Вновь мой дух слился с духом призрачного ворона и теперь я ясно видел всю картину сверху. Мое тело атаковало с яростью обреченного, а паучья тварь лишь защищалась. Из каждой поры медленно сочилась кровь, она капала из ноздрей, ушей, даже из глаз. В духовном состоянии до меня наконец-то дошло — она лишь изматывает меня, позволяя яду сделать свою грязную работу. Стоило этой мысли появиться в голове, как на меня словно вылили ушат ледяной воды. Если бой будет продолжаться в той же манере, я умру.

— Чем я убил своего последнего противника? — голос Тинджола был похож на голос строгого профессора на экзамене.

— Шуаньгоу. Ты создал их из своей крови, как и кровавые кинжалы!

— Нет Ян, — теперь его голос своей теплотой напоминал о каком-то запредельном уюте.

— Тогда как? — ярость заполнила все мое естество даже в духовном облике. Ненавижу ничего не понимать!

— Вспомни песь стали, — голос предка становился все дальше, меня медленно начало возвращать в мое тело. — Разве ты в конце пел ее один.

Стоило мне услышать последние слова как я осознал все. Какой же я дурак! На пути силы нет правил. Слова паучьего монаха вновь возникли в моей голове. Познав сталь ты никогда не будешь один.

Удар сердца и яд все сильнее расходится по моей крови. Плевать, что кровь льется тонкой струйкой из моего рта, забивая все рецепторы своим железным привкусом.

Уйти от удара и тут же нанести свой. Удар ноги, словно таран отбросил паучиху назад, а я без слов запел.

Из меня лилась бессловесная песнь которая сплеталась с ударами моего сердца. Она была о жажде крови и могущества. Она звала идти все дальше и дальше, сметая всех врагов на пути. Она звала того чья душа созвучна моей в этом мире. Она звала мои мечи-крюки — шуаньгоу.

Шаг вперед и с моих пальцев срывается веер кровавых брызг усиленных энергией. Еще не кровавые кинжалы, как у предка, но каждая капля подобна хорошему удару кулака.

Боли нет.

Древняя как мир мантра, сплетается с моей песней-зовом, а я продолжаю сражаться не щадя ни своего умирающего тела, ни человекоподобную тварь.

Смерти нет.

Мои кулаки, сами собой разжимаются. А я ощущаю кожей ладони такие привычно знакомые рукояти.

Есть лишь путь.

Сквозь багровый туман перед глазами я вижу призрачные очертания моих клинков. Мой путь — это путь смерти. Я всегда буду идти с ней рядом. Возрадуйся Белая дева. Этот танец для тебя.

Есть лишь моя воля.

Глаза лгут, верить можно лишь сердцу и стали. Именно когда ты выходишь против противника со сталью в руках открывается твоя истинная сущность. В моей голове набатом зазвучал голос старика кузнеца и я закрыл глаза срываясь в атаку.

Шуаньгоу пели свою песнь и она звала нас убивать. Клинки хотели погрузиться в плоть врага, разрывая хитин. Им хотель, чтобы кровь паучихи лилась нескончаемым потоком омывая их металлические тела.

Шаг и острое лезвие начисто срезает одну из лап вызывая адский крик твари. Волны акустической энергии еще недавно заставившие меня упасть на колени сейчас ощущались как нечто отдаленное. Возможно все дело в крови застывшей в моих ушах? Плевать, мы идем за жизнью этой твари.

Краем глаза я видел как надо мной кружат голодные духи требующие убивать. Они хотели сожрать жизненную энергию паучихи.

Новый шаг и я легко, словно танцуя, ухожу от удара лапой и тут же нанося новый удар. С гулким эхом упавший коготь покатился по каменному полу. Из моего горла вырвался крик ярости.

Тварь сделала шаг назад. В ее глазах читался откровенный ужас. Законная добыча стала жутким охотником.

— Мы можем договориться Ворон. Клянусь всеми демонами Дзигоку, я посвящу тебя в самые могущественные тайны и ты сможешь стать акума. Адские владыки одарят тебя великим могуществом. — заплетающимся языком, она пыталась договориться со мной.

— Со смертью не договариваются тварь. — мой голос походил на каркающий клекот ворона. — Твоя душа моя!

