Узбек сразу перестал кричать. Смуглое лицо его расплылось в привычной улыбке. Он очень аккуратно взял деньги, нагнулся, поднял разбитый арбуз и подал его Саше. Из кабины автобуса высунулся водитель и проорал:

— Эй, мужики! Вы едете или нет?!

Лева и Саша побежали к автобусу. Арбуз оттягивал Саше руки и поясницу, но, взвинченный скандалом и плохо соображавший, Саша так и не бросил арбуза. Автобус тронулся, и вышвырнуть арбуз было некуда, в окно он не пролезал, так велик был. Саша с трудом запихал его под сиденье. Автобус набрал скорость и ехал быстро, но вдруг так резко затормозил, что пассажиры с руганью повалились вперед, а арбуз выкатился из-под сиденья и всей тяжестью наехал на Сашину ногу. Саша со злобой пихнул его обратно, потер ногу, тихо сматерился:

— Как картошку везет…

— Там собака была, — сказал Лева, обернувшись и вытягивая шею (он сидел у окна), — мы ее чуть не задавили… Животные так часто гибнут под колесами…

У Левы голос дрогнул; Саша понял, что Лева думает о Черномырдине и страх одолевает Леву. Быть может, Черномырдин давно погиб…

— Видишь, я не забыл о нем, — сказал Мелкий.

— Довольно неуклюже ты его вспомнил, надо сказать. Притянул за уши… Ну, давай, давай, выкручивайся…

Большой совсем не об этой чепухе сейчас думал. Он думал о непреходящих, вечных ценностях, о деньгах. Младшая дочь хочет брать уроки верховой езды… «Папа, купи лошадь…» Лошадь! Он уздечку от лошади не мог позволить себе купить без того, чтобы семейный бюджет обрушился ему на голову с упреками вместе. Он вздохнул. «Вот и берешься за всякую халтуру… Бывало и хуже…»

Черная «девятка» продолжала стоять у бровки тротуара. Никто не подходил к ней, никто не выходил из нее. С того места, где они сидели, колес не было видно, и казалось, что она не стоит, а лежит на тротуаре, дыбом выгнув спину, протянув передние лапы. Большой и Мелкий старались не смотреть в ее сторону, но невольно глаза их то и дело устремлялись туда, словно невидимые приводы притягивали их к ее шестерням.

— Все делаем абы как, левыми ногами, — проворчал Большой, — я тут на одной странице насчитал шесть раз подряд выражение «и в этот миг»… О содержании уж я вовсе молчу…

— А зачем он нас так подгоняет, — сказал Мелкий. На сей раз местоимение «он» относилось к Издателю.

— Это не оправдание, — сказал Большой, — Достоевский написал «Игрока» за три недели…

— Может, если б он так не торопился — он бы еще лучше написал… Ты-то свой роман писал два года!

— Я не писал два года. Я думал два года. Это не одно и то же, мой маленький дружок… И хватит пялиться на эту машину.

— Давай напишем, что она уехала!

— Это не поможет. Давай лучше работать.

Увлекшись работой, Большой и Мелкий некоторое время не смотрели в сторону, где стояла темная «девятка». Когда они вновь посмотрели туда, ее не было. Они переглянулись. Они ничего не сказали друг другу. Но с этого дня они стали по возможности избегать открытых пространств. Вероятно, это было ошибкой. Вероятно, им следовало избегать закрытых помещений. Еще вероятней, что они просто подсели на измену.

— Он в Остафьеве уже давно, — сказал Саша. — Они всегда находят дорогу. Потом приедешь и заберешь его.

— Я читал, — сказал Лева, — об одном коте по имени, кажется, Сахарок… Это в Америке было. Хозяева переезжали из Калифорнии в Оклахому, и по дороге он потерялся. А год спустя он пришел к ним в Оклахому, представляешь?! Тощий, лапы стертые… Он никогда в Оклахоме не бывал, как он мог узнать, где они живут?

— И как же?

— Не знаю. Есть мнение, что представители кошачьих обладают телепатическими способностями… Я сам наблюдал: долго-долго сидят две кошки друг против друга и молчат; потом вдруг обе синхронно поднимаются и идут куда-нибудь. Конечно, скорей всего они обмениваются какими-нибудь вибрациями, но… Язык общения животных еще очень слабо изучен, это целина почти непаханая.

— Может, и он тебя найдет, — сказал Саша, хотя ни секунды в это не верил.

