А дедушка с бабушкой подошли и тоже слушают. Слушают и удивляются, что за стихоплет появился у них в доме. Да так складно жалуется на свою судьбу. Карай отошел в сторонку и еще долго ворчал. – Надо послушать другую сторону, – решила Алена, – кота Турку…

Но Турка был хитрым котом. Турка делал вид, лежа на веранде, что спит, а сам одним ухом все время подслушивал, и поворачивал его в ту сторону, откуда доносился разговор. Когда Алена поставила Анастасию на загривок коту, та утонула в кошачьей шерсти как в высокой траве, а из Турки полился льстивый, вежливый говорок:

Какая прелесть, какое счастье
Мне рядом с вами просто жить.
Снимаю шляпу. Здрасте, здрасте!
Позвольте рядышком побыть.
Хочу у бабушки сомненье
Развеять правдою скорей,
С согласья деда на колени
Карай пусть встанет поскорей.
Как дед я никогда не плачу,
Похож на бабу я во всем,
Свою судьбу я на собачью
Не променяю нипочем.
Мне стыдно так за пса Карая:
Его б немного обтесать,
И дальше нашего сарая,
Глядишь и можно выпускать.
А так, он только что и знает —
Кидаться зверем на людей
И как попало обзывает
Своих влиятельных друзей.
Должно быть, есть на небе боги,
А на земле дед Пантелей,
Который вычислил с порога,
Кто вор средь нас и лиходей.
Теперь мне тоже стало ясно,
Что недоеденный пирог
Карай запрятывал напрасно
На крыше в темный уголок.
Да, надо было ему сразу
Доесть сметану и пирог,
Сейчас бы глянуть одним глазом
На тот запрятанный кусок.
Мне кажется, что акробатом
Караю надо выступать:
Невосполнимая утрата
Такой кусище потерять.
Равнять пирог с какой-то костью?
Пирог с начинкой – вот еда!
Чтоб я мослы поставил гостю —
Да в жизнь не будет никогда!
Нет, я, конечно же, не спорю,
Что это точно был Карай,
Карай и в радости и в горе
Еду всю тащит за сарай.
Но здесь пирог – такая ценность,
Ему не место в сорняке,
Должно быть, он его мгновенно
Запрятал там на чердаке.

Кот Турка еще долго бы разглагольствовал о скверном воспитании Карая, об отсутствии галантности, но дедушка не поленился и слазал на чердак, там, в укромном уголке лежал большой кусок недоеденного пирога. Дедушка сделал правильные выводы: пирог достался Караю, а Турке досталась хорошая трепка.

– Поделом тебе, бездельник, – подумала Алена, – не ешь пироги, пока бабушка болеет.

Глава шестая

Разбойница щука и Карай

Теперь у Карая, начался праздник. Караю, достался большой мосол из утренних щей и тот недоеденный кусок, что спрятал кот Турка на чердаке. Кусок был большой и от него исходил такой ароматный дух, что даже кот Турка забыл про недавно полученную трепку и улегся невдалеке. Турка лежал и думал:

“Может быть, сейчас пса позовут куда-нибудь или дадут ему другой кусок, а про этот он забудет, и тогда он, Турка, снова утащит его на чердак, а там… «– и у него потекли такие обильные слюни, и так жалко стало ему самого себя.

Да, у Карая был сегодня праздник. Карай, ел и мечтал. Он представлял, как вечером выйдет дедушка Пантелей на крыльцо и пригласит его смотреть телевизор, а он, Карай, не спеша, прошествует в дом и сядет прямо напротив телевизора.

Но как всегда за счастьем бежит несчастье. Не успел как следует растянуть удовольствие Карай и еще не доел остатки пирога, как прибежала утка, вся в слезах: – Крях, крях, крях! Ой, беда, ой, беда случилась у пруда. Откусила щука утенку лапку. Как же будет мой утенок прыгать по дорожке на одной ножке.

Побежали все на пруд: дед, баба Дуся, Карай, Алена с Анастасией. Сейчас щуку найдут и лапку отберут. А утенок на одной ножке скачет и плачет. Тогда Анастасия и говорит, Караю:

– Была нога и нет ноги,
Будь другом, помоги.

Бросился, Карай с обрыва, а щука пуглива, не знает что это такое: лающее и большое. И пока не проглотила – подобру-поздорову лапку отпустила. Держит, Карай в зубах утиную лапку, смотрит на бабку, а что с ней делать никто не знает, только Анастасия серчает:

Я за триста долгих лет
Повидала много бед.
Что стоишь как пень, балда,
Подавай ее сюда.

Взяла она утиную лапку, достала из кармана картонную папку, из папки достала иголку, постелила шелку и стала пришивать ее утенку, приговаривая:

– Слеза соленая,
Игла каленая,
Нитка белая,
Сама я смелая.
Иголкой без шила,
Крестная сила,
Взяла и пришила.

– А Карай стоит на берегу и ворчит: “Один раз отпустил утят без присмотра и какая беда приключилась”. Нет, теперь он, Карай, никого не отпустит на пруд без присмотра. Анастасия не долго возилась с маленьким утенком, пришивая ему лапку. Когда лапка была пришита, с берега пруда все дружной гурьбой пошли домой. Впереди дед Пантелей, сзади бабушка, дальше внучка Алена, Анастасия, Карай и утка с утятами. Карай вышагивал гордо и важно: так всегда шагает с утра, чтобы первым стать в очередь за молоком дед, живущий через три двора. На груди у него звенят две медали. “Может быть, и мне медаль на грудь повесят, – подумал Карай, – я же спас лапку утенку”. Давно, когда он еще был молодой и зеленый, он на станции видел собак, обвешанных, как сосисками, медалями.

Пока он так гордо вышагивал, ему пришла в голову мысль, что пирог могли склевать воробьи, и он, нарушив строгий порядок и субординацию, обогнав впереди идущих побежал к сараю. Так и есть, никакими остатками пирога на старом месте не пахло, а прыгала целая стая воробьев. Карай разогнал их и покосился на кота Турку: как-то уж очень подозрительно равнодушно тот лежал на веранде, и весь его вид говорил: видишь, я здесь, а там, где лежал пирог, прыгают воробьи, вот с них и спрашивай. Единственное утешение было в том, что от пирога оставался маленький кусок, и он его давно бы уже съел, так что нет причин расстраиваться.

А во двор уже входили в той же последовательности за дедом остальные. Анастасия и Карай были героями сегодняшнего вечера. Утка с утятами, гусыня с гусятами уступали им дорогу, а утята, когда Анастасия решила походить по двору, заняли вокруг нее круговую оборону, так весь оставшийся день и ходили.