Сам канцлер высказал предложение отослать прошение королю, дабы тот отвлёкся от орденских дел и обратил своё внимание на Литву. Однако, оказавшийся в этот момент в столице Острожский, тут же высказал свою озабоченность тем, что король, а главное, паны можновладцы, могут усмотреть в этом признание слабости княжества. И вернуться к обсуждению условий Мельницкой унии. Надеюсь, не стоит напоминать панам-рады, говорил он, что подписанный совсем недавно, в 1501 году, договор в Мельнике, не был реализован лишь потому, что Вальный сейм отнёсся к нему с большой прохладцей и просто не ратифицировал соглашение. Но показав свою неспособность справляться самостоятельно с врагом, они могут сами подтолкнуть короля и панов вернуться к забытой теме. А готовы ли паны-рады к подобному?
Как оказалось, некоторые были вполне готовы, особенно если условия будут подстать прошлым: государственные должности, вольности и суды сохранялись бы отдельные в Польше и княжестве. Но большинство всё же продолжало придерживаться желания полной самостоятельности с сохранением, возможно, только союзных отношений с соседом. Как высказался князь Сангушко, нынешний староста Владимирский, лучше быть первым в своём княжестве, нежели подвизаться на вторых ролях в едином королевстве. Ведь стать в один ряд с польскими магнатами им вряд ли дадут. Недаром польские паны столь настойчиво продвигают унию и неуступчивы в переговорах. Да и пример шведов должен насторожить панов-рады. Ведь не просто так они отказали Кристиану в его желании короноваться в Стокгольме и тем самым разорвали Кальмарскую унию, которая скрепляла весь север Балтийского моря уже сотню лет. Скорее стоит напрячь все силы в борьбе, чем идти на поклон в виде просящего.
В конце концов, в прошлой войне было утеряно куда больше, чем ныне, но отдать свою самостоятельность в обмен на польские полки никто из них не захотел. Так отчего ныне стоит ломать свою гордость об колено? Это пока вопрос об унии с римскою церковью отложен на дальнюю полку. Но тот же Александр вынашивал проект возрождения флорентийской церковной унии, поддержанный в этом киевским митрополитом Иосифом Булгариновичем и виленским епископом Альбрехтом Табором. В нынешнюю годину им ещё и шатанья в вопросах веры недоставало.
Проще объявить посполитое рушение и показать агрессорам, что сила литовских рыцарей ещё не оскудела.
А сам канцлер напомнил, что все из здесь присутствующих не по разу общались с великим князем Сигизмундом и прекрасно знают, что он вовсе не сторонник унии, и рассматривает княжество, как лённое владение для своего наследника.
В общем, споры были жаркими и написать королю всё же решили, но основную надежду возложили на войско, сбор которого решено было ускорить, а к шляхтичам, кои надумают избежать службы, применить все законные меры для наказания.
Между тем зарядившие на Петрово говение дожди, не переставая лили весь Петровский пост, растянувшийся в этом году на четыре недели. И всё это время армия сидела в Полоцке, спрятавшись от развергнувшихся хлябей небесных городскими крышами и не испытывающая никаких проблем с продовольствием. Воеводы, с большой охотой уничтожавшие винные запасы наместника (ныне томившегося в тюрьме, как и большинство иных знатных людей, словно в отместку за страдания оршанских вязней), глядя на это водяное буйство лишь качали головами и даже думать не хотели: а каково же им было бы сейчас, находись они по другую сторону стен. А тот, кто точно знал, что бы с ними было, ныне сидел за одним с ними столом, но молчал, понимая, что во многих знаниях многие печали. В конце концов, всё сложилось просто прекрасно, а лично для него - отлично.
Мошна, изрядно прохудившаяся, вновь разбухла от добычи. Лучшие мастера (да не все, но по возможности) уже находились на пути в его вотчины под присмотром Годима, уходившего, кстати, совсем в другом статусе, чем пришёл под Полоцк. Дворянский сын, подписавший кабальную грамоту по бедности, ныне всё же стал дворянином, но не государя, а князя Барбашина, под что ему была выделена в условное держание деревенька, одна из находившихся на отшибе от основных вотчин и доставшаяся ему в приданное за жену. Таким образом, Андрей решал сразу две проблемы: оставлял при себе проверенного человека и показывал послужильцам, кем они могут стать и какой статус оставят детям.