— Вряд ли, — сказал Лева.

Тем не менее, казалось, Лева от этого разговора немного успокоился. Саша тоже успокоился и задремал. Проснулся он, когда автобус уже ехал по городу.

— Все кружим и кружим, — вздохнул Лева, — точно водят нас на веревочке… Нет, Пушкин, не хочу я связываться с бандитами — ни с африканскими, ни с обыкновенными. Хуже будет.

— А сами мы не можем все приклеить и исправить? Бланки-то есть.

— Это ты опять кино насмотрелся, — сказал Лева, — таким вещам учатся. Если мы хотим, чтобы первый мент, который возьмет в руки наши ксивы, нас повязал, — тогда, конечно, мы сами можем…

— «Ксивы»! — фыркнул Саша. — Повязал… Эх ты, четырехглазый…

— А может, ты и прав, — сказал вдруг Лева. — Попробуем сами.

— Ладно, поглядим.

Автобус въехал на площадь и остановился там, где останавливаются все пригородные автобусы, маленькие и грязные. Дальше нужно пересаживаться на другой автобус и ехать в сторону Валдая. Саша с Левой вышли и замерли в страхе: автовокзал был полон милиции. Повсюду стояли и ходили милиционеры с собаками и омоновцы.

Эта облава не имела никакого отношения к Саше и Леве. Между Тверью и Новгородом уже несколько недель орудовала банда так называемых «извозчиков»: бандиты брали в свои машины пассажиров, которые казались богатыми и плохо знали местность, обещали, что довезут куда им нужно короткой проселочной дорогой, а по дороге убивали их и, ограбив, закапывали или просто бросали трупы в лесу.

Саша и Лева, конечно, были уверены, что охотятся на них. Первым их побуждением было — бежать прочь. Они еще могли это сделать: там, где остановился горюхинский автобус, милиционеров не было, а была низенькая оградка, которую ничего не стоило перескочить и — раствориться на городских улицах. Но они не знали, что облава происходит конкретно на вокзале, они думали, что она — везде, по всему городу. И Лева — пред его глазами неотступно стоял образ маленького Cricetus cricetus, поднявшегося на задние лапы, чтобы броситься на овчарку и вцепиться ей в морду, — подумал, что лучше рискнуть и попытаться прорвать кольцо там, где не ждут. Беглецы выглядели совсем не так, как два месяца тому назад: Лева был без бороды и бакенбардов, а Саша — с бородой и бакенбардами; волосы их были другого цвета, они сильно похудели и были черны от загара. И походка их изменилась, и звериным сделался взгляд. А главное…

— Лезь обратно! — прошипел Лева и пихнул Сашу. — Арбуз!

— Чего?!

Лева оттолкнул Сашу и сам заскочил обратно в автобус. Пыхтя, он выкатил арбуз из-под сиденья. Кто заподозрит государственного преступника в мужике, еле плетущемся под тяжестью глупой полосатой ягоды? В том и была миссия арбуза — оберечь от беды.

Под прикрытием арбуза беглецы добрались до касс и купили билеты на автобус до Новгорода. Он отправлялся через десять минут. Они вышли снова на площадь. Автобус до Новгорода уже стоял на своем месте. Это был большой и красивый автобус, совсем не такой, как пригородные. Саше было душно, он расстегнул ворот рубахи. К новгородскому автобусу подошли два милиционера с автоматами и овчаркой. Собака тихо зарычала и села, натянув поводок.

— Мы на нем не поедем… — прошептал Саша. Милиционеры никого не схватили и даже ни у кого не смотрели документов, а о чем-то поговорили с водителем и отошли. Саша, повернув голову, следил за ними. Он дрожал и безостановочно молился. Молитва его была проста: «Господи, пожалуйста…» Он не мог даже придумать, что пожалуйста. А Лева застывшим взглядом продолжал сверлить автобус. Теперь, когда милиционеры и пассажиры не заслоняли своими ногами переднее колесо автобуса, было видно, что там, у колеса, сидит кошка. На нее и рычала овчарка. Кошка не мылась, она сидела спокойно в классической позе Багиры, обвив хвостом все четыре вместе сдвинутые лапки. Она была не полностью черная: нос был белый и на одной лапе белая перчаточка. Кошка потянулась и небрежною походкой ушла прочь. Саша повернулся к Леве. Он не видел кошки.