С этими словами я взорвался в атаке. Тяжелые лезвия шуаньгоу в моих руках безыскусно, но точно наносили удар за ударом. Я следовал за песней клинков и мы были едины. Мы вместе хотели забрать жизнь этой твари.

Она отступала все дальше, а в моей голове вспомнились слова Мэйлин. «Кровавая пыль поднимает ревенантов. Надо отрубить голову и вырвать сердце, иначе они будут поднимать снова и снова».

Прыжок вперед, и еще в воздухе, два крюка шуаньгоу крепко зацепляются друг за друга. Теперь в моих руках была гибкая двуручная секира. Круговой взмах и кастетный полумесяц с бритвенной заточкой становится топором палача. Острое лезвие металла одним движение почти полностью срезало голову твари.

Ее тело по инерции сделало несколько шагов назад и начало заваливаться, а некогда красивая голова висела на тонкой полоске коже глядя мне прямо в лицо своими мертвыми глазами.

Клинки медленно исчезали из моих рук, а у меня из горла потоком пошла черная кровь перемешанная с ядом. Мое сердце билось все медленнее, а мир шел кругом перед глазами. Где же целительная волна энергии голодных духов?

Тук, с трудом сократилось мое сердце. Мысли стали тягучими словно кисель, а я ощущал на себе внимательный взгляд. Почему-то я точно знал что мне осталось жить пять ударов сердца.

Тук. И в затуманенном ядом сознании, билась какая-то мысль которая постоянно от меня ускользала. Тело паучихи медленно качалось, словно выбирало в какую сторону ему упасть.

Тук. И я ухватил мысль, как скользкого угря за хвост. Сердце! Вырвать ей сердце!

Тук. Шаг, второй и мои пальцы сложенной щепотью бьют чуть ниже ребер классическим ударом рука-копье.

Тук. Пальцы пронзила адская боль, на секунду полностью очистившая сознание. Хитиновая защита оказалась прочнее, слабой человеческой плоти.

Тук. Перед моими глазами появился Тинжол, с грустной улыбкой смотрящий на меня, а рядом с ним стояла изумительной красоты девушка в белом одеянии. Я не готов умирать! Рано! Слишком рано! Из моей души в мир рванулась безумная прорва энергии и из моего горла вырвался вороний клекот.

Да раскроются мои крылья.

Каким-то неведомым чувством, я знал, что именно пятой части мантры мне не хватало и теперь когда она прозвучала полностью, моя воля отодвинула смерть на несколько мгновений, но мне этого хватит.

Стекающая по пальцам кровь засияла багрянцем, обволакивая мои пальцы и превращая его в прочнейший клюв.

Удар и хитин смялся под клювом словно жалкая рисовая бумага. Пальцы сами собой раскрылись и я нащупал склизкий комок. Крепко его сжав я рванул руку назад. Сердце твари покинуло ее тело, а я услышал бешеный вопль радости голодных духов. Меня словно окатило теплой волной мягкой исцеляющей энергии.

Последнее, что я увидел была рука Белой девы погладившей меня по волосам. В следующий миг, меня окружила темнота.

Я видел все сверху. Мое залитое кровью тело, частично сожранные тела ревенантов, паучья тварь с отрубленной головой. Все это выглядело сюрреалистично среди гигантских статуй рогатых львов — цунгару.

По залу словно прокатилась волна света и из раскрытой пасти каменного льва вышел человек с классической самурайской прической. Он чем-то напоминал Журавля из видения предка, но был гораздо массивнее, а его лицо пересекало несколько косых шрамов. На песчаного цвета доспехах вместо плаща была накинута белая львиная шкура.

Воин медленно шел вдоль ряда статуй держа свою руку на клинке притороченном к его поясу. Подойдя ближе к моему телу, но внимательно его осмотрел. Спустя секунду он в задумчивости произнес:

— И что же мне с тобой делать кровавый. С одной стороны ты враг моих детей, с другой ты убил куда большего врага. — у него был очень мягкий, почти мурлыкающий, голос.

— А может ничего Йошимитсу? — из теней вышел одетый в красно-черный доспех Даитенгу, держащий в руке маску демона.

— Игрок вышел из тени. Думаешь он справится и сможет вернуть все на путь баланса? — голос льва неуловимо изменился, он был все таким же мягким, но теперь в нем чувствовалась готовность атаковать.