Но вернёмся к государю. Приняв сторону Иосифа, он, всё же не отказался и от того, что даёт ему учение нестяжателей, - Андрей повернулся в сторону Вассиана: - Именно потому, когда между тобой и Иосифом пару лет назад возникло открытое столкновение, и когда Иосиф призвал великого князя провести розыск новых еретиков в Нило-Сорском скиту, государь, прочтя твоё "Слово ответное" занял сторону твою, отче, и даже запретил Иосифу вести с тобой письменную полемику. А ведь именно сочинениями своими взял Иосиф верх в деле Серапиона.

Проблема в том, что, кто бы не победил в этой борьбе - иосифляне или нестяжатели - церковь всё одно уже не будет такой как ныне. И не надо льстить себе, отче, и ты, и Иосиф готовы рушить церковные традиции, не цепляясь за каноны, как бы хороши они не были. Да, мать наша, церковь застыла буквально в шаге от реформ. И всё чаще высшие иерархи начинают признавать главенство великого князя над церковью. Вспомните: свергнутый собором за ересь митрополит Зосима и сменивший его митрополит Симон уже прямо называли великого князя в своих посланиях "самодержцем". И это елеем льётся на сердце государя.

- Но в Ромейской империи патриарх не подчинялся императору, и Церковь была свободна от воли государя, - вставил Вассиан.

- Ну и где ныне та империя, - усмехнулся Андрей, а про себя добавил: "и под кем ныне тот патриарх сидит".

- Да как можно, господь выше царей... - неожиданно вскочил с лавки один из незнакомцев, но властный жест митрополита тут же уронил его обратно.

- И в видениях своих ты видел, что и последующие государи будут низвергать митрополитов, буде те восхотят власти над ними? - усталым голосом вопросил он.

- Да.

- Понятно, продолжай.

- Важным вопросом, от которого государь и держит нестяжателей, является земля. Но тут, преподобный Вассиан, я с тобой не могу согласиться. Да, для Нила Сорского нестяжательство было принципом личной жизни и жизни его обители, а ты стремишься к тому, чтобы нестяжательство стало принципом жизни всей Русской Церкви. Вопрос о том, что церковь не имеет права владеть сёлами и землёй, поднимается тобой как самый главный. Более того он превратился в единственно главный, а все остальные проблемы отошли на второй план. Именно из-за земли за тобой пошли знатные люди, ведь они также за то, чтоб у монастырей не было вотчин. Вотчины по их пониманию - достояние только князей и бояр. И не к лицу инокам гоняться за землями и усадьбами, как это делают иосифляне. И я соглашусь, что вопрос о земле краеугольный.

Но что мы видим? Едва начав свою "Кормчую", ты уже столкнулся с вопросом, что никаких канонов, в которых было бы ясно выражено, что монастырям запрещено владеть сёлами, нет. А вот правила, в которых упоминаются села, а также экономы-монахи, в обязанности которых входит управление ими встречаются.

- Но ни в Евангелие, ни в Апостоле нигде не указано что монастырям, инокам и церковнослужителям надобно владетельствовать вотчинами, - пошёл в атаку Вассиан. - Есть лишь в святых правилах супротивно святому Евангелию и Апостолу и всех святых отец жительству. Та же ромейская Церковь в имущественном вопросе стояла на высказываниях Климента Александрийского, согласно которым богатство само по себе непредосудительно, а потому владение им, даже монастырям, даже в виде "сел с житейскими христаны" допустимо. Но грешно братии владеть душами, яко язычники да магометане, а самим предаваться неге и лени. Оттого идут все прегрешения, а люд христолюбивый отворачивается от Церкви.

- Но разве это требует лишить монастыри всех вотчин? Чем займёшь ты святых братьев, и откуда они будут брать себе пропитание? Нет, тут я с тобой не соглашусь. Надобно оставить монастырям ровно столько земли, сколь они могут обработать своими силами. А вот крестьян всех из монастырских владений забрать. Пусть божьи люди живут по заветам Сергия Радонежского. Ведь тот, будучи игуменом, и сам работал, и братию заставлял. Ну а ту землю, что в пусте будет лежать - отъять. Тогда монастыри сами ограничат себя той вотчиной, что смогут обработать, и сила и богатство обители будут зависеть уже от количества братьев, а не от количества сёл и крестьян.

