— Ах ты, гадина! А ну вертайся взад!

На гадине я изумилась — неужели мне? На взаду успокоилась — свинье. А потом схватила пацана за рукав холщовой рубахи, тормознув на полном ходу:

— Стой!

— Чего тебе?! Пусти, ведьма!

— Какая я тебе ведьма? — разозлилась. — Я травница!

— Пусти, сказал, — фыркнул он, делая хмурое лицо. — Кабанчика догнать нать!

— Скажи мне, где можно купить масло? У вас тут рынок есть?

— Какое ещё масло?

— Любое растительное. Ну такое, жидкое.

Пацан рванулся было, но от меня далеко не убежишь. Поэтому он скорчил гримасу и мотнул головой назад:

— Это тебе в княжьи хоромы нать! У ключницы тамошней всё есть!

— А как.

Мальчишка рванулся в сторону и оставил у меня в руке заплатку с рукава, а я увидела только босые пятки, улепётывающие в ту сторону, куда убежал кабанчик. Отбросив тряпицу, я хмыкнула и пошла дальше по улице. Язык до Киева доведёт. В моём случае — до княжьих хором.

Когда я спрашивала дорогу, прохожие тётки и дядьки смотрели диковатыми глазами, но неизменно кивали на самый высокий терем в конце улицы, уходящей вверх. Ну, туда так туда. И не надо на меня так смотреть, травница я начинающая. Надо побольше висюлек и побрякушек на себя нацепить в следующий раз.

Парадную лестницу терема охраняли два дружинника, одетые чуть побогаче, чем тот, на воротах. Покосившись на их кинжалы у пояса и мечи в руках, я вежливо спросила:

— Где бы мне найти ключницу?

— Туда ходи, — правый дружинник ткнул в пристройку к терему. — Там ключницу и найдёшь.

— Спасибо, — ответила и пошла в указанном направлении.

В пристройке было сумрачно и прохладно. Там стояли лари и сундуки и не было ни души. Пожав плечами, я пересекла помещение и открыла следующую дверь. Ещё одна кладовая... И дальше тоже. Но с третьей дверью мне несказанно повезло. Я попала в самую настоящую древнерусскую кухню. Там было жарко, душно, ароматы запечённого мяса и густого супа наполняли воздух — такой плотный и вкусный, что у меня в животе заурчало. Печь в этой кухне стояла просто огромная. Какая-то помесь между настоящей русской и средневековой иностранной — с очагом, вертелом, с шестком и чугунками. Как раз на вертеле и запекался толстый поросёнок, а чумазая девчонка, то и дело шмыгая и вытирая нос, крутила ручку. С другой стороны толстая баба в красном сарафане и с обвязанной платком головой вынимала из горла печи румяные караваи длинной деревянной лопатой. В углу костлявая как смерть тётка рубила топориком на чурбаке головы отчаянно квохчущим курам.

Я попала в самую середину этой поварской вакханалии и с отчаяньем в голосе спросила:

— Ключницу не видали?

Июль 5 число

— Ключницу-то? — баба с караваями сгрузила их на широченный стол и вытерла лоб рукой. — Так в кладовой она, а тебе зашто?

— Масло хочу купить, растительное.

— Масло-о, — протянула баба. — Ишь, самим не хватает, пришлым не дадим!

— Разберёмся, — буркнула я. — Где кладовая?

— Тама, — мотнула головой баба. Да что у них за манеры такие — можно же рукой показать?

Я прошла в угол к маленькой неприметной дверке и толкнула её. Кладовая оказалась не слишком просторной, но зато набитой до отказа всякими горшками, горшочками, бочками и мешками. У одного из больших мешков стояла дородная молодая женщина в сером длинном балахоне, с белым платком на голове и с тяжёлой связкой ключей на поясном кольце. Услышав шаги, она откликнулась, не оборачиваясь:

— Голуба, нать бы чернобыльника нарвать. Мыши от романника уже не бегут. Глянь, всё зерно попортили!

— Кота вам надо, — негромко ответила я.

Ключница резко повернулась и прищурила красивые, чуть раскосые глаза:

Ты кто?

— Травница. Я к вам за маслом.

— Зашто тебе масло?

— Ну я же не спрашиваю, почему у вас нет кота, — улыбнулась. Женщина мне понравилась — глаза умные, морщинки на переносице как у нашей куратора в универе, от постоянных забот и беспокойства. Она нахмурилась:

— Что за кот такой и где его найти?

