— В багажнике. Они меня в багажник… Я был в багажнике… Слышу — стреляют… Я освободился… Багажник они не заперли, только… И…

Лева — у него-то все зубы (давно уж не свои) были на месте — чуть не прыгал от счастья, что не потерял Сашу. Он хотел во всех подробностях рассказать Саше о том, как очнулся в ужасной тесноте, духоте и темноте, и как почувствовал, что лежит боком на собственных расколотых очках, и как стеклом очков разрезал веревку, которой — слава богу, спереди — были скручены его руки, и как весь при этом изрезался, и как ему было больно и страшно, и как он мучился сознанием собственного бессилия, когда видел, как избивали Сашу, и как хотел сесть за руль какой-нибудь из машин, но не решился, так как не умел водить машину, и как в отчаянии хотел уже было броситься на бандитов, но не смог, и как сообразил, что в момент наивысшей неразберихи можно внести панику в ряды противника; но теперь он увидел, что Саша мало расположен слушать рассказы о чужих приключениях, и замолчал.

— Ну и зря. В хорошем приключенческом романе этот эпизод занял бы страниц пять.

— А мы дадим читателю сноску на какой-нибудь хороший роман.

— Точно. Не забыть бы.

(Они забыли. Сам вспомни, о читатель.)

— А где же менты?

— Какие менты?! Это я кричал — ты что, не понял?

— Не до того было.

— Ох, Сашка, Сашка… Я опять без очков, как крот… И деньги забрали…

Саша не спросил, забрали ли бандиты рукопись, которая была в кармане у Левы. Им обоим было совершенно не до рукописи. (Бандитам — тоже; они не взяли ее.) Саша и Лева немного полежали, набираясь сил. Потом Лева помог Саше встать на ноги, и они попытались идти. Они не пошли прямо к дороге и к машинам, ведь те и другие бандиты, сообразив, что их развели, в любую минуту могли вернуться туда. Они хотели выйти к дороге, но не в этом месте, а хотя бы на пару километров подальше. Для этого нужно было углубиться в лес и лесом пройти эту пару километров.

Лес был глухой, и ночь была безлунная. Чтобы прятаться, это было хорошо. Чтобы двигаться — плохо. У них не было компаса, ничего не было. Возможно, днем Лева сумел бы сориентироваться по деревьям, но ночью и без очков он не видел ничего. Саша ориентироваться в лесу не умел вообще, и он очень плохо себя чувствовал, у него все болело. Они думали, что идут параллельно дороге, а на самом деле шли перпендикулярно, удаляясь от нее. Когда они хотели выйти к дороге, то обнаружили, что дороги нет. Они заблудились. Но они не хотели признавать этого факта. Они продолжали брести, как зомби. Было бы неправильно сказать, что они брели «куда глаза глядят». Глаза их не глядели, они ничего не видели. Они шли, потом спотыкались о корни деревьев, падали, лежали, жевали траву и листья, чтоб не так хотелось пить, вставали, опять шли, опять падали и лежали. Никакой лесной зверь не встретился им, только сова ухала сверху, но они не слышали ее, они ничего не слышали, кроме собственной крови, стучавшей в уши. Потом — они не знали, сколько времени прошло, — начался дождь, и они ловили ртами воду и пили. Они промокли, совсем выбились из сил. Слепой Лева в очередной раз наткнулся на что-то и упал.

— Пушкин, мы заблудились… Надо подождать утра… Что это?

— Где?

— Тут дерево…

— Тут везде деревья.

— Да нет, — сказал Лева, — это бревно, по-моему… Какое-то сооружение из дерева…

Саша подполз к нему, и они стали ощупывать то, на что наткнулся Лева. Это были несколько мокрых бревен, уложенных в ряд. Там, где кончались бревна, было что-то вроде металлического наклонного козырька, а под ним — пустота.

— Это окоп, — сказал Лева, — или землянка, или как их там…

— Блиндаж. Землянка — это не яма, это на земле стоит, домик такой, навроде шалаша.

— Тут с войны их полным-полно, я читал. И немецкие, и наших партизанов. Но почему бревна не сгнили?