- Но тогда знатные люди не возжелают пострига, ведь им придётся, словно смердам, возиться с землёй. И кто тогда будет править церковью? Мужик-лапотник?

- Прости, отче, но глупость то, что тобою сказано. Разве ж Сергий Радонежский не происходил из рода боярского? Но работы смерда не чурался. А ныне почитается Русской православной церковью святым и считается величайшим подвижником земли Русской. Или, по твоему, знатные люди в монахи идут не ради служению господу и дел подвижнических, а ради чревоугодия и безделья?

Больше всего во время спора Андрея интересовала реакция митрополита. Ведь обсуждался вопрос его силы и власти, а он выслушивает спорщиков так, словно его это не касается.

- Как у тебя всё просто, княжич. Признать главенство государя над церковью, а в замен забрать лишние земли, - съехидничал князь-инок.

- Конечно, - словно не замечая издёвки, согласился Андрей. - А когда государь захочет развестись - одобрить его желание.

- Ну это уже слишком! - опять вскочил всё тот же незнакомец. - Венчаных людей только господь разлучить может. Потому вдовцам да вдовицам в новый брак вступать не грешно. А при живой жене...

- Прости, отче, а не припомнишь ли ты, как дядя Димитрия Донского - Симеон по прозванию Гордый - на тверской княжне женился?

Ну да, удар был рассчитан точно: историей в нынешние времена, если это не касалось местнических дел, мало кто интересовался. Вот и монах как-то разом потух.

- Ну так напомню, - с язвительной улыбкой продолжил Андрей. - Он был женат, но не мог с женою творить дело детородное. А значить, не имел и наследника. И как бы клир и митрополит не сопротивлялся, а князь и года не прожил в браке, как развёлся и женился по новой тут-же. И тот, кто вопреки воле митрополита князя оженил - большую карьеру сделал. А митрополит, как ни ярился, а был вынужден тот брак признать. Так что, как писал мудрый Екклесиаст: "ничто не ново под луною". Василий мечтает о наследнике, и, если княгиня, не принесёт дитя, он задумается о разводе. И всегда найдётся тот, кто поддержит государя, как бы вы не сопротивлялись. И пусть вы разберётесь с Даниилом, но разве ж он один такой?

- Спасибо, князь, - вновь махнул рукой митрополит, останавливая поток красноречия. - Я услышал тебя. - Он повернул голову к Иуавелию. - Сопроводи крестника своего, игумен.

- Что, отче Иуавелий, - устало произнёс Андрей, едва они вышли из кельи. - Считаете речи мои слишком смелыми?

- Да, сын мой. Старец Вассиан давно не получал такой отлуп.

- А что владыко по этому поводу подумает?

- Мог бы вопросом этим задаться до того, как речи повёл, - строго произнёс игумен.

- Прости, отче, устал я. Да и не вижу подвижки в делах церковных, а мне с иосифлянами не по пути.

- Не всё, что внутри церкви деется на общее обозрение выносится, - многозначительно произнёс Иуавелий. - Но ты прав, вопрос второго брака главенствует над всеми спорами. Большинство стоит за неизменность. Ведь стоит дать поблажку в одном, и потом не остановишься.

- А коли случится, как в моём видении было, то кому легче станет, отче?

- Да уж явно не нам с тобою, - горько усмехнулся игумен.

Они в задумчивости остановились в коридоре.

- Прости, отче Иуавелий, а не мог бы ты пособить мне в одном деле?

- Денег опять просить будешь?

- Что ты, отче, я ведь не просто так былые заимствования закрыл. Денег мне ныне хватает.

- Так о чем же ты просить хочешь?

- Помочь получить из рук государя грамоту, позволяющую нанимать на службу иноземцев.

Игумен задумался.

- Что ж, я поговорю с владыкой, - наконец сказал он.

- Спасибо, отче, - горячо поблагодарил игумена Андрей.

- Ступай уж, непоседа, - с ухмылкой на лице ответствовал тот.