— Проверяю окружение на Хаос. Пока нашел только это.

«Это» возмущенно хрюкнуло из кармана моей куртки. Тварюшку я, подумав с пару дней, назвала Черныш. Нори был расстроен, поскольку усердно предлагал имена вроде Пламенная Смерть или Кровавый Огонь. Вилли продвигал идею именования в честь полководцев прошлого: Удагаль Непобедимый или Сторкракс Три Брови. Я сказала, что пусть сами заводят себе каких угодно зверей и называют их как хотят, а я издеваться над бедным созданием не позволю.

А проверки на Хаос стали рутинной частью нашей жизни. С разрешения госпожи Матильды была открыта часть правды: по неизвестной (ложь) причине магия Хаоса стала (а вот это истина) пробиваться сквозь ткань нашего мира. Задачей всех учеников Мастерской стало «обнаруживать места, где видны проявления Хаоса, и докладывать вышестоящим лицам». То есть – учителям.

Поначалу задачу поняли плохо и докладывали о чем придется: о неприличных рисунках на стене Академии, о непропеченных булочках, о плохом улове рыбы. Но потом один из второклассников нашел отличный пример: в дальнем углу одного из городских дворов пророс гриб. Вроде бы обычный гриб, только размером с табуретку, серый, и на шляпке у него пробивались вполне отчетливые красные глаза. Даже с ресничками.

Все выдохнули от восторга. Никто из них, кроме нас с Рэном – а мы, разумеется, помалкивали, – не видел теневых тварей с зубами как иглы, не видел умирающего волшебника на выжженной траве. Им все это представлялось бесплатным развлечением – наконец-то что-то новое в изученной до последнего камушка Пристани! (Черныша я предусмотрительно прятала в кармане, показав только Вильяму, Норберту и Ипполите, а тем, кто его мельком видел – сказала, что это редкая пустынная зверушка из Вирдо.)

Поэтому весь день, за исключением времени лекций (а некоторые особо увлеченные поисками еще и прогуливали) по городу сновали толпы ребят, обнюхивающих и осматривающих каждый кустик. Находили не так чтобы много, но и не мало. Туман над Ори по утрам и вечерам приобретал зеленый оттенок и слабо, но отчетливо светился; во дворах проросло еще несколько грибниц – как серо-пепельных, так и бледно-белых, с дырявыми, как столичный сыр, шляпками; на берегу обнаруживались ракушки огромных улиток с аккуратно пробитыми отверстиями в форме звезды прямо по центру завитка. За каждое принесенное или указанное «свидетельство Хаоса» полагалось пять медных монет; поэтому иногда излишне ретивые – или очень нуждавшиеся в деньгах – ученики пытались выдать за признаки чужеродной магии свою придумку. Раскрасить в веселую полосочку скамейки на набережной, заставить хвост приблудного котенка мерцать в темноте... Таких рано или поздно разоблачали и отправляли мыть окна. Окна блистали чистотой.

Прошло две недели. И за эти две недели я перетрогала все возможные запертые двери. Сначала в Мастерской – под предлогом помощи Нори и Вилли с их свежеразработанным заклятием-отпиралкой (надо сказать, ни у того, ни у другого повторить продемонстрированные в кабинете Доузи успехи не получалось – двери разве что не хихикали ехидно над нашими потугами). Потом вне ее – делая вид, будто иду за покупками, тыкалась в запертые магазинчики и лавки. Потом... У вечно закрытых ворот Академии мы нос к носу столкнулись с Рэном. Я смутилась, он понимающе похлопал меня по плечу и пожелал удачи.

По правде говоря, я и сама не знала, хочу ли, чтобы под моей рукой открылась дверь аптеки на углу или закутка под лестницей Мастерской. С одной стороны – это была бы действительная  магия, доказательство, что и я не обделена ключом, моим собственным, настоящим. С другой... кому захочется, чтобы ключ его сердца открывал чулан с ведрами да тряпками?

— Копаешься в источниках? — Зелль бесцеремонно навис над моим плечом и потыкал длинным пальцем в строчки «Повести».

— Угу. А этот сундук действительно существует?

— А ты у Ворона спроси, — равнодушно отозвался маг. — Говорят, он искал. Если б нашел — выиграл бы войну, не мелочась.

И жили бы мы сейчас под магией Хаоса, да. Или, скорее, вовсе бы не жили? Умирающий человек на серой золе. Ворота, ведущие в никуда. Тени с острыми зубами.

