Впрочем, а что им ещё оставалось? Разорительная война шла в основном на их территории. И прибывший в очередной раз в княжество король и великий князь Сигизмунд был буквально завален многочисленными жалобами своих подданных, "истощённых войною и налогами на военные нужды". Государю нужно было что-то решать и вот 10 февраля 1517 года собирается Петроковский сейм. На нём были подробно обговорены решения о том, как вести боевые действия и что делать с "ослушниками". Потому как "мешкание" с выступлением в поход и медлительность шляхты стали настоящим бичом в военной организации княжества. Увы, но литовские дворяне не сильно стремились встать под знамёна, почитай каждый второй шляхтич оставался дома, считая, что воевать за него должны другие. И великому князю и панам рады было понятно, что в сложившейся ситуации одними собственными силами рассчитывать на серьёзный успех явно не стоило. Вот потому их взор вновь упал на наёмников, столь сильно помогших им в своё время. Но наёмники стоили денег, а вот с деньгами в казне княжества было не густо. Настолько, что когда встал вопрос об оплате крымскому хану положенных ему 15000 злотых, литвинам пришлось отправлять делегацию к польскому двору с просьбой тем взять на себя половину расходов. Разумеется, делегаты были мягко посланы назад не солоно хлебавши. И тогда по всей стране был разослан королевский указ собирать "серебщину", дабы добыть средства для найма. В итоге литвинам удалось собрать значительный наёмный отряд, во главе которого встал уже отличившийся в сражениях с "московитами" Януш Сверчовский. Ну и крымский хан на этот раз не подвёл. И когда в Полоцке начало собираться польско-литовское войско, крымчаки пошли в набег. Казалось, всё идёт так, как задумал литовский князь.

В начале августа в Полоцк прибыл сам король. Олекса как раз вернулся из Риги, куда ходил от имени купца Митковича. Лавр Миткович пока ещё не входил в список богатейших городских купцов, однако из прасолов до гостя дорос и даже свой двор в Верхнем замке имел. Олекса пошёл к нему в приказчики оттого, что городская гильдия никак не реагировала на его телодвижения и не стремилась ввести его в список тех, кто мог рассчитывать на зарубежную торговлю. Конечно, это не означало, что идею с Никифором он отринул полностью, но в данный момент быть простым приказчиком у гостя ему было более выгодно. Тем более сам Лавр оказался истинно половчанином: в меру разбитной и весёлый, в меру предприимчивый и рачительный. По его заданиям Олекса то ездил приобретать предметы вывоза у крестьян в сёлах, имениях шляхты, на рынках небольших городков и местечек в пределах всего района, что тяготел к рынкам Полоцка. То вёз купленное в Ригу, где надо было не обмишулиться, ведя торговлю с ушлыми немецкими купцами. Ведь в этой торговле было слишком много подводных камней. Достаточно сказать, что полоцкий берковец по-прежнему был на полпуда тяжелее рижского. А рижские мешки были легче полоцких. И всё это нужно было учитывать при расчётах.

А вот на ярмарки, которые дважды в год, каждая по две недели, проводились в Полоцке, и куда съезжалось большое число купцов из других городов, из Риги, портов Прибалтики и даже Польши, купец ходил сам. Но Олекса не обижался: у него были и свои дела, которые требовали его присутствия.

И вот в разгар этих дел до его слуха дошло известие, что уже взбудоражило весь город: король и великий князь Сигизмунд едет в Полоцк. А ведь город и без того был сам не свой. Сбор войска, назначенного у Полоцка, действие само по себе не простое. Город буквально наводнила гоноривая шляхта и не менее заносчивые наёмники. Дабы лишний раз не пересекаться с ними и не влипнуть в какие-нибудь неприятности, Олекса старался пореже покидать свою усадьбу. Но и не взглянуть на короля, которому готовил каверзу, он не мог.

