Олван погрозил видению дрожащим пальцем.

– Ты лучше держись от меня подальше. Я уже убил тебя однажды, так вот, я ведь могу повторить!

Дворецки расхохотался, и от его смеха по спине Олвана пробежали мурашки.

– Тут ты ошибаешься, Арно. Ещё раз меня убить нельзя. Кстати, смерть не так уж страшна по сравнению с тем, что ждёт тебя потом.

– А что меня ждёт?.. – невольно заинтересовался Олван.

– Ты попадешь в ад. Арно, – сказал Дворецки. – Я видел его, увидишь и ты.

И как раз в этот момент Олван сломался. А почему ему было не верить словам Дворецки? В конце концов, он, Арно Олван, собственноручно застрелил его, видел, как тот умирал… А потом Дворецки возникает прямо посреди запертой камеры.

– Я не виноват! – зарыдал он. – Правда! Я-бы сам никогда не стал стрелять в тебя. Я просто выполнял приказ Спиро. Ты же слышал, что он мне приказал! Я просто был «железным человеком», всегда им был… Дворецки положил руку ему на плечо.

– Я верю тебе, Арно, – тихо произнес он. – Ты всего-навсего выполнял приказ.

– Да, да, приказ.

– Однако этого недостаточно. Тебе нужно очистить совесть. Если ты этого не сделаешь, мне придётся забрать тебя с собой.

Глаза Олвана покраснели, слёзы струились по его щекам.

– Но как? – взмолился он. – Как мне очистить совесть?

– Признайся во всех грехах властям. И ничего не скрывай, иначе я вернусь.

Олван отчаянно закивал: уж лучше попасть в тюрьму, чем в то место, о котором говорил Дворецки.

– Помни, я буду следить за тобой. Это твой единственный шанс на спасение, и если ты им не воспользуешься, я вернусь.

Вставные зубы Олвана вывалились изо рта и покатились по полу.

– Не волнуйшя, я во вшем прижнаюшь. Обешаю.

Дворецки снова набросил на голову маскировочную фольгу и исчез.

– Смотри не обмани меня, иначе тебя ждут неприятности, – донесся голос из пустоты.

Затем Дворецки вышел из камеры, сложил фольгу и спрятал её в карман, а через несколько секунд появился Сид Коммонс с карточкой посетителя.

Он сразу же заметил Олвана, ошеломленно мечущегося по своей камере.

– Дворецки, что ты с ним сделал?

– Эй, я здесь ни при чем. Проверь записи. Он вдруг рехнулся, начал говорить сам с собой. Орать, что хочет во всём сознаться.

– Он хочет сознаться? Вот так вдруг?

– Понимаю, звучит нелепо. Но всё было именно так, как я описываю. На твоем месте я позвонил бы в Скотленд-Ярд Джастину Барру. Мне кажется, что показания Олвана помогут ему раскрыть много нераскрытых дел.

Коммонс подозрительно прищурился.

– Почему-то мне кажется, что ты знаешь куда больше, чем говоришь… – с недоверием промолвил он.

– Ты можешь подозревать меня сколько угодно, – миролюбиво ответил Дворецки. – Но чувства – это ведь не улика, и твои камеры наблюдения всегда покажут, что я не входил в комнату.

– А ты уверен, что они покажут именно это?

Дворецки бросил взгляд на дрожащий над плечом Сида Коммонса воздух.

– Абсолютно уверен, – твёрдо сказал он.

Обратный перелёт из «Хитроу» занял более часа из-за особо сильной турбулентности и восточного ветра, разбушевавшегося над горами Уэльса. Когда же Элфи и Дворецки наконец приземлились рядом с особняком Фаулов, то увидели офицеров Подземной полиции, под покровом темноты торопливо заносивших в дом оборудование для стирания памяти.

Дворецки отстегнулся от «Лунного пояса» и прислонился к стволу серебряной березы.

– Ты нормально себя чувствуешь? – спросила Элфи.

– Вполне, – откликнулся телохранитель, массируя грудь. – Просто этот проклятый кевлар мешает. Он, конечно, спасет мне жизнь, если по мне вздумают пальнут из какого-нибудь малокалиберного оружия, но он так сдавливает грудь…

Элфи сложила свои крылья.

