Елисей перехватил Лёхина в прихожей.

— Лексей Григорьич, — рассудительно воззвал он, — а ведь вчерась вышел ты минут на двенадцать позже.

Завязавший шнурки на одном ботинке, держа второй в руках, Лёхин обернулся к настенным часам в прихожей. Смотрел, наверное, целую драгоценную минуту, прежде чем до него дошло.

Часы в прихожей почти старинные. В последний год, когда завод подходил к концу, они начинали здорово гнать время. Обычно Лёхин помнил, что настенные "спешат". Но сегодня, всполошённый, как-то не додумался, что они вот-вот остановятся и потому гонят от души.

Посмотрев в зеркало под часами, он вздохнул. Но воинственный пыл ещё не угас, и он заявил домовому:

— Ботинок развязывать не буду!

И со вторым ботинком в руках двинулся на кухню. Здесь Елисей обувку отобрал и сунул в пальцы вилку.

— Приятного аппетита!

Ещё через минуту, пытаясь привести мысли в подобие порядка и сообразить, что на сегодня ожидается, Лёхин чуть не подавился вкусной, нежнейшей котлетой: придут проводить Интернет, надо позвонить Егору Васильевичу и Павлу Ивановичу, должен приехать Данила — завезти посуду, надо успеть закатать двадцать банок лечо, а ещё вечером пойти в кафе — и потерять там столько времени!.. Мда, счастливые привидения… Для них-то день сегодняшний после обеда — сплошной праздник: столько народу, столько впечатлений!

Ну и ладно! Главное, что сегодня утром, почти сейчас, он увидит Аню.

Он улыбнулся, не подозревая, что мгновением ранее из кухни упорхнули привидения, чтобы отсмеяться на свободе: Шишик отплясывал на голове хозяина, изображая "эскадрон моих мыслей лихих".

Выходя из квартиры, Лёхин спохватился и позвал:

— Джучи, пошли гулять!

Но котяра только подозрительно выглянул из-за дверной занавески, а Елисей поспешно сказал:

— Иди-иди, Лексей Григорьич! Приспичит животной — выпустим!

Закрывая за хозяином дверь и шагая вместе с нею, Елисей вдруг уловил промельк чего-то призрачно-зеленоватого. Это неуловимое нечто утянулось вслед за ногами Лёхина, спешащего к лифту. Забыв о двери, домовой бросился за мелькнувшей зеленью. Он только успел завернуть за угол лифтовой клетки, как дверь захлопнулась перед его носом. Озадаченный домовой только и заметил, что в одном из углов зелень раздвоилась, словно на две пуговицы. Постояв чуток, Елисей вернулся в дом, строго-настрого давая себе зарок не забыть рассказать хозяину о странных пуговицах, преследующих его.

… В кафе-кондитерской, как всегда, тепло и тихо. И сухо — что немаловажно.

Лёхин и Аня почти вбежали в небольшой зеркальный коридор, по обе стороны которого располагались два маленьких зала. По утрам работал обычно левый. Они, смеясь, встряхнули с себя дождь, привели себя в порядок перед зеркальной стеной и с удовольствием вошли в зал.

Любимое место дожидалось их, хотя в зале сидели ещё четыре человека. Аня села, а Лёхин пошёл к продавщице, которая с улыбкой узнавания поздоровалась с ним.

— Аня, что будешь?

— Давай на твой вкус сегодня!

— Тогда завтра выбираешь ты!

— Согласна.

Долго он не выбирал: главное — побыстрее сесть рядом и смотреть в милое смуглое лицо. Пока он нёс пирожные к столику, продавщица сама налила кофе и поставила перед ними.

— А пока народу мало, поухаживаю за вами. Приятного аппетита!

— Спасибо! — ответила за обоих Аня.

Сначала они обсуждали пирожные, а потом неожиданно для себя Лёхин сказал:

— Представляешь, меня вчера пригласили в одно кафе послушать певицу.

— И как? Понравилось?

— Средне, честно говоря. Если с этой точки зрения смотреть, вечер пропал.

— А что за кафе?

— "Орден Казановы". Аня, что такое?..

Аня отложила пирожное на картонную тарелочку и внимательно вгляделась в Лёхина. Всегда чуть смешливые, тёмные глаза сузились, словно она чего-то очень сильно не понимала.

— Вчера тебя пригласили в "Орден Казановы", а сегодня ты здесь, со мной.