— Как это? У вас ещё кошек не приручили? — воскликнула я и похолодела. Чёрт! Я же так выдам себя! — В смысле, в городе нет ни одной кошки?

— Нет, — ключница пожала плечами и завязала верёвку на горловине мешка. — Что за масло взамен дашь?

— Травки, — я потрясла своей сумкой. Ключница поморщилась:

— Будто у нас своих нет...

— Лечить могу, — сказала я с запинкой. И подумала — а вдруг у них это какое-нибудь табу? Вдруг меня схватят и на костёр. Хотя вроде на Руси ведьм не жгли. И это, конечно, счастье!

— Лечить?

Она двинулась на меня, отвязывая ключи от пояса, и мне показалось на миг, что сейчас этими ключами получу по башке. Но мы просто выскочили из кладовой, и ключница заперла дверь, а потом махнула мне рукой:

— Ну пошли, посмотрим, как ты лечить умеешь.

Пока мы поднимались по бесконечным лестницам, шагали по бесчисленным коридорам и открывали двери ключами, я лихорадочно соображала — а хватает ли у меня опыта, чтобы лечить? Нет, с кикиморой прокатило, но она не человек. С князем тоже, но там у меня не было выбора. А теперь. Если я не смогу, если опозорюсь? Тогда мне вход в город будет закрыт. И масла я не получу, а русалки останутся с запутанными космами. Жить мне не дадут. Злые бабы хуже банды гопников.

Ключница остановилась перед дверью и повернулась ко мне:

— Лечить будешь знатного человека. Не оплошай, травница.

Похолодев, я ступила за ней в светлицу. Жарко, душно, темно. Свечи горят, чадят. Дым от благовоний сразу защекотал нос, и я чихнула. Ёж твою медь, да как тут здоровому можно выжить? Про больных и говорить не стоит, это не комната, а газовая камера!

Ключница остановилась у постели, поправила тяжёлое одеяло, подбитое натуральным мехом (с ума сойти!), и сказала:

Давай, начинай.

Я огляделась. Печь натоплена, пышет теплом. Сгорбленная старушка возится в уголке, что-то толчёт в ступке, ворчит неразборчиво. Я приблизилась к кровати, признаться, с опаской. Очень боялась увидеть там ещё одну старуху, которая того и гляди умрёт естественной смертью, а обвинят в этом меня.

Но увидела я в подушках светлого князя. Когда оставила его в прошлый раз, он выглядел гораздо лучше. Что они тут с ним сотворили? Чем лечили? Да он жаром пышет не хуже печки! На груди можно яичницу жарить... Рану перевязали хоть и не профессионально, но добротно, кровавых следов нет. Зато плотный тканевый бинт пропитан чем-то жёлтым. Ух ты ж ёлки-моталки! Загноилось! В рану попала инфекция, и скоро больному наступит пиздец.

Дайте мне антибиотики, и я переверну весь мир!

А пока их нет, надо лечить тем, что есть.

— Мне нужны чистая вода и чистые бинты.

Ключница толкнула старушку, та с кряхтением поднялась и потащилась за печку. Я принялась аккуратно разматывать ткань, которой перевязали князя. Гноя оказалось немного, но это не успокаивало. Организм инфицирован, значит, гной попросту не выходит, а скапливается внутри. Если не убрать его, разовьётся сепсис, а это верная смерть.

Обнажив грудь князя, я покачала головой. Рана от стрелы выглядела очень некрасиво. Раздутые, воспалённые края, а уж пахнет — мама не горюй! Всё это надо убирать, чистить, проверять внутри.

— Помоги мне перевернуть его, — попросила ключницу. Та с готовностью взялась за плечо раненого, и мы с усилием перевернули тяжёлое тело на бок. Выходное отверстие ничем не отличалось от входного. Я вздохнула. Ладно, поехали.

Бинтами убрала гной и верхний слой незаживающей раны. Далось мне это нелегко — я и видела то такое всего пару раз в жизни, а уже делала вообще впервые. Приложила ладонь к груди. Зелёные очертания органов успокоили меня. Значит, инфекция пока ещё не ушла в организм. Зато между лёгким и рёбрами пульсировал красный шар, уже пускающий щупальца в разные стороны. Находился он как раз на линии прокола стрелой. Ох, это, наверное, я виновата. Насовала ему листьев в тело.