– Зато теперь у тебя начнётся спокойная, мирная жизнь.

Откуда-то сбоку донесся шум. Дворецки повернул голову. Какой-то пилот Подземной полиции пытался припарковать шаттл в гараже на две машины, однако у него ничего не получалось: он всё время стукался о бампер «бентли».

– Мирная жизнь… – пробормотал Дворецки, направляясь к гаражу. – Если бы.

Устроив бедняге-пилоту головомойку и доведя его чуть ли не до инфаркта, Дворецки с сознанием выполненного долга направился в кабинет, где уже ждали Артемис и Джульетта. От радости Джульетта так крепко обняла своего старшего брата, что тот едва не задохнулся.

– Все в порядке, сестренка. Ты напрасно за меня переживала – наши волшебные друзья залатали меня на славу. Так что я буду и впредь присматривать за тобой.

Артемис сразу перешёл к делу.

– Ну, как наши успехи? – спросил он.

Дворецки открыл дверцу сейфа, расположенного рядом с вентиляционным отверстием.

– Я все выполнил, сэр.

– А специальное задание?

– Мой человек в Лимерике сделал все в точности, как вы приказали. Хотя за долгие годы работы ему ещё не приходилось сталкиваться с такими просьбами. Они находятся в специальном растворе, предотвращающем коррозию. Слои настолько тонкие, что окисление начинается очень быстро, поэтому предлагаю установить их в самый последний момент.

– Великолепно. Разумеется, три комплекта делать было необязательно, но это усилит эффект.

Дворецки протянул ему золотую монету на кожаном шнурке.

– Я скопировал ваш дневник и все касающиеся волшебного народца файлы на лазерный мини-диск, а затем покрыл его слоем сусального золота. Издалека никто ничего не заподозрит, но тщательного осмотра этой штучке не пройти. С другой стороны, погружать диск в расплавленное золото было нельзя: это уничтожило бы всю информацию.

Артемис завязал шнурок на шее.

– Думаю, того, что ты сделал, вполне достаточно. Кстати, ты позаботился о ложном следе?

– Да. Послал вам сообщение по электронной почте, которое вы пока не получили, а также забронировал несколько мегабайт на сайте хранения информации. И ещё, сэр… Это была моя личная инициатива, но я спрятал в парке рядом с домом капсулу, куда тоже положил кое-какую информацию.

Артемис кивнул.

– Хорошо, – одобрил он. – Об этом я не подумал.

Дворецки принял комплимент, хотя не поверил в его искренность. Артемис не упускал ни единой детали.

В разговор вступила Джульетта:

– Знаете, Артемис, сэр, а может, это в самом деле разумно – отпустить эти воспоминания, дать им уйти? И волшебный народец немножко успокоится.

– Эти воспоминания – часть моей личности, – возразил Артемис.

Он осмотрел лежавшие на столе капсулы и взял две из них.

– Ну, хватит тянуть. Думаю, волшебному народцу уже не терпится стереть нашу память.

Команда техников под руководством Жеребкинса разместила свою лабораторию в комнате для совещаний, воздвигнув сложную конструкцию из электродов и оптоволоконных кабелей. Каждый кабель был подключен к плазменному экрану, на котором излучаемые мозгом волны отражались в виде текстовых строчек. Говоря простым языком, Жеребкинс мог читать воспоминания человека как открытую книгу и удалять из них то, что ему было нужно. Возможно, наиболее невероятной частью процесса удаления памяти являлось то, что человеческий мозг сам придумывал альтернативные воспоминания для заполнения освободившегося места.

– Мы могли бы стереть вам память при помощи переносного оборудования, – объяснил Жеребкинс, как только все пациенты собрались в зале, – но полевое оборудование позволяет осуществлять только полное стирание. В таком случае из вашей памяти были бы удалены все события, произошедшие за последние шестнадцать месяцев, что могло бы сказаться на вашем дальнейшем эмоциональном развитии, не говоря уже о понижении вашего КИ, коэффициента интеллекта. Поэтому мы решили использовать лабораторное оборудование, чтобы стереть только те воспоминания, которые касаются волшебного народца. Разумеется, дни, которые вы целиком провели рядом с нами, абсолютно выпадут из вашей памяти. Рисковать мы не можем.