Несколько секунд я ожесточенно отбивалась, точнее, пыталась – дергая связанными запястьями и пытаясь пнуть какую-нибудь из теней. А потом вдруг поняла, что не могу дышать. Задергалась снова, уже панически: теневая змея сдавливала горло все сильнее и сильнее. В поле зрения поплыли разноцветные круги. Магия Хаоса держала крепко, мой отчаянный пинок ногой пришелся в пустоту, и я успела только подумать, что сказки про «вся жизнь проходит перед глазами» – ужасное вранье. Потом круги растянулись и потемнели...

Пришла в себя я на полу, среди рассыпанных листков, откашливаясь и держась за шею. Пробормотала на пробу несколько ругательств на диалекте Ори – голос был при мне, хоть и хриплый. Тени-змеи исчезли, Ротт все так же стоял неподалеку, листая пухлый том и обращая на меня внимания не больше, чем библиотекарь – на полудохлый летучий осветительный огонек, забытый с вечера.

И чем его, спрашивается, пробить?

Пожалуй, что и ничем, поняла я. Если взять Ланса, Зелля и Лиарру, да госпожу Матильду, да еще пару-тройку сильных магов, а лучше с десяток, и зельями запастись, и как-то отвлечь его из этого трижды гоблинского сосредоточения... Тогда, может быть, есть шанс. У меня же — никаких. Не просто один к, скажем, тысяче. Попросту – никаких. Разве что на него прямо сейчас свалится вон тот огромный шкаф – без моего участия, постороннее влияние он почувствует... Каковы проценты случайного упадания шкафов на сильных магов?

Шкаф стоял плотно. Пришлось и мне встать, ощупывая ребра. Вроде целы.

– Очнулась? – Ротт обернулся, сверкнул белозубой улыбкой. – Полегчало?

– Безумно, – я решила ему не возражать, говорят, с сумасшедшими не спорят. Завертела головой: где серебристый ключ? Сердце упало куда-то в пятки от страха увидеть валяющиеся на полу обломки. Нет, ключ лежал на столе и выглядел целым, только был заключен во что-то вроде стеклянной граненой призмы.

– Так безопаснее, – пояснил Ворон, проследив мой взгляд. – Ни превращений в человека, ни глупых отпираний каких-то там дверей... Зачем? Зачем нужен талант ключ-стражей, если есть сила Хаоса?

Повинуясь щелчку его пальцев, воздух через три шкафа от нас взвихрился, заколебался, как над пустынными барханами.

– Смерть-ворота? – ахнула я.

– Их теперь так называют? – маг поморщился. – Что ж, не хуже моего прозвища. Да, действительно смерть – для всех, не овладевших в полной мере Хаосом. Для тех, кто владеет – возможность переместиться в любую точку мира. Мгновенно. Разве не прекрасно?

– А время... – заикнулась я. И тут же захлопнула рот так, что зубы лязгнули.

– Побочный эффект, – отмахнулся Ворон. – Настоящее слишком стабильно, я пытался повлиять на него из прошлого – возвращает к исходным результатам или выкидывает. Да и зачем? Самое интересное для нас – это будущее. А не то, что поросло быльем и гнильем, – он хихикнул, словно выдал исключительно удачный каламбур.

– Что будет с Мастерской? – попытавшись изобразить как можно больше наивного ужаса, спросила я. – Они там... они там все погибнут?

На последнем слове я подумала про Вильяма, Поли и Норберта, и голос непритворно дрогнул.

– Нет, зачем? – искренне удивился Ротт. – Посидят там, подумают. Поголодают, им полезно. Я наблюдаю за ними с помощью купола. Захотят выйти – пусть поклянутся мне в верности, тогда купол расступится, одарив каждого печатью Хаоса. Если нет… Выйдут наружу, когда сражаться уже будет поздно – и, куда деваться, примут мою сторону. Сама посуди, что им еще делать? Уходить в леса партизанами? Сейчас не Война Золотых Островов, время романтики прошло.

Самое гнусное, что он прав. В Мастерской студенты по большей части разумны, с головой в омут или в смерть-ворота бросаться не станут... хорошо, хорошо, я – бестолковое исключение. Правда, кое-что в его рассуждениях меня царапнуло: ошибка. Не понять, какая именно, но что-то он сказал... отложу на будущее, на поразмыслить, сейчас другие проблемы в приоритете.