Был прекрасный солнечный день августа. Давно не было дождей, и пыль, поднятая всадниками, клубясь, повисла на дороге сплошной завесой, точно указывая, где движется королевский кортеж. Народ, с раннего утра теснившийся в той части города, где должен был проехать высокий гость, приободрился. Громко ухнули пушки, приветствуя своего сюзерена и заодно оповещая горожан, не попавших к месту встречи, о том, что король и великий князь появился у ворот.

Олекса, тоже с самого утра промаявшийся в толпе, подобрался. Но пока что никого видно не было, лишь слышна стала музыка. Она становилась все громче и громче и, наконец-то, на запруженной народом улице началось движение. Впереди на белоснежных конях, украшенных белыми султанами ехали герольды, разодетые по последней краковской моде. За ними, на некотором расстоянии, следовали конные шляхтичи с развёрнутыми знамёнами. Громкое пение труб заглушало шелест полотнищ и топот копыт.

А потом на мостовую верхом на белом кабардинском жеребце дивной красоты с длинной гривой перевитой лентами и большим, пышным султаном, въехал сам король в расшитом золотом костюме, с алым плащом за плечами, на который он при последней перед городом остановке сменял свои пропылённые дорожные одежды. Ремесленники и купцы громкими криками приветствовали его появление. Толпа ликовала, веря, что сюзерен исполнит их мечту и оградит Полоцк от московитских нашествий. Вспыхнувший колокольный перезвон заглушил пение труб и заставил взмыть в воздух стаи перепуганных птиц.

Сигизмунд Казимирович медленно проследовал по улицам, опустив поводья и правой рукой, затянутой чёрной перчаткой, приветствуя встречавших его горожан. Король в свои пятьдесят лет выглядел моложаво, его круглое лицо с высоким лбом окаймляли длинные, без седины волосы, ниспадавшие до самых плеч.

Следом за королём ехала богатая королевская свита, а за ними трубачи, наигрывавшие что-то бравурное. Последними процокал по мостовой отряд королевской гвардии, после чего основные события перенеслись на главную городскую площадь, где короля встречал полоцкий воевода Гаштольд, члены городского магистрата и самые именитые гости, но уж туда Олекса не пошёл. Его ждали другие неотложные дела.

Сигизмунд прибыл в Полоцк для смотра собирающегося войска. И приёмом горожан и осмотром король остался доволен. Особенно осмотром. К литовской коннице были приданы отряды наёмников из Чехии и Польши, дорого обошедшиеся казне, но неплохо усилившие армию. Зато он увидел перед собой монолитную стену многотысячного шляхетского войска. Под солнечными лучами горело серебро и золото инкрустировавшее сталь доспехов и медь пушечных стволов. Сытые, вычищенные до блеска кони с высокими султанами на головах нетерпеливо перебирали ногами. Лёгкий ветер чуть шевелил тяжёлые прапоры. Это была сила способная сокрушить любого, вставшего у неё на пути. Общее же командование над объединённым войском поручили оршинскому победителю, князю Острожскому.

По окончанию всех торжественных мероприятий, вылившихся в череду балов, дававшихся наместником, магистратом и самыми именитыми гостями, король собрал в воеводском доме своеобразный военный совет. Предстояло решить: куда же вести собранные силы.

Был тёплый августовский вечер. За окном уже вовсю властвовали сумерки и в комнате, где собрались приглашённые, слуги торопливо зажигали свечи в золотых пятисвечниках. Под потолком радужно засияла люстра, разом давшая большое количество света и наполнившая комнату приятным запахом сгоравшего воска. За столом, покрытым бархатной скатертью, на которой лежала брошенная небрежно карта, сидели король, постукивавший пальцем по бокалу с вином, а рядом с ним князь Острожский и командир наёмников Сверчовский. Тихо переговариваясь, расселись по местам остальные вельможные паны, занимавшие различные должности в княжестве. Разнаряжены они были словно не на совет прибыли, а на очередной праздник. Впрочем, о чем совет будет, они знали заранее и многие уже давно обсудили, что и как стоит сделать. Теперь лишь оставалось убедить короля в том, что именно их план лучше.