. Руна тускло вспыхнула и рассыпалась искорками, которые упали в мокрый песок, зашипели и мгновенно погасли. Вот так. И все. И мы тоже — в песок, в воду, в никуда...

– Как мило. Прогуливаешь школу и пытаешься поджечь городское имущество?

– Мне сегодня ко второму уроку, – вяло отозвалась я. И перед кем, спрашивается, оправдываюсь? – А ты? Топишь одиночество в здешних лужах или романтично любуешься восходом?

Отношения у нас с Зеллем установились... странные. Если Лиарру я, по правде говоря, побаивалась, если с Лансом можно было говорить о чем угодно (но перестать смотреть на него снизу вверх было невозможно, и дело совсем не в моем росте), то черноволосый невысокий и тощий маг, тянущий от силы на старшеклассника, ни на секунду не скрывал, как его достало все окружение и все окружающие. Пожалуй, это было основным плюсом его характера: он говорил, что думал. И я прекрасно знала, что обо мне он думал мало хорошего. Наверное, раньше я бы чувствовала себя оскорбленной, обиженной и несчастной. Но в последнее время это, как ни странно, не возмущало, наоборот — импонировала прямота и открытость, а то, что меня, всю умную и красивую, не ценят — дело десятое. Так я скоро религию «нам все равно» народности Дзен с западных гор постигну, не напрягаясь!