Впрочем, тут я лукавил, пытаясь обмануть самого себя. Если бы я не хотел, Трой меня за него никогда бы не поймал, к тому же, только ему я позволял называть себя Люцифером, а не Тенью, и это наводило на размышления. Единственным, кто всегда ковырялся в моей душе, был Доминик. Ему совершенно невозможно было сопротивляться, и на долгие годы он стал не только моим другом, но и скорой психологической помощью. Если бы не Дом, вряд ли я остался бы таким, каким хотел. Первые тысячелетия моего существования в качестве Дьявола были просто невыносимы, не спасал даже секс, ради возможности заниматься которым я и согласился на эту неблагодарную работу. Слава Властелину, Дом и Кейт всегда бродили неподалеку и зорко смотрели за тем, чтобы я не свернул с той дороги, которую выбрал себе сам. И сейчас, когда Трой искренне хотел узнать меня лучше, мне захотелось с ним поговорить.

— Люцифер, ты знаешь обо мне все, в том числе и то, как много значишь для меня. — Сказал Трой. — Все, что ты расскажешь, навсегда канет в вечность после моей смерти.

Я открыл было рот, чтобы поддаться на его уговоры, когда до меня дошло сразу несколько важных вещей. Во-первых, почему Трой так глубоко запал в сердце Первого Всадника Апокалипсиса. Никто и никогда не разговаривал с Чумой по душам. В силу объективных причин это мог сделать только я, но мне и в голову не приходило этим заниматься. Душеспасительные беседы это прерогатива Архангела Михаила. А искренний интерес Троя наверняка поразил Всадника до самых печенок. Как и Смерть. Но ему повезло больше, потому что с ним я общался достаточно часто, и он не чувствовал себя совсем уж заброшенным. К тому же, смертные любят поболтать перед тем, как отдать Богу душу.

Во-вторых, я вспомнил, что теперь у меня есть собственная жилетка, которой я могу рассказать все, что угодно. Почему я решил, что Кейт не знает, какой я на самом деле? Она провела в прямом смысле на моей груди немыслимое количество лет, и теперь, когда вспомнила все, прекрасно представляла, что есть Я. Мысль о том, что Кейт сейчас волнуется и ждет меня дома (ну, я тогда так думал), принесла мне немыслимое удовольствие и убила желание рассказывать о себе Трою. Маленький еще. А в третьих, я увидел, что маг с удовольствием поболтал бы не обо мне, а о себе. Ведь его слушал только Дагор, а о некоторых вещах он не мог рассказать ему никак, опасаясь оттолкнуть от себя упрямого Дракона еще дальше.

— Трой, однажды, когда я соберу себя, а ты все еще будешь жив, мы сядем с тобой в хорошем кабаке в каком-нибудь Отражении, хапнем по стаканчику и поговорим по душам. Идет?

— Ты предлагаешь мне сделку, Люцифер? — Улыбнулся Трой. — А впрочем, какая теперь разница? Как ты и обещал, в Ад я больше никогда не попаду. Я согласен.

— Вот и замечательно. — Ответил я, радуясь, что этот разговор закончен.

Дагор вынырнул из-за стеллажей бесшумно, как привидение, и почти напугал Троя. Я убрался от них подальше, но подглядывать не перестал. Они такие забавные, когда думают, что их никто не видит.

— Ты куда пропал? — Искренняя тревога в голосе Дракона заставила мага довольно заулыбаться. Дагор обхватил его за шею. — Еще раз так надолго уйдешь, найду и прикую к себе наручниками, понял? Будь все время рядом со мной.

— Быть с тобой рядом я готов целую вечность, любовь моя. Особенно в наручниках. — Рассмеялся Трой. Дагор отвесил ему подзатыльник и потащил к огню. А через три часа, когда мы на несколько секунд выпустили Дракона из виду, он исчез.

Утро встретило нас на крыше самой высокой горы обломков и мусора в городе. Голод и Трой стояли на открытой площадке, а я замер в темноте не до конца упавшей стены. Поиски в ночи закончились ничем, а следилка, что висела на ухе Оборотня, упорно твердила, что он все еще в библиотеке. Время поджимало, Трой хмурился все сильнее, и даже не замечая этого, все чаще растирал грудь возле сердца. Я бы с удовольствием поскрежетал зубами и даже попытался, но мне это не удалось. Шаттл раздвинул туман так же неожиданно и совершенно бесшумно, как и вчера. Трое мужчин, выбравшихся из него, направили на Троя с Голодом странного вида оружие.

