Но попытайтесь только выяснить, как им это удалось… С таким же успехом можно спросить человека, как это он заставляет биться сердце. Я думаю, туземцы вообще вряд ли поняли бы такой вопрос.

Кроуэлл кивнул.

— Когда я писал свою книгу, мне пришлось довольствоваться простым описанием феномена. Удалось узнать лишь, что происходит какой-то ритуальный обряд с участием самого старого и самого молодого членов семьи. И никто не учит их, что нужно делать. Для них это естественно, как сама жизнь. Но объяснить они не в силах. И присутствие посторонних воспрещено.

Штрукхаймер подошел к большому холодильнику, стоящему особняком, и достал две бутылки пива.

— Еще по одной?

Кроуэлл кивнул, и Штрукхаймер сорвал пробки.

— Я сам его делаю. Варить помогает один местный паренек. К сожалению, через несколько месяцев я лишусь помощника, — он уже достаточно взрослый, чтобы работать в шахте.

Уолдо протянул Кроуэллу пиво и уселся на низкий стул.

— Я полагаю, вы знаете, — у них нет ничего похожего на медицину. Ни шаманов, ни знахарей. Если кто-нибудь заболевает, родственники просто садятся вокруг и принимаются его утешать, а если бруухианин выздоравливает, все выражают свои соболезнования.

— Знаю, — отозвался Кроуэлл. — А как вы вообще ухитряетесь завлекать их для лечения? И кстати, откуда вам известно, что надо делать, когда они все-таки приходят?

— Видите ли, мои помощники — а у меня их четверо — осматривают каждого аборигена перед спуском в шахту, а затем и после окончания работы. Инженеры из Комиссий здравоохранения сконструировали дистанционную диагностическую машину — подобную тем, что используют врачи на Земле. Таких машин у меня четыре, все задействованы на лабораторный компьютер. Он контролирует частоту дыхания, температуру кожи, пульс и прочее. Если наблюдается значительное расхождение между двумя последовательными показаниями, то парня посылают ко мне. Пока он добирается до лаборатории, компьютер выдает мне историю его болезни, и я могу составить какое-нибудь эмпирическое снадобье, основываясь на клиническом опыте и проведенных ранее физиологических экспериментах. Как правило, я понятия не имею, снимет лекарство симптомы или нет. Например, один может излечиться полностью, а другой, наоборот, будет чувствовать себя все хуже и хуже — пока его не скрутит окончательно и он умрет. Вы знаете, что они говорят на это?..

— Да-а… “Он готовился стать тихим”.

— Правильно. Бруухиане позволяют лечить себя только потому, что это входит в условия найма. По своей воле они ни за что не пришли бы ко мне.

— А диагностические машины не дали никаких ключей к проблеме: почему они стали умирать в более раннем возрасте?

— О, что-то, конечно, вырисовывается. Симптомы… Статистика… Например, с тех пор как мы стали снимать показания, средняя частота дыхания возросла более чем на десять процентов. Средняя температура тела поднялась почти на градус. Это дополняет мои клинические данные. И то и другое возвращает меня к первоначальному заключению о кумулятивном отравлении. Висмут сюда подходит прекрасно: я обнаружил указания на то, что он полностью аккумулируется в каком-то одном органе и вовсе не выводится наружу.

Помимо всего прочего, причина должна быть связана с шахтами. Вам ведь известно: бруухиане ведут тщательную демографическую статистику. Семья, в которой за определенный период стало больше всего “тихих”, обладает преимущественным “политическим” весом. Так вот, как выяснилось, средняя продолжительность жизни тех, кто не работает в шахтах, ничуть не изменилась.

— Я этого не знал!

— Компания предпочитает замалчивать подобные сведения.

Они беседовали еще около часа. Кроуэлл в основном слушал, Отто разрабатывал план.

4

Уже почти стемнело, когда Кроуэлл дотащился до дорожки, ведущей к домику амбулатории. Действие гравитола кончилось, и он вновь чувствовал себя разбитым и несчастным.

В приемной врача Кроуэлл впервые за все время пребывания на планете увидел современную мебель — хромированный металл, пластик — и впервые узрел привлекательную женщину.

— Вам назначено, сэр?

— Гм… Нет, мадам. Но я старый друг доктора.

— Айзек… Айзек Кроуэлл! С возвращением, старина! Заходи и скажи наконец мне “Здравствуй!” — закричал голос из маленького селектора на столе.

