— Ну, что тебе нужно?

— Пусть меня облачат, — сказала женщина голосом джинна — а она и была джинн, — в самые роскошные одеяния и надушат самыми прекрасными благовониями, потом пусть посадят в паланкин с занавесками. При этом пусть играют музыканты и поют певцы. Пусть четверо рабов поднимут на плечи паланкин и семь раз пронесут вокруг дома.

— Хоть все это и подобает твоей царской особе, — возразил лекарь, — но у этих бедняков нет ничего такого. Откажись-ка ты от этой просьбы и облегчи мне дело.

— О мудрец! — сказала тогда женщина, — ведь ты хорошо знаешь, что:

По мере возможностей каждый пытается мыслить [60].

Торг между ними затянулся, и, наконец, они приняли условие джинна. Вместе с больной в паланкин сел и лекарь. Он схватился за черные локоны любовницы, каждый завиток которых благоухал, словно мускус кабарги из Чина. Он перебирал ее локоны и тем временем произносил всякие молитвы, а муж и родственники подняли паланкин на плечи. Тут лекарь опустил занавески и притянул в объятия ту гурию, подобную букету роз. Она обвилась вокруг него кольцом, и он снял чары с клада, а муж и родственники меж тем шагали с паланкином на плечах, а дома шел пир горой, певцы пели пленительные мелодии, музыканты играли, пока лекарь удовлетворял желание своего сердца с госпожой дома. Наконец, после долгих хлопот в шкатулку госпожи упала царственная жемчужина, и хитрый брахман поднял занавески и приказал поставить паланкин на землю. Лукавая женщина, которая сама научила брахмана всему этому притворству, открыла глаза, стала осматриваться по сторонам с удивлением и, наконец, спросила печальным голосом:

— Что это за радостный пир? Для кого этот паланкин?

Все, кто был там, а в особенности муж, начали смеяться от радости и говорить ей:

— Этот пир устроен ради тебя.

Жена выслушала от них рассказ о своих уловках, притворилась, что ни о чем не ведает, и воскликнула:

— Слава Аллаху! А я ничего не подозревала обо всем этом.

А благочестивый лекарь получил богатые дары за лечение и покинул этот дом с большим почетом.

На другой день, когда небесная невеста вышла из паланкина на востоке, эта коварная женщина повела брахмана к роднику и рассказала подружкам о том, как она ловко надула вчера ночью своих родных. Они похвалили ее и признали ее превосходство над ними в этом искусстве. Те пять женщин, которые для хитрости были все равно что пять чувств для человека, отпустили его и сказали:

— Теперь ты получил полные сведения о «Тирья-Веде», о ее разделах и тонкостях. Ты убедился, на какие уловки пускается твоя добродетельная жена и ради чего отправила тебя скитаться по дальним странам.

Брахман от всего сердца поблагодарил их, закрутил усы [61] и в ярости двинулся к родному городу, проклиная свою жену. Он прошел весь путь за короткое время и с разбегу ворвался в дом, не обращая на жену никакого внимания. Бывалая жена тут же смекнула, в чем дело и почему он хорохорится. Она решила пока дать ему волю — отпустила веревку, привязанную к ноге недавно прирученной птицы, — и стала во всем беспрекословно повиноваться ему.

Когда солнце удалилось на запад, словно невеста в брачную комнату, любовник, услыхав о возвращении брахмана, отправил к любовнице весть. «Искренность твоей любви и правдивость клятв, — говорил он, — подтвердятся и ловкость твоя будет доказана, если сегодня ночью ты озаришь своим приходом келью этого несчастного влюбленного, который прозреет при виде твоей совершенной красоты».

Приди поскорее, стань другом стесненного сердца. [62]

Жена брахмана ответила ему так: «Хотя мое сердце подобно нищему, который страждет сокровищ Каруна, хотя оно жаждет сладостного свидания с тобой, но поскольку подлый небосвод не всегда, вращается в одном направлении, то этой ночью мне не удастся увидеть твой лучезарный облик. Я сама очень удручена тем, что должна поступить так».