— Ценнее всего на земле... — пробормотала я. Устало пожала плечами. Закрыла книгу, убрала в наплечную сумку, достала другую — «Флора и фауна мира». Хоть к контрольной подготовлюсь. Зелль издал странный звук: то ли сдержал чихание, то ли поперхнулся. Подняв голову, я обнаружила, что он смотрит то ли на меня, то ли на книжку с очень странным выражением лица.

— На завтрак что плохое съел? Живот болит? — заботливо поинтересовалась я.

— Вы по этому учитесь? — невпопад потребовал ответа Зелль. Я на всякий случай осмотрела учебник. Вроде все в порядке, книга как книга, даже рисунки на полях я старательно оттерла. Снова поглядев на Зелля, я наконец поняла: он давился от смеха.

— Святая Рея и ее подштанники! Магия у них исчезает! А мозги из голов исчезают — это, значит, не страшно!

— Чего ты взъелся-то?

— Вот! — Зелль бесцеремонно вырвал у меня книгу, пролистал несколько страниц и сунул мне в лицо, едва не угодив по носу обложкой. — Читай!

— Мантикора полосатая, обитала в джунглях Края Мира и на равнинах Катрии, последний раз замечена в году...

— Дальше!

— Ныне считается вымершей...

— Дальше! Картинки смотри!

Я послушно посмотрела. Мантикора как мантикора. Крылья, лапы, рога, морда как у крокодила — плоская и вытянутая. Жабры. Дифиний хвост.

— Другой параграф читай, — безжалостно потребовал Зелль.

— Цербер обыкновенный, обитал на Пепельных Землях, в музее Столицы сохранены образцы когтей вида...

— А на картинке что?

— Ну... леопард? Черный. С шипами на спине. И вместо задних лап — копыта. И уши ослиные.

— Еще параграф!

— Левиафан...

— Картинка?

— Лягушка. Большая. С летательными пузырями по бокам...

Зелль картинно уронил лицо в ладони и застонал от смеха. Я моргала, не понимая ровным счетом ничего.

— Не магию вы забыли, — жестко сказал маг, перестав смеяться резко — как ножом отрезало. — Все вы забыли, идиоты. Не таким был левиафан. И цербер не таким. А ведь волшебные животные стали исчезать всего-то несколько столетий назад! Зато новых несуществующих понапридумывали: живоглоты всякие, пароглавы. Их, впрочем, тоже нет, так что без разницы. Одни грифоны остались, и то бесполезные, одомашненные, вроде вашей кошки с крыльями. Я, конечно, видел эти книги, но не думал, что по ним уже детей учат! Ясно, почему вы такие бестолковые.

— А каким был... цербер? — робко спросила я.

— Собака. Трехголовая. Дитя огненной магии, которой сейчас уже не найти.

— Трехголовая?!

— Тебе-то какая печаль? Вы их уже не увидите. Никто не увидит, — Зелль махнул рукой и отвернулся, собираясь уходить.

— Я бы хотела увидеть... — пробормотала я. И вдруг вспомнила кое-что. — Подожди!

Выудив из кармана огрызок карандаша и безжалостно зачеркнув раскритикованного левиафана, я криво изобразила на той же странице странного белого зверя, того самого, из сна — и из неба над лесом. Протянула Зеллю.

Тот смотрел на мои неуверенные каракули долго — явно дольше, чем они того заслуживали. На лице мага не отражалось ровным счетом ничего. Таким людям бы в гоблинский покер играть!

— Ну как? — я не выдержала первой.

— Никак, — Зелль досадливо сдвинул брови, словно я отвлекла его от важнейших размышлений. Бросил книжку обратно мне в руки. — Ты ведь даже не знаешь, кто это, верно?

— Не знаю, но...

— Вот и узнай. А потом поговорим. Может.

И только мокрая земля зачавкала под черными сапогами. Эффектной сцене «Темный маг исчезает в утреннем тумане» недоставало только ветра – тогда бы плащ Зелля красиво развевался. Да и туман уже почти рассеялся. Зато в оставшихся клочках пробивались явственные зеленоватые оттенки.

Ключ-стражи, называется! На вопросы не отвечают, только новые задают, мало мне экзаменов.

Я вздохнула и сунула несчастный учебник обратно в сумку. Из кустов неподалеку торчала знакомая лохматая макушка, на ней – потрепанное белое перо. Медом им намазано в парке, что ли? Хотя тут все понятно: Тимми ходит за Зеллем, как Рэн за Лиаррой. Тоже, что ли, начать за кем-то ходить? Кхм. Вакансия только одна, и нетушки, не дождетесь.