— Плевать…

Они скатились в яму. Она была довольно большая. В яме было почти совсем сухо, пол был не земляной, а дощатый. Кажется, там стояла какая-то мебель или, может быть, просто ящики. Нет, все-таки мебель: они ощупью нашли что-то похожее на стол. Саша провел рукой по поверхности этой штуки, похожей на стол; что-то с глухим звуком упало и покатилось. Затем пальцы его нащупали что-то мягкое, прямоугольное, в целлофане — сигареты — и тотчас все мысли и желания Саши сосредоточились на одном: курить! Он лихорадочно стал шарить руками по столешнице, по стенам… На стенах были полки.

— Ты чего? — спросил Лева.

Они говорили шепотом, хотя слышать их было некому.

— Спички… — простонал Саша. — Если есть сигареты — должны быть и спички…

Они искали долго, натыкаясь на стены, на ящики, друг на друга, сшибаясь лбами. Они не нашли спичек. Но на полу они нашли зажигалку. Саша схватил ее и сжал очень крепко. Несколько секунд он медлил, он был счастлив, но смертельно боялся, что зажигалка не сработает. Потом он нажал пальцем на колесико и увидел маленький оранжевый огонь, и в свете этого огня — ошалелое лицо Левы с черными кругами возле глаз. Он затянулся сигаретой, это причиняло боль и наслаждение. Он снова чиркнул зажигалкой и посмотрел на пачку сигарет. Это были современные сигареты, «Мальборо», и зажигалка была современная, дешевая. Теперь было понятно, почему не сгнил бревенчатый накат: это был не совсем подлинный блиндаж, а реставрированный, можно сказать — новодел.

— Какие-нибудь черные следопыты, — сказал Лева, — тут у них база. Они ведь тоже по ту сторону закона. Они нас не сдадут.

— Да, — сказал Саша, — они нас просто прикончат. Это бизнес, Белкин. Я про этот бизнес слыхал. Но, может, в такой дождь они сюда не придут.

При свете зажигалки Саша и Лева торопливо осмотрелись и увидели в углу на табурете керосиновую лампу и керосиновую плитку. Лампа была полна до краев. Они зажгли лампу и стали осматриваться уже не так торопливо. В блиндаже было чисто. У дальней стены были две койки, застеленные хорошими стегаными одеялами. На одной из коек валялись плеер с наушниками и книжка Радищева «Путешествие из Петербурга в Москву», заложенная на середине бумажной закладкой, на тумбочке возле другой стоял радиоприемник.

— Какие странные книги они читают, — сказал Лева. Саша не понял, что показалось Леве странным, он не помнил, кто такой Радищев. На полках были аккуратно расставлены припасы: макароны, крупа, сахар, чай, кофе, тушенка, минеральная вода и пиво в бутылках. Саша и Лева напились воды, умылись и поели тушенки прямо из банок, холодной. Пиво они не тронули. Водки они бы выпили, конечно, но водки не было.

Почти все свободное пространство занимали ящики. Это были не специальные ящики для боеприпасов, а обыкновенные ящики, грубо сколоченные, некрашеные. Лева открыл один из них. И все-таки там были боеприпасы. Саша и Лева стали открывать все ящики подряд, и во всех были гранаты, мины, взрывчатка, детонаторы и прочая дребедень. Один ящик был доверху заполнен патронами, в другом, длинном и плоском, грудой лежали автоматы и винтовки. Там были и старые советские автоматы и винтовки, были и новые, современные, были и немецкие. Все они были чистые, смазанные маслом. Воинственные хозяева заботились о своем арсенале. Всего делов-то: очистить от ржавчины, заменить сгнивший приклад, пристрелять. Почва сухая, сохраняется хорошо. Так что Саша и Лева ничуть не удивились, когда обнаружили под кроватью закутанный в одеяло миномет.

— Давай спать, — сказал Саша.

Если бы в прежней жизни ему сказали, что он при виде целого склада боеприпасов и оружия проявит к ним так мало интереса, он бы не поверил.

— Давай выберем себе оружие, — сказал Лева. Он чуть больше интересовался оружием, но ведь он был избит не так сильно, как Саша, и все зубы у него были на месте.

— И что мы с ним будем делать? Если бы пистолеты или хотя бы обрезы… Как ты будешь в бегах с винтовкой? Ее же не засунешь под куртку.

— Гранаты… — неуверенно сказал Лева.