- Хорошо. Теперь слушай, что делать. Всех неумех перераспределить на торговцев. А на краер и лодью - не лодью или на "Супружницу" - то по просмотру определимся - самых лучших и с запасом. И кормщиков тоже.

- Беда с ними, княже, - вздохнул Сильвестр. - Одни лишь Таракановы сколь на покрут взяли. Ныне, почитай, весь Новгород повымели: ни мореходов, ни кормщиков не осталось.

- Вот и славно, трам-пам-пам, - усмехнулся князь, вставая.

- Что славно? - опешил бывший дьяк.

- Славно, что мореходство наше растёт, Сильвестр. А люди - будут. Спрос он, знаешь ли, рождает предложения. Ладно, собирай ушкуйников. Пора и нам к морю выдвигаться.

- А школу смотреть не будете?

- Всё по осени, Сильвестр. И школу, и училище гардемаринов наших, всё сразу посмотрю.

Старший приказчик компании пожал плечами, как бы говоря: "вы тут босс, вам и решать".

- Когда людей собирать?

- Пусть через седмицу в Норовское прибывают. Там ждать будем.

Солнце уже угасало, мало-помалу тая за окоёмом, когда вдали показались первые домишки. Со стороны близкого уже моря все резче ударял в нос солёный запах. Андрей в предвкушении баньки и отдыха, нетерпеливо понукал коня. Он был весь в пыли и чувствовал, как затекли ноги, обутые в высокие, доходящие почти до колен, шнурованные кожаными ремешками сапоги. Сейчас он проклинал себя за ту остановку, из-за которой они въезжали в Норовское почти в сумерках, под аккомпанемент лая дворовых собак, уже выпущенных хозяевами для сторожения дворов и почуявших чужаков за оградой.

Пока же его дружинушка устраивалась на ночлег на постоялых дворах, уже частично опустевших из-за ухода первых кораблей, князь в сопровождении Доната и Годима решил проехаться к самому морю.

Узкая улочка быстро вывела их к побережью, где на шестах сохли рыболовные сети. То здесь, то там зияли на песке застойные лужи с тухнущими рыбинами, добычей последней рыбалки. Поморщившись от неприятных запахов, Андрей натянул поводья и осадил коня. Потом медленно тронулся вдоль берега в сторону деревянных причалов небольшой норовской гавани. Чуть вдалеке, покачиваясь на якорях, стояли три парусника явно европейского типа, видимо ожидающих своей очереди подойти к вымолам под разгрузку. Подъехав к мужикам, отдыхающим на бочках в начале пирса, уходящего далеко в море, он поинтересовался, кто это прибыл.

- Дык знамо кто, свеи да даны. Чуть не перегрызлись давеча, насилу успокоили. Говорят, война меж ими идёт, вот они и схватились.

- А ну как в море ратиться начнут?

- Э, господине, воевода им прямо сказал, чтоб в ввиду русской земли вели себя тихо, а что там за окоёмом случится, то не его дело.

Хмыкнув, Андрей повернул коня назад. Устал, аппетит нагулял, да и банька, поди, уже нагрелась. А то с моря ветерок-то отнюдь не тёплый подул. Так что можно было и закругляться.

С утра первым делом пошли инспектировать верфь.

Здесь, под руководством молдавского мастера, царил строгий порядок (сказал бы кто про такое там, в будущем - обхохотался бы) и кипела работа. На стапеле в трудах и муках рождалось судно. Нет, не шхуна. Пока плотники не набьют руку в новых для них технологиях, строили этакую смесь из шебеки, пынзара и лодьи. Транцевая корма, изогнутый нос и две мачты. Хотя большинство что лодий, что пынзаров в эти времена были одномачтовыми. Все мачты опиралась своим шпором на киль, как это и было принято на Балтике. Парусное же вооружение на фоке сначала позаимствовали с пынзара, то есть прямой парус и шпринт, но потом подумали, что не стоит плодить сущности и ввели пару фок и гафель, а на гроте поставили один гафель. Поскольку орудийный дек был для рождавшейся малютки излишним, пушечные порты были прорезаны прямо в фальшборте, по четыре на борт и две на корме и в нос. Так же в фальшборте были продуманы места и для вёсел, для манёвров в гавани и безветрии. Кстати сама корма была удлинена жилой пристройкой (хоть и не так сильно, как на пынзаре или шебеке), где были оборудованы небольшие каюты для офицеров и пассажиров. Свисая над водой, они позволили соорудить в них небольшие уборные, дабы их обитателям не бегать по нужде с кормы на бак, где для команды собрали носовой гальюн.

