Равную ей наяву только зеркало может увидеть,
Сердце увидеть ее может только в мечтах и во сне.

Древнее небо при всей своей придирчивости от созерцания ее красоты обезумело и, чтобы не сглазить ее, вместо руты стало сыпать звезды в горнило солнца.

Слуги и рабы, которые знали обычаи и законы свадебных торжеств, облачили Джахандара в роскошные одеяния Фаридуна и Сулеймана и ввели к той, что была прекрасна, как Билкис. Между ними положили Коран и зеркало. Когда Джахандар взглянул в зеркало, то он увидел весну в разгаре и обнял красавицу, о которой мечтал. Потом он положил руку на Коран, подтверждая, что он, словно Юсуф, купленный раб этой Зулейхи [197] из брачной комнаты красоты. А Бахравар-бану сделала знак, что она — самая последняя раба этого египетского Азиза. Царственных новобрачных осыпали розами и жасмином, жемчугами и рубинами. Потом все покинули брачный покой, оставив вдвоем кипарис и пальму. Когда влюбленные взглянули друг на друга, они от избытка чувств застыли в неподвижности, словно статуи. Потом от охватившего их страстного томления они бросились в объятия друг друга, а от тесных объятий и лобзаний воспламенились желанием. Она, словно роза от утреннего ветерка, готова была расцвести, он же, словно соловей весной, напевал мелодию страсти. Наконец, бутон жасмина распустился, и лепестки розы прорвались. Иными словами, он просверлил нетронутый жемчуг алмазным буравом и опустил слиток расплавленного серебра в золотой тигель.

Сел соловей на бутон, трон отыскав меж ветвей.
Тотчас раскрылся бутон и опьянел соловей.

По прошествии положенного времени Джахандар заговорил о своей стране и попросил падишаха отпустить его к отцу. Но в те края уже начали вторгаться полчища зимы, и потому шаханшах не решился отпустить дочь в такое время, когда вот-вот должны были начать наступление холода, так как опасался, что царевна не снесет стужу на зимних дорогах, и отложил их отъезд на то время, когда на зеленом престоле ветвей воцарится владыка роз.

Описание некоторых свойств властелина зимы, а также о том, как султан холода напал на обитателей земли

Вскоре после того как Джахандар по повелению властелина мира остался в городе Мину-Савад, время изменилось и начало отступать, так как владыка царства звезд разорвал нить равновесия и протянул к ниве времени руку насилия. Дни стали укорачиваться, а царство ночей — расти. Рать холода, которая уже давно сидела в засаде, узнав об этом, ринулась, чтобы полонить весь мир, она все предавала разграблению: от морозов в поле не осталось и соломинки, красавицы в садах разом лишились листьев и зеленых ветвей. Люди на земле от страха перед ее яростными атаками дрожали, как осиновый лист на ветру. Словно лисицы, они кутались в шкуры и разбегались по домам. Земля, чтобы не видеть воинов холода, укрылась под слоем ваты-снега, а сила, побуждающая прорастать и цвести растения, оставила обычные занятия, превратилась в отшельника и спряталась от глаз людских. Вода, которая притязала на то, чтобы обойти весь мир, выбросила из головы мысль о странствиях и застыла на месте. Ветер, выводивший своей кистью узоры на водной глади, разбил кисть о лед, деревья оголились и, словно люди в Судный день, подняли в мольбе руки к небу. Соловьи из-за насилия стужи покинули сады и оставили лужайки на произвол воронов. Время ослепло в ожидании, когда весна поднимет свои знамена. Садовник начертал грамоту для садов, словно на льду, обитатели лужаек, выслушав от зимних ветров суровый приговор, отправились в небытие. Розы и тюльпаны оставили землю во власти сов и бежали в страхе перед насилием месяцев бахмана и дея, захватив с собой лишь обрывки лепестков. Стройный кипарис, владыка цветников, превратился в лубок для сломанных ног реки, лилия, эта праведница садов, вручила свое рубище аскета грабителю-осени и отошла в небытие. Ветерок стал рвать волосы с завитых головок гиацинтов и тугих кос пальм, и даже сосне пришлось уступить свою хвою разбойнику — месяцу дею и остаться с пустыми руками, как чинара [199]. Розы уподобили свою жизнь единому мигу и расстались с ней, и вот уже жестокий ветер разорвал их лепестки и развеял по сторонам.

