Эта ночь в море восхитительна: ветер достаточно силен, чтобы наполнить паруса, однако не настолько, чтобы взбаламутить черную воду.

Говорят, что земля появится на горизонте через два-три дня. Я готова к этому.

Я — корабль, плывущий из моей жизни к новой жизни.

И к этому я готова.

Сейчас я на палубе.

Приходится двигаться осторожно, ступать легко: кругом лебедки, похожие на руки скупца, блоки, свисающие в самых неожиданных местах, мачты, свернутые канаты, готовые ужалить, как змеи… Я уже успела понять, что эта бригантина — живое существо. И она поет, все время поет, подражая морю — пронзительному вою и свисту ветра, шепоту волн… И танцует свою морскую пляску день и ночь.

Я оставила свои книги и поднялась на палубу, чтобы сделать то, что должна сделать. Под аккомпанемент этих песен корабля, песен моря.

Руки мои заняты: в одной корзина, в другой — мешок; я подхожу к своему месту в углу кормы. (Вокруг мужчины, но они меня не замечают. Некоторые спят, покачиваясь в гамаках.)

Все это со мной. Нет, все это было со мной.

Я уже сделала то, что была должна. Да, сделала.

Косточка за косточкой отправилась Мадлен из корзины в море.

Мешок… Черный мешок Себастьяны, полный, полный…

Забытый до этой ночи.

Заполняя дорожный сундук новыми книгами, я опять заметила мягкий черный мешок, свернувшийся, как кот, в обитом холстом углу. Я только коснулась его, чтобы подвинуть, и… уже знала. Поняла тотчас, как дотронулась. Знала и то, что стану делать.

Я открыла мешок. Там, там, словно награбленное добро, поднятое из недр моря, исторгнутое из пузатого чрева давно сгинувшего галеона, — там оно все лежало.

Широко распахнув мешок, я отогнула края. Запустила туда обе руки: по-птичьи юркнув в мешок, они раз за разом черпали добычу и выпускали, позволяя ей дождем стекать обратно. Моя улыбка была, наверно, столь же лучезарна, как серебро, золото и драгоценные камни.

Да, там все это было.

Бриллиант Скавронской, тяжелый, как яйцо, в моем кулаке.

Кольца итальянских ведьм — Ренаты, Джулианы, кольца из яшмы цвета морской волны и бледного квирина.

Горсть сапфиров, золотой крест — анк, подаренный Лючиной, ведь именно Лючина (или нет?) вручила Себастьяне этот египетский символ жизни на Греческом ужине, скрепив свой дар поцелуем…

Браслеты. Один из них, с золотой чеканкой, закрывал руку от кисти до локтя. Кольца, отягощающие руки ведьм. Сплетенные нитки жемчуга — черного, белого и серого. Связки украшенного драгоценными камнями серебра филигранной работы, изделия из золота…

Черный мешок, полный драгоценностей. Корзина, наполненная костями.

Чтобы решить, что именно сохранить из всего нам дарованного, полученного нами, того, что мы ищем и берем. Чтобы решить.

Да, еще браслет принца Нассау. Ornez celle qui orne son siecle. Да послужит украшением той, что украшает свой век.

Его и только его я сохранила. Ношу его высоко на левом предплечье под рукавом, настолько высоко, насколько это возможно.

Ornez celle. Да послужит украшением той…

Все остальное — в море, камень за камнем — в море, в залитое лунным светом опаловое кипение моря, рассекаемое плывущим бригом.

Камни и кости. Драгоценные камни. Все — в мелькание теней на воде. В море.

Когда дело было сделано, я увидела цепочку из камней и костей, которая тащит эту бригантину под воду… и она тонет, погружаясь в глубину… Ожерелье… Мост.

Да, мост из драгоценных камней и костей.

…Да послужит украшением той…

Я должна пройти собственной дорогой, ведь так? Я сделаю дорогу, которой иду, своей. А вы — ту дорогу, которой идете сами.

Мы, все мы, путешествуем в одиночку по мостам из драгоценных камней и костей.