Чтобы румпель не мешал, его убрали под палубу, а управление им завели на колдершток. Конечно, это было не так эффективно, как штурвал, ведь, как известно, самым большим недостатком колдерштока был его неэффективный угол поворота - что-то около 40-50 градусов, что соответствовало повороту руля всего лишь на 5-10 градусов. Однако это не помешало ему просуществовать на флотах почти три века. Ну а штурвал, чью конструкцию сейчас отрабатывали вдали от иностранных глаз, он обязательно введёт в обиход, но не сейчас и не здесь.

В общем, кораблик получился одновременно и узнаваемым и необычным. Недаром старший приказчик так и прозвал его: "лодья - не лодья". А вот Андрею вид получившегося гибрида понравился. Он был весь какой-то хищно стремительный и если на ходу он будет так же хорош, то до появления шхуны быть ему его флагманом.

От осмотра корабля он перешёл к самой инспекции. Его интересовало всё: от запасов материалов до кормёжки рабочих ватаг. Особый акцент обратили, конечно, на умения плотников. Хотя сделанная полностью вгладь "лодья - не лодья" как бы говорила о том, что что-то они уже умеют. Мастер Викол, по довольному виду князя понявший, что кораблём своим он нанимателю почти угодил, охотно лез вместе с ним во все закутки, легко отвечая на возникавшие по ходу дела вопросы. Увиденным Андрей остался полностью доволен. По окончанию инспекции он велел приготовить новое судно к выходу. Конечно, в море тот уже выходил, и не раз, но Андрею хотелось самому почувствовать его на ходу. Оценить, насколько он резок или наоборот, туповат.

Ходовые испытания, затянувшиеся на два дня, хоть и выявили ряд недостатков, но и показали великолепную ходкость получившегося творения. Угнаться за новым флагманом не смог ни краер, обзавёдшийся к этому времени полностью гафельным вооружением и выходивший вместе с ними, ни встреченная в море шкута.

Заведя оба судна в затон, князь велел не мешкая вооружить их и пополнить запасы. Ему не терпелось выйти в море. Нужно было срочно вылавливать какого-нибудь гданьского капера, дабы нынешний новгородский наместник мог с полным основанием выдать ему на руки каперскую грамоту, тем самым узаконив его морские хождения. Тем более пушек за прошедшее время они награбили немало, правда разношёрстных по калибрам, но набрать шесть примерно равных для флагмана, на кормовом подзоре которого ныне горела золотом славянская вязь названия "Пенитель морей", было вполне можно.

На нос и корму были заранее запланированы по одной трёхфунтовке, для которых московскими кузнецами были выкованы доселе не виданные на Руси снаряды: два полуядра, соединённые цепью. Хотя европейцы, хоть и попробовали уже книпели под той же Конитце ещё аж в 1431 году, а чуть позже и его цепной вариант, но для войны на море почему-то приспособят их ещё нескоро. Но ведь то их проблемы. А Андрей решил сразу использовать цепные ядра, минуя тупиковые книппели. Как известно, цепные ядра могли наносить серьёзный ущерб и рангоуту, тогда как книппель был практически бесполезен против него, а так же лучше запутывали рангоут и такелаж. Да и экипажу от знакомства с ними мало не покажется. Зато теперь шанс догнать кого-нибудь или убежать от кого-нибудь значительно возрастал.

И работа на кораблях закипела. Привезённые на телегах пушки талями поднимали на палубу и привязывали к заранее закреплённым в бортах железным кольцам. Ведь пушки для "Пенителя", в отличие от того же "Николая" и других местных аналогов, были установлены на четырёхколёсные лафеты и крепились канатами с возможностью раскрепления. Такие лафеты позволяли быстрее, чем какие-либо другие, накатывать пушку обратно. Но главная революционность заключалась в том, что в данное время пушки на кораблях крепились практически намертво, и чтобы прочистить ствол и зарядить его наново, если это, конечно, не вертлюг, заряжающему приходилось спускаться на верёвке с верхней палубы или вылезать в сам порт и работать за бортом, стоя на узком карнизе. Понятно, что о большой скорострельности в таких условиях говорить не приходится.