Вскоре меня, окровавленного и опутанного кандалами по самую шею, вздернули над полом, а заботливый Хусин принялся быстро напаивать меня концентрированным маслом аброса. Сознание тут же поплыло, искажаясь под волнами накатывающего бреда, и биение моей Искры ослабло, опустившись куда-то на недосягаемую для меня глубину. А вскоре моя связь с Анима Игнис и вовсе прервалась окончательно.

— Что здесь произошло?! — Требовательно спросил один из воинов, разворачиваясь к палачу, когда улегся призванный мной ветер.

— Я не имею понятия! — Поведал мой все еще бледный истязатель. — У мальчишки, похоже, слабая восприимчивость к абросу, потому что я и так давал ему дозу, способную одурманить Магистра!

— Значит, нужно давать еще больше! — Отрезал солдат.

— Не учи меня делать мою работу, — огрызнулся Хусин. — Я же не рассказываю тебе, как размахивать железом!

— Будь уверен, — оскорбленно поджал губы караульный, — мы доложим о произошедшем императору, и ты сам будешь оправдываться перед Его Сиятельством!

Закончив на этом разговор и еще раз убедившись, что я не представляю никакой опасности, стража удалилась, оставив меня наедине с Хусином. А тот выглядел слишком потрясенным, чтобы вновь вернуться к допросу.

— Пожалуй, на сегодня хватит, — устало отозвался палач, дрожащими руками собирая свои инструменты, разлетевшиеся по всей пыточной. — Ну и задал ты сегодня жару, Данмар…

Приведя в порядок свой, с позволения сказать, рабочий кабинет, он уселся на стул и уставился на меня с немым вопросом в глазах.

— Почему? — Спросил он.

— Почему я тебя не убил? — Без особой надобности уточнил я.

— Да… у тебя ведь было достаточно времени для этого.

— Потому что я не держу на тебя зла, Хусин.

— Мне сложно в это поверить, — развел руками прислужник императора, — ведь после того, как я мучил тебя, не возненавидел бы меня только святой.

— Я, скорее, полная противоположность святому, — криво улыбнулся я одними уголками губ. — Но, тем не менее, ты сейчас услышал правду. Я вижу, что тебе не доставляет удовольствия истязать меня. Ты просто исполняешь волю своего господина, не скатываясь при этом в порочность садистского безумия. А потому, я тоже тебя за это уважаю…

— Это самый странный разговор в моей жизни, — признался мучитель, помассировав красные от напряжения глаза. — Но еще страннее то, что мне почему-то приятны твои слова. Как-то легче становится от осознания, что ты не гневишься на меня.

— Ну, Хусин, неужели ты настолько плохого обо мне мнения? — Я хмыкнул, показывая в улыбке окровавленные зубы. — Я же намного умнее собаки. Это только она может злиться на палку, а не на руку, которая ее держит.

Палач примолк, переваривая неожиданно философский оборот моей речи, а потом тяжко вздохнул:

— Завтра, Данмар, мне придется сделать то, о чем я тебе говорил. Император обязательно спросит с меня, если я не исполню его повеления. Потому прошу, расскажи мне все прямо сейчас. Я в самом деле не хочу тебя калечить, но мне придется. И сегодняшней ошибки я уже не совершу…

— Мне тоже не хочется тебя убивать, Хусин, — ответил я, — но я сделаю это едва ты решишься распахнуть дверь моей темницы. Я клянусь тебе.

— Услышь я эти слова от кого-нибудь другого, то мог бы посмеяться, — без тени веселья поведал палач. — Но почему-то из твоих уст они звучат по-настоящему пугающе, Данмар.

— Потому что нет ничего страшнее правды, — предельно серьезно посмотрел я на своего истязателя. — Завтра я уйду из этих застенков, и любой, кто попытается мне помешать, умрет быстро, но очень мучительно. Настолько мучительно, что ты, Хусин, не сумеешь вообразить даже при всем своем богатом опыте.

Пыточных дел мастер ничего не ответил мне, но по его перепуганному выражению лица я понял, что он воспринял мое предостережение серьезно.