А главное, дядюшка не обошёл его заслуги в докладе, что отправил на имя государя. Ну, подумаешь, слегка перепутал кое-кого местами, всё же это была его идея брать Полоцк изгоном, а не Немого, но тут лучшее - враг хорошего. Он и так по совокупности заслуг уже грозит стать великокняжеским боярином раньше, чем самый успешный из Барбашиных - Иван. И это не смотря на то, что Иван его годами старше. А с другой стороны он считал, что места в Боярской думе уже достоин. Пусть в первой жизни не срослось стать генералом, так хоть во второй карьера должна быть успешной.
Кстати, о государе.
Армия ещё потому стояла в Полоцке, что ожидала прибытия великокняжеской рати, задерживающейся по понятным для Андрея причинам. Как и в иной реальности, проливные дожди и внезапная смерть брата, удельного князя калужского Семена Ивановича, вынудили Василия III повременить с отъездом в действующую армию. Андрей, узнав про смерть Семёна, лишь вздохнул. В своё время ему попалось интересное исследование, по которому в смерти государева брата была виновата мать Елены Глинской, княгиня Анна Глинская, урождённая Якшич. Не зная так это или нет, но Андрей как смог, предостерёг Семёна на данный счёт, и теперь ему оставалось лишь гадать: то ли Анна оказалась хитрее, то ли версия та выеденного яйца не стоила. Но как бы там ни было, а ситуация повторялась вновь, с той лишь разницей, что Полоцк был уже захвачен и сил для взятия Витебска у объединённой армии хватало с избытком. Настолько, что, как и в иной реальности, князь Михайло Горбатый с большей частью своих людей отправился из-под Полоцка по раскисшим от дождей дорогам вглубь владений Сигизмунда I. Только теперь он ушёл не от бескормицы, а в привычный уже поход за холопами и зипунами. Заодно, возможно, заставит литвинов больше думать о собственных домах, а не о походе под Полоцк.
Петров день отмечали торжественно. Даже слишком. Тут многое сошлось: и победа (всё же захват города на пост пришёлся), и праздник, и конец поста, и окончания дождливой погоды. Громко звонили колокола, во всех городских церквях шла торжественная служба. А на посаде и в окрестных селищах простые люди православные устраивали "гулянки Петровки", водили хороводы, качались на качелях да затевали игры. Вот только свадеб не играли, как-то не до того было.
Как в народе говорят: "Пётр лето зачинает, Илья лето кончает". Впереди ждали жаркие денёчки. Кому озимые убирать да травы косить (косцы по деревням уже начали отбивать косы, и веселое клепанье разносилось далеко окрест), а кому под пули лезть. Ибо от государя грамота с гонцом быстроконным прибыла. Государь извещал, что к Полоцку не идёт, а идёт сразу под Витебск и велел воеводам спешно идти к нему, оставив в городе надёжный гарнизон. Наместником в нём оставался опытный воевода, герой нижегородской обороны Иван Хабар-Симский из рода Добрынских и рюрикович по крови, как потомок смоленских князей, хоть и без княжеского титула.
Кстати с ним Андрею познакомиться хотелось даже больше, чем с другими, оставившими след в истории. Всё же Хабар был героем не только учебника, но и книг, читанных им в детстве (если кто читал "Басурман" Лажечникова, тот поймёт). Конечно, Иван оказался не тем рубахой парнем, как его описал романист, но и сильно детских впечатлений не испортил. А теперь даже заставил Андрея напрячься: ведь если он надолго осядет в Полоцке, то кто тогда будет под Рязанью честь государеву спасать? Воеводы-то по паре лет в должностях сидели, а это аккурат под Крымский смерч получается. Вот так и вмешивайся в исторический процесс. Кажется, изменение реальности начало своё чёрное дело и к чему это приведет, оставалось только догадываться.