– А мы думали, что ты прячешься в Пристани, — прибавить в голос недоумения, молодец, Нэк, почти получилось.

– Я там был. Какое-то время. Но потом переместился сюда, в Синие Горы. Здесь сохранился мой замок и моя старая библиотека… уж очень хорошим заклинанием они были защищены. Никто не нашел. Пока моя армия марширует к столице, ничто не мешает полистать хорошие книги. Раз уж «смерть-ворота», как вы их зовете, позволяют мне путешествовать, как я хочу… В Пристани, собственно, оставаться было уже и незачем.

Последняя смерть, поняла я. Он собрал все выросшие «зерна» и вернулся к себе. Прятаться больше было ни к чему.

– Итак, дорогая Нэк, – протянул Ротт, наконец-то повернувшись ко мне и демонстрируя, что готов беседовать. – Ты ответишь на мои вопросы?

– Да, – пожала я плечами. А чего упорствовать, явно не та ситуация, где получится. Тем более что вряд ли я знаю какие-то военные секреты. Хотел бы секреты узнать – тут стоял бы, держась за спину, королевский министр или генерал, а никак не ученица Мастерской, притом даже не из лучших. Но следующий вопрос поставил меня в полнейший тупик; не знаю уж, как отреагировали бы генерал с министром.

– О чем ты говорила с... — и тут он произнес совершенно незнакомое мне слово.

– Что? Я? С кем?

С таким же успехом он мог спросить меня, о чем я говорила с Реей или с портретом Валентина Беспокойного в холле школы. С портретом, пожалуй, даже чаще.

Полюбовавшись на мои полные честного непонимания глаза, Ворон вздохнул.

– Ясно. Чему только учат детей в этом вашем заведении? Что ж, придется...

«Придется меня убить» – домыслило паникующее подсознание. Я попятилась. Гоблин, может, следовало согласиться, раз уж с ненормальными не спорят, и спешно выдумать какую-нибудь умную дискуссию? О ценах на копченую рыбу, о проблемах со стипендией, о векторной рунологии.

– Придется показать, – как ни в чем ни бывало окончил Ротт. Поманил меня пальцем. Я опасливо подошла – может, сразу не придушит? Палец, описав плавную дугу, уткнулся в иллюстрацию книги, которую читал маг. Я только сейчас сообразила, что книга лежит прямо в воздухе, ничем не поддерживаемая.

Том был старым, пожелтевшим от времени, с растрепанными страницами. На одном листе разворота был изображен, кажется, лопард – но в причудливой рисовке, которая встречается лишь на древних гербах: распахнутая пасть, нелепо вывешенный язык, свивающийся в кольцо, растопыренные когти, поза, более приличествующая шкуре, распяленной на заборе посушиться, нежели живому кошаку. На другом листе, на рисунке, куда указывал Ротт, было в таком же стиле нарисовано существо, показавшееся поначалу незнакомым. Потом извивы длинного тела и размах тщательно прорисованных крыльев все-таки сложились в нечто... Нечто, похожее на виденное мной однажды...

Крылатый белый зверь в небе над лесом. И еще один такой же — тот самый? — в моем сне.

— Я не знаю, кто это, — ничуть не погрешив против истины, сообщила я.

Ротт бросил на меня очень странный взгляд. Прищурился — как ударил. Потом в раздумьи почесал подбородок.

— А ты не врешь... Ладно, немного времени на твое просвещение у меня есть. Это дракон.

— Кто?

На лице Ротта отразилась неподдельная печаль.

— Мир действительно умирает, — тихо сказал он, — если уж люди перестали помнить драконов. А химер они помнят? Пегасов? Церберов? Кентавров? Мантикор? Левиафанов? Всех существ, которые исчезли с уходом магии?

В самом дальнем и пыльном углу моей памяти что-то шевельнулось. Зелль говорил про левиафанов... или пегасов? Кажется, кто-то из них — это лошадь с крыльями. Но кто из двоих — я не помнила, хоть убейте. А дракон... Ни разу не слышала этого слова. Мантикорами хоть Норберт ругается.

— Только грифоны и остались. И то — посмотри!

Повинуясь нетерпеливому жесту Ворона, страницы сами собой зашелестели, перелистываясь. Остановились на еще одной картинке — гигантский зверь, покрытый перьями, с орлиным клювом и страшно изогнутыми когтями. Судя по нарисованному рядом схематичному домику и не менее схематичному человечку, размером зверюга была почти с Башню Мастерской.