Стыжусь я безмерно того, что, увы, совершила [63].

«Я надеюсь, — продолжала она, — что ты по своему великодушию простишь милостиво мне этот поступок и проведешь без меня эту ночь».

Но любовник и слышать не хотел об этом, нетерпение овладело им, и он передал:

Вот мой ответ: «Не согласен я жить без тебя». [64]

«Клянусь богом, который изжарил мое сердце, как кебаб на огне, если ты лишишь меня сегодня ночью свидания с тобой, то я рассеку себе грудь острым кинжалом, выброшу вон сердце, над которым я потерял власть, и расстанусь навеки с тобой». Жена брахмана очень любила своего возлюбленного и поневоле решилась исполнить его просьбу. Она оставила с мужем свою доверенную подругу, а сама побежала к милому.

Когда брахман возлег на ложе, та женщина погасила свечу и легла рядом с ним. Брахман горел желанием, он смягчил свой гнев и, поговорив с ней ласково и нежно, приступил к делу. Он ожидал, что она станет отвечать ему томно и кокетливо и во всем станет угождать ему, но этого не случилось, так как подруга жены, боясь быть узнанной, молчала.

Тогда брахман стал спрашивать ее мягко:

— Ты всегда была кокетливой и игривой, всегда говорила с негой и томностью, своими словами вдохновляла меня. Почему сейчас ты слова не вымолвишь? Что случилось, почему твой сладкоголосый язык-соловей не поет?

Где теперь твое кокетство и шутливые упреки? [65]

Но она не решалась говорить. Брахман, сердце которого от недостойных поступков жены было покрыто клеймом горя, словно тюльпан [66], раздраженный прежним развратным поведением жены, перестал владеть собой, вскочил с постели, выхватил из пенала перочинный ножик и, не задумываясь, отрезал прямой, как алиф, нос той, которая заменила ему жену на брачном ложе.

Бедная женщина получила то, что заслужила, и удостоилась этой высокой награды за то самопожертвование, которое проявила для своей подруги.

Каждый поступок влечет воздаянье, и любое деянье — возмездье. [67]

Брахман же, удостоверившись, что поступил достойно, набросил на голову одеяло, и гнев его улегся. Под утро его жена вернулась от любовника, тихонько разбудила подругу и спросила ее жестами:

— Ну как, сошло?

— Что говорить, — ответила та шепотом, — во имя дружбы я лишилась носа.

Хитроумная жена простилась с подругой, решив загладить в будущем свою вину перед ней, сама же села в углу комнаты и тихим голосом стала произносить молитвы.

— О боже великий, — говорила она, — все тайное для тебя явно, даже в темную ночь ты отчетливо видишь поступки людей. Поскольку ты знаешь, что моя пола не осквернена грязью прелюбодеяния, что я ни разу не ступала на стезю разврата, то сжалься надо мной и спаси меня от той беды, верни мне мой отрезанный нос.

Потом она стала бить лбом об пол, воздавая своим красноречивым, как попугай, языком, благодарность и хвалу богу, и произнесла даже стих:

Если каждый волос мой обратить в язык,
Будут все они твердить: «Ты один велик!»
Благодарности моей не уместишь в стих, -
Как воздать за жемчуга милостей твоих?
вернуться

[60] Хафиз, Диван, стр. 10.

вернуться

[61]«Закрутить усы», т. е. проникнуться чувством собственного достоинства, набраться смелости, заважничать.

вернуться

[62] Хафиз, Диван, стр. 145.

вернуться

[63] Стих приписывается Хафизу (см. Диван, Приложения, стр. 35).

вернуться

[64] Хафиз, Диван, стр. 202.

вернуться

[65] Хафиз, Диван, стр. 8.

вернуться

[66] Темная сердцевина тюльпана, пятном выделяющаяся на цветке, сравнивается здесь с «клеймом» горя.

вернуться

[67] Хафиз, Диван, стр. 74.