Следующим утром, после странного происшествия с Данмаром, Хусин спускался в темницу с огромной опаской, что вызывало неприкрытые усмешки у пары его спутников. Император, услышав категоричный отказ своего палача возвращаться к допросу проклятого мальчишки, очень разгневался. Он сулил обрушить на голову слуги такие страшные кары, что одни только мысли о них вызывали дрожь. Однако заплечных дел мастер оставался непреклонен, и не желал исполнять волю господина, потому что страх перед загадочным юнцом оказался во много крат сильнее.

В конце концов, Иилий плюнул на трусливого ката и выделил ему в поддержку двоих высших офицеров гвардии, да не абы каких! А полноправных Асов, носивших генеральские регалии. И только после этого Хусин сумел отыскать в себе смелость вернуться на свое положенное место. Вот только даже заступничество величайших воинов Исхироса не могло заставить его перестать остерегаться необычного пленника императора…

Гулкие отзвуки шагов эхом отражались от сырых каменных стен, вызывая у палача новые приступы страха. В каждом шорохе ему чудился шум призванного воздушником ветра. В каждой тени ему мерещился силуэт притаившегося узника, а в голове набатом звучали его вчерашние угрозы… И даже заряженный кварцевый светильник в ладонях Хусина сиял как-то робко, словно бы чувствовал напряжение своего владельца, и тоже стремился стать как можно более незаметным.

— Да прекрати ты трястись, крыса подвальная! — Один из приставленных Его Сиятельством Асов грубо шлепнул тюремщика по спине, отчего тот едва не сломался пополам. — Нет такого человека на этом свете, который смог справиться с нами обоими! Так что вытряхивай дерьмо из портков, да быстрее шагай!

Раскатисто захохотав, офицеры принялись поторапливать Хусина, сгорая от нетерпения своими глазами увидеть чудного мальчишку, устроившему в темнице целый переполох, и которому даже изощренные пытки не развязали языка. Для этих воинов поручение Иилия было чем-то навроде выходного или приглашения на бесплатное представление. И они явно не воспринимали всерьез ни Данмара, ни его умение швырять молнии. Палач же осуждающе посмотрел на своих спутников, но ничего не сказал. В словах не было нужды, потому что эти герои все равно никак не смогут понять его… Может, если они увидят жутчайшие в своей пронзительности и глубине глаза юнца, то поменяют свое мнение?

Подойдя к двери нужного застенка, пыточных дел мастер принялся заученными и доведенными до автоматизма движениями разводить огонь, размельчать сушеный аброс и выкладывать его на дно специальной чаши.

— Фу, держи подальше эту дрянь от меня! — Рявкнул один из Асов, едва только первый столбик сизого дыма затрепетал над углями.

— Ха-ха, Уарид, — тут же рассмеялся его товарищ, — да тебе эту травку надо стогами жрать, чтоб потерять связь с Искрой! А ты уже штаны со страху намочил?!

— Катись к дьяволу, Ганадор, — огрызнулся офицер. — Меня просто наизнанку выворачивает от этой вони!

— Ну да, ну да! — Хмыкнул другой. — А со стороны похоже, что ты перетрусил, как салага в первый шторм!

Хусин вполуха слушал приятельскую перепалку двух величайших воинов Исхироса, не отрываясь от своего занятия. И вроде бы эта вызывающая смелость Асов даже сумела немного успокоить его. По крайней мере пыльцы прекратили подрагивать от нервного напряжения, дыхание выровнялось, а мысли перестали суетливо толкаться в черепушке.

Ну да, с чего бы ему переживать? Мальчишка просто пугал его, иного объяснения быть и не может. Если б Данмар имел возможность уйти отсюда, стал бы он несколько седмиц терпеть все эти муки и боль? Нет, конечно же! Значит, волноваться совершенно не о чем. Скорее всего, от пережитых истязаний, котором подверглось тело, пленник немного повредился разумом, и поэтому говорил вчера столь убедительно. Просто он сам верил в свои посулы… Или, быть может, он рассчитывал на свою устойчивость к дыму аброса, которую вчера продемонстрировал очень наглядно, до смерти перепугав дежурного целителя и самого палача. Единственное, что было неясно, почему эта невосприимчивость проявилась так резко, да еще и пока мальчишка был без сознания? Неужели он…