— Последняя дверь по коридору направо, мистер Кроуэлл.

Впрочем, доктор Норман встретил Айзека в коридоре и, тряся руку, затащил совсем в другую комнату.

— Сколько лет, сколько зим, Айзек!.. Я узнал, что ты вернулся, и, честно говоря, удивился. Эта планета не самое подходящее место для таких старичков, как мы.

Доктор, человек гигантского роста, был краснолиц и седовлас. Они зашли в жилой блок — двухкомнатную квартиру с вытоптанным ковром на полу и множеством старомодных книг на стеллажах по стенам. Едва друзья ступили внутрь, как автоматически включилась музыка. Кроуэлл не знал ее, зато Отто знал.

— Вивальди, — сказал он тут же.

Доктор поразился.

— Что, Айзек, под старость немного набираемся образования? Я помню время, когда ты считал, что Бах — это сорт пива.

— Теперь меня на многое хватает, Вилли. — Кроуэлл тяжело опустился в тугое кресло. — На все, что позволяет вести сидячий образ жизни.

Доктор хохотнул и шагнул в маленькую кухоньку. Он бросил в два стакана лед, отмерил в каждый бренди, в один плеснул содовую, во второй — обыкновенную воду.

Бренди с содовой он протянул Кроуэллу.

— Всегда помню вкусы своих пациентов.

— Между прочим, я заглянул сюда и как пациент тоже. Кроуэлл отхлебнул из стакана. — Мне нужен месячный запас гравитола.

Улыбка сошла с лица доктора. Он сел на диван, отставив нетронутый стакан в сторону.

— Нет, Айзек, так дело не пойдет. С тебя хватит и недельного. Ты не сдюжишь… сдохнешь… окочуришься…

— Что?

— Гравитол противопоказан при ожирении. Во всяком случае, я никогда не прописываю его тем, кому за пятьдесят пять. Я и сам его больше не принимаю. Чересчур большая нагрузка для наших изношенных насосов.

“У меня сердце тридцатидвухлетнего человека, — подумал Мак-Гэвин, — но я таскаю на себе лишние пятьдесят килограммов. Соображай. Соображай!”

— Может быть, найдется менее сильное средство, которое помогло бы мне справиться с этой чертовой гравитацией? Мне ведь надо много работать.

— Гм… пожалуй. Пандроксин не так опасен, а относительный комфорт он тебе обеспечит. — Норман вытащил из ящика стола рецептурную книжку и что-то быстро начеркал на верхнем бланке. — Пожалуйста. Но держись подальше от гравитола. Для тебя он чистый яд.

— Спасибо. Завтра получу.

— Можешь и сейчас. Аптечный отдел магазина Компании теперь открыт круглосуточно… Но каким же ветром тебя занесло в нашу провинцию, Айзек? Исследуешь причины возросшей смертности бруухиан?

— В общем-то нет. Точнее, это не главное. Я всего лишь собирался обновить материал для нового издания книги. Но смертность меня действительно взволновала. Что ты думаешь о висмуте?

Вилли махнул рукой.

— Собачий вздор! Я считаю, причина — в перенапряжении, ясно и просто. Эти сукины дети целыми днями вкалывают в шахтах. Потом отправляются домой и до изнеможения режут свое железное дерево. Других причин и искать не нужно.

— Они всегда были одержимы работой и загоняли себя до смерти. Во всяком случае, мужчины. В сущности, это даже удобно — те, кто не работает в шахтах, всегда при деле и пашут как лошади. Однако эти не загибаются раньше времени.

Доктор фыркнул.

— Айзек, отправляйся-ка завтра на шахту и посмотри, как там работают. Чудо, что они даже неделю выдерживают. По сравнению с шахтерами все остальные выглядят попросту лентяями.

— Завтра же и отправлюсь.

“Как теперь перевести разговор на исчезновения?”

— А как обстоят дела с человеческой составляющей колонии? Многое изменилось с тех пор, как я уехал?

— Пожалуй, нет. Большинство из нас повязано контрактами на двенадцать или двадцать лет. Все те же люди вокруг, только постарели на десяток лет. Билет до Земли обходится в годовой заработок. К тому же так нам гарантирована пенсия в сто процентов оклада, а если нарушить контракт, то пенсия — тю-тю. Вот и приходится торчать здесь. Всего четыре человека сдались и купили билеты до Земли — вряд ли они тебе знакомы.