Джахандар, видя разительные перемены на земле, происшедшие от смены погоды, предпочел оставаться в покоях дворца со своим кумиром, напевая такую песню:

Если роза ушла, пожелай ей удачи в пути,
И запей поскорее печаль благовонным вином.
Песен горлинки нам не услышать уже никогда, -
Пусть журчанье вина говорит нам о счастье ином.

Вопреки свирепствовавшей природе он стал коротать время в веселии, отдавшись сердцем вину и музыке, начертал в душе письмена радости, украсил чашу пламенным напитком, по яркости превосходившим розы, и стал наслаждаться обществом своей возлюбленной. Музыкантши, последовательницы Нахид, на красоту которых зарилось само солнце, пели и танцевали, вызывая зависть стройных кипарисов и позоря пав. Веселящее вино увеличивало прелесть тюльпаноликих красоток, вино булькало в такт пению, и сердца музыкантов, в предвкушении наполненных чаш, расцветали розами. Окрашенные хной пальчики сребротелых дев дразнили яркостью тюльпаны и базилики, словом, пиршество было в разгаре. В груди загоралось пламя, словно в капище огнепоклонников, и Джахандар смеялся, словно роза от весеннего дождя, волшебный напиток кружил головы красоткам, так что на лицах их расцветали тысячи роз, звук льющегося из горлышка кувшина напитка напоминал трели соловья, а зажаренные птицы от жажды соединиться с бутылью вина шипели и трещали, кувшин, похожий на соловья, распевал пьяные песни от страсти к тем розоликим девам.

Солнце знаменует весеннее равноденствие, мир облачается в новый наряд под разноцветными знаменами властелина весны

Когда златовенчанный властелин девяти небес, завоевав страны юга, поднял знамена в созвездии Овна, то гром его барабанов донесся до слуха насильника зимы, и она стремительно бросилась бежать в тайник небытия, а служители владыки-весны стали готовить и наряжать страдальцев лужаек, так что по всем горизонтам разнеслись звуки литавр справедливости. Благодаря воздействию небесных отцов-планет на мир четырех стихий-матерей [201] земля стала вновь оживать, после того как пробыла всю зиму в плену смерти, а ткачиха-судьба начала выводить удивительные узоры в мастерской месяца фарвардин. Владычицы-розы вновь воссели на изумрудные престолы из ветвей, одаряя своими милостями шиповник. Кравчий-туча стала наполнять чаши тюльпанов прозрачным вином, и мир перестал грустить. Из-за туч, приветствуя природу, раздавались звуки грома, будто грохот литавр и барабанов со спин верблюдов и слонов. Весенние певцы, словно имамы в мечети, стали заливаться трелями на зеленых кафедрах ветвей, прославляя владыку весны. Хранители сокровищ весны сговорились между собой и стали сыпать им на головы тысячами динары и дирхемы. Ветерок смешал воедино ароматы роз, базиликов, ив, алоэ. Деревья, недавно сбросившие перед жестоким насильником-зимой свои кольчуги и чалмы, вновь облачились в парчу и драгоценные шелка из сокровищницы властителя весны. Молодые лозы принялись кувыркаться по земле и шуметь на весь мир о том, что они снова растут. Весенний ветерок овевал прохладой молодые побеги в саду, только что вышедшие из бездны небытия на арену существования, зефир одарял бутоны милостями и благодеяниями. Земля взамен подбитого снегом зимнего полушубка облачилась в одеяние из зеленого шелка и соперничала красой с самим голубым небом. Степь облеклась в пестрый наряд из трав и цветов и устраивала в мире пиры, подобные пиршествам Фаридуна и Джамшида. Вода на лужайке благодаря покровительству солнца освободилась от оков и начала рассказывать кипарисам и лужайкам о своем заточении. Газели резвились в степях и на склонах гор, учась пляскам, а горлинки и скворцы затянули радостные песни.

вернуться

[196] В Иране семена руты сжигали в огне, считая, что это предохраняет от дурного глаза.

вернуться

[197] Намек на кораническое предание, по которому Юсуф (см. Словарь) был куплен мужем Зулейхи (см. Словарь) и, следовательно, был ее рабом.

вернуться

[198] Низами, Хафт пайкар, стр. 196.

вернуться

[199] В персидской поэзии листья чинары обычно уподобляют кисти руки.

вернуться

[200] Стихи приписываются Хафизу (Диван, Приложение, стр. 4).

вернуться

[201] В персидской поэзии, в соответствии с космографическими представлениями того времени, семь известных тогда планет объявляются отцами, а четыре «первоэлемента» (огонь, воздух, земля, вода) — «матерями» всего материального мира.