— Нам некогда церемониться. — С места в карьер начал Трой. — Дети забрали нашего друга. Как его найти?

— Когда? — Четвертый товарищ, спустившийся последним, так явно отличался от остальных трех, что и ежу стало понятно, что перед нами Разрушитель, но мага это волновало в самую последнюю очередь.

— Четыре часа назад. В библиотеке, я могу показать. — Ответил Трой. Мужчины переглянулись между собой и молча ушли на шаттл, оставив Разрушителя разговаривать за всех.

— Вряд ли вы сумеете его вернуть. Дети выпивают живого человека вместе с душой за три часа.

— Как их найти?

— Если бы я знал способ, то они все давно были бы мертвы. — Пожал плечами Разрушитель. — Впрочем, раз вы знаете точное место, можно попробовать их поймать.

— Что для этого нужно? — Трой был хладнокровен и непробиваем, как скала. Только вот руку от сердца больше не убирал.

— Приманка. — Ответил Разрушитель. — Они должны проголодаться и выйти нам навстречу. Только тогда мы сможем проникнуть в их логово.

— Я могу помочь. — Голод выступил вперед. — По части разжигания аппетита мне просто нет равных.

— А по тебе не скажешь. — Усмехнулся Разрушитель, в упор разглядывая тощего высокого негра. — Знаешь, мне почему-то кажется, что где-то я тебя уже видел.

— Меня много кто видел, а главное чувствовал. — Пожал плечами Голод. — Только вот рассказать никому не успел, потому что умер.

— Напугал. — Еще шире усмехнулся Разрушитель. Голод посмотрел ему в глаза, разжигая в нем жажду крови, убийства и ненависти, сносящую все на своем пути. — Идем, у меня прекрасное настроение, чтобы повеселиться всласть.

Третий Всадник Апокалипсиса стоял посредине читального зала в окружении трех мужчин из Шаттла и разжигал в них жажду мести. Как выяснилось после небольшой ознакомительной лекции, они были последними действительно живыми существами на этой злосчастной планете. Жители этого мира никогда не отличались добротой, и войны здесь были правилом, а не исключением. Гонка вооружений набирала обороты, когда один из ученых изобрел способ сделать человека практически бессмертным, всего лишь поставив нужный укол. Глобальная война на планете разгорелась с новой силой, секрет был украден, а проверять его долгосрочное действие было некогда. Вакцину в срочном порядке поставили всем жителям враждующих стран, включая детей.

Три года люди убивали друг друга, постепенно забывая обо всем остальном и окончательно делая войну смыслом жизни. А потом всего за год умерли все дети до шести лет, и это заставило взрослых оглядеться по сторонам. То, что они увидели, окончательно погрузило их в пучины ненависти и злобы. Пока взрослые сражались, дети, превратившиеся в страшных чудовищ, выпивали жизни и души тех, кто не был занят в боевых действиях. На то, чтобы покончить с жителями этого мира, им хватило десяти лет.

Я слушал эту историю и в который раз поражался непроходимой тупости, агрессивности и жадности человеческой расы. Только люди были способны на такое. Конечно, была и другая сторона медали, ведь самые гениальные изобретатели и талантливые деятели искусств тоже были из их числа, но ими занимался Михаил, а мне доставались только чудовищные отморозки вроде тех трех оставшихся в живых мужиков, что стояли сейчас вокруг Голода. Пространство вокруг них подернулось легким туманом, и я увидел подпространство, хитро спрятанное в этой библиотеке.

Трой дернулся вперед, но Всадник ловко схватил его за плечо и задержал всего на пару секунд, но их вполне хватило для того, чтобы первыми навстречу небольшой группе голодных детей кинулись Разрушитель и его подручные. Маг взял себя в руки, и они с Голодом шагнули в открывшийся до конца проход. Я притаился в тени воротника Троя и ждал подходящего момента. Дракон лежал посреди библиотеки и был не черным, а совершенно серым. Увидев нас, он рванулся, и цепи, что связывали его, упали на пол. Трой метнулся к нему и для начала запулил в него таким мощным заклинанием для восстановления сил, что Дагор чуть не лопнул и заискрился всеми цветами радуги. Маг забрался Дракону на шею и принялся методично сжигать детей огненными шарами, помогая добивать тех, кто спасался от огненного дыхания злого как тысяча чертей ящера.