— Связи не улавливаю, — признался Лёхин после минутного молчания.

— Я… тоже, — тихо сказала она и чуть отодвинулась от стола, словно разом потеряла аппетит.

Глядела она теперь в сторону окна, забывшись и сразу напомнив насторожённо собравшуюся птицу. И очень сильно напуганную.

Лёхин отпил кофе, следя за её пальцами, нервно барабанящими по чашке. И подумалось: если он сейчас не расскажет про Егора Васильевича и бабку Петровну с их пропавшими детьми, она, пожалуй, больше не придёт сюда, в эту уютную кафешку, которую они словно присвоили в качестве собственной вселенной. Надо ввести её в курс дела, и тогда она невольно окажется… Вот только кем? Наверное, соучастницей. От слова "участие" в значении "сочувствие". Держать всё в себе Лёхин не может. Тяжело. Очень хочется выговориться. А ещё Лёхин знал за собой одну черту: говоря вслух о чём-то не вполне ясном, он начинал лучше понимать. Одно дело — видеть картинку. Другое — попытаться описать её словами.

— Кофе остынет, — сказал он как ни в чём не бывало.

Аня повернулась к нему и как-то машинально улыбнулась.

— Вроде уже и не хочется…

— Сейчас захочется так, что придётся просить ещё по чашечке и заказывать торт! — пообещал Лёхин. — У нас есть ещё время?

Ему удалось вызвать её улыбку — правда, бледное подобие прежней: эта, в настоящий момент, всё ещё напряжённая, всего лишь являлась реакцией на его шутливое заявление о торте. Он видел, что больше всего её хочется просто сбежать. С трудом сдержав вздох и готовый сорваться вопрос: "Что ты знаешь об "Ордене Казановы"?", Лёхин изобразил лектора, постучав пластиковой ложечкой о чашку, многозначительно прокашлялся и торжественно сказал:

— Внимайте, люди добрые, истории странной и пугающей, загадочной и увлекательной! И будьте терпеливы и благосклонны к рассказчику, ибо спускался он на самое дно бездны, чтобы найти там свои истории и принести их вам, о снисходительные!

И он в самом деле рассказал всё, что связано с людьми и их делами, опустив причастность к событиям представителей паранормального мира. Аня слушала сначала как-то нетерпеливо ("Быстрей бы закончил — и я бы ушла!"). Потом, как-то незаметно — локти на стол и уткнула в переплетённые пальцы подбородок, и пошло от неё такое тёплое сопереживание, что Лёхин облегчённо вздохнул, с радостью глядя во вновь засиявшие тёмные глаза… Они и правда допили весь кофе и съели все пирожные: Лёхин — потому что в горле пересыхало, Аня — потому что, кажется, вернулся аппетит. А когда всё съели и всё рассказали, Лёхин увидел Шишика: он сидел рядом с ладонью Ани, на столе, и обеими лапами держал её указательный палец, словно утешая.

— Вот и сказке конец, а кто слушал — молодец! — Лёхин встал, прихватив свою вновь опустевшую чашку. — Аня, тебе ещё кофе заказать?

— Нет, спасибо.

А когда он вернулся просто с кипятком из электросамовара, Аня спросила:

— Мальчик в капюшоне, Ромка, он такой же красивый, как те мальчики-красавчики?

— Н-нет, наверное. Мальчики-красавчики в основном лет двадцати — плюс-минус. А Роману — шестнадцать. Не скажу, чтобы он был похож на них. У них у всех какой-то один тип внешности. Да и не станет похожим. У них какие-то… Я даже не знаю, как сказать… Как будто их всех рисовали для японского аниме — вот что. А Ромка — он похож на Маугли из советского мультика. Только Маугли всегда встревоженный и напряжённый, а Роман смотрит так, как будто ему весь мир принадлежит.

— А девочка, Лада?

— Она из этих — серых мышек. Да что я тебе говорю? Давай завтра фотки их принесу! Посмотрим?

— Посмотрим, — согласилась она, и Лёхин впервые понял, что счастьем может быть и негласное согласие увидеться в следующий раз. Но Аня не закончила: — Я немного знаю про это кафе… Мне… подруга рассказала… Ты можешь, конечно, не поверить ей. Она говорит, что все эти мальчики-красавчики и девушки каким-то образом влюбляют в себя богатых посетителей, а потом вытягивают из них деньги. Причём деньги посетители отдают сами.