Пока ошеломлённые по второму разу охранники пытались сообразить что к чему, доехал лифт. И вышедший из него Егор Васильевич тоже получил на свою долю патетики: дверь в квартиру бабки Петровны распахнулась, из неё выбежали, обливаясь слезами, две женщины, совсем старая и совсем молодая, и бросились к высокому парнишке…

Из прострации Лёхина вывели двое: Соболев коротко кивнул, зашёл в лифт за спинами двух только что прибывших, обалдевших от всего телохранителей и благополучно удалился; а над ухом Лёхина дрожащий от умиления голосок Касьянушки продребезжал:

— И возлегша на грудь ему и зарыдаша!..

Лёхин огляделся: пол, ближе к стенам, усеяли домовые; потолок шевелился плотным скоплением глазастых от бешеного любопытства Шишиков. А на узкой лестничной площадке стоят десять человек, один лежит, и только двое из всех твёрдо понимают ситуацию: Ромка, их ненаглядный Ромка вернулся!

Глянув налево, Лёхин увидел своего Шишика. Тот сидел на рукаве, на декоративной заплатке от фирмы-производителя. Всё! Весело раззявленная пасть и глазки косенькими полумесяцами прорвали плотину. На последнем грамме выдержки он влетел в открытую Елисеем квартиру, в спальню — и уж здесь дал волю смеху!

С вызванной соседями милицией разбирался Данила, пока Егор Васильевич отсиживался у бабки Петровны. Данила предъявил ребятам из патрульной машины человека, до бессознательного состояния искусанного бешеной собакой, а потом предъявил и само взбесившееся животное, опасное для жизни, но героически подстреленное охраной Комова. Услышав о Комове, милиция "надела белые перчатки", да и предоставленные их вниманию факты достаточно плотно укладывались в предложенную историю.

Вызвали "скорую", Вечу увезли.

Милиция уехала.

Егор Васильевич, волей-неволей попавший на раннее чаепитие к бабке Петровне, только после этого известия вышел из кухни в поисках молодёжи. Обнаружил в зале. Роман и Лада, втиснувшись в старое, довольно широкое кресло, спали в обнимку. Судя по осунувшимся лицам, сон им был во благо, и Егор Васильевич не стал тревожить их.

Но и в Лёхиной квартире он не добился ничего: охранники проводили его в спальню, где хозяин дрых мёртвым сном. На все попытки разбудить его Лёхин только бурчал: "Ага… Ща…" Охранники, посмеиваясь, предложили окатить хозяина холодной водой — и Егор Васильевич махнул рукой: пусть выспится! Придёт в себя — сам всё расскажет.

И никто не заметил под сброшенной Лёхиным курткой приличных размеров вещмешок.

Заметили привидения. Они сначала всей компанией полюбовались на Шишика, который, изо всех сил вцепившись в ухо Лёхина, блаженствовал: хозяин видит сны! Много! Вкусно!.. Примостившийся под боком у Лёхина Джучи поднял царственную морду к слишком болтливым и громогласным привидениям и хищно зевнул на них.

Естественно, Касьянушка сбежал первым. Последним вприпрыжку летел Линь Тай. Он-то, востроглазый мальчишка, и увидел незнакомый предмет в досконально изученной комнате полюбившегося привидениям и приютившего их дома.

— Ах-ха! — завопил он и стремительно спикировал к вещмешку, чьи ремни слегка высовывались из-под куртки.

— Чего — ага? — строго вопросил Дормидонт Силыч, подлетавший выставя важный купецкий пузень.

— А ведь здесь явно что-то интересное, — погрузившись в пол по шею, констатировал бывший агент КГБ. — Принесено, насколько понимаю, нашим хозяином. А уходил — что-то не припомню: был ли у него с собой?..

Хором подтвердили: не брал Лексей Григорьич мешков! Да и нет таких в доме! Позвали Елисея. Тот прибежал взволнованный: что, мол, ещё стряслось?

Показали. Домовой походил-походил, потрогал-потыкал и растерянно пожал плечами:

— Без хозяина что могу? А вдруг запретное что? Нельзя видеть ни нам, ни ещё кому. — И покосился на моргнувших наверху Шишиков.

— Неужто бы Лексей Григорьич принёс какую-нибудь вещицу да нам не показал? — удивился Касьянушка. — Да вот так бы охломонисто на полу побросал, коли вещь тайная да страшная?

— Резонно, — улыбнулся Глеб Семёнович.

Ну, тут и Елисею любопытно стало, что же хозяин такого в дом приволочь мог. Он быстро стащил с вещмешка полуприкрывавшую его куртку, поцокал на неё языком: возиться со стиркой придётся — и ой как долго! Потом с помощью соседей-домовых развязал верёвку, стягивающую верх таинственного мешка. Поставленный на попа мешок повалился, изливая на старенький палас груду поблёскивающих драгоценностей… Касьянушка было запричитал от восторга, но, оглянувшись на спящего хозяина, заткнул рот ладошками.

— Не хило, — солидно высказался Дормидонт Силыч.

— Странно, — задумался Глеб Семёнович, — наш хозяин — и это добро…

— Не странно, а стыдно, Глеб Семёнович, — твёрдо сказал Елисей. — Да в жизнь не поверю, чтобы Лексей Григорьич может энтим делом промышлять!

— И всё-таки что-то мне этот мешок напоминает. — Привидение с силой потёрло лоб. — Где-то я уже видел такой свет вокруг него…

— А в подъезде, — тихо подсказал Касьянушка. — Тварюшка убиённая такой свет испускала.

— А значит, хозяин наш в честном бою сие добро взял! — заявил ободрившийся Дормидонт Силыч и тоже слетел рассмотреть удивительные по красоте безделушки. — Ишь, старинные тоже есть. Лепота какая!

— Вы, Дормидонт Силыч, неправильно понимаете ситуацию, — заметил бывший агент КГБ. — Алексей Григорьич, судя по всему, это добро не просто в бою взял, а отбил. И сдаётся мне, что будет он это добро раздавать потерпевшим. О, смотрите-ка! Судя по ауре, это кольцо и во-он тот браслет имеют одного хозяина.

Линь Тай завизжал от восторга и кинулся тоже искать вещи по хозяевам. Он этот поиск воспринял почти как игру: а раскидай-ка предметы из кучи по одинаковым цветовым рисункам!

Домовые-соседи тем временем разбежались. Остался лишь Никодим, сияющий от радости и готовый хоть как послужить Елисею. Пока привидения азартно искали "родственные" драгоценности, оба домовых сбегали на кухню и принесли пакетики-мешочки, бережно хранимые Елисеем.

Привидения — обрадовались. Сначала ювелирные изделия разложили по всей комнате кучками: привидения показывали — домовые таскали. Потом, убедившись, что каждая кучка переливается лишь ей присущими расцветками, ссыпАли её в отдельный пакетик и скручивали верх, чтобы не высыпалось.

Касьянушка от умиления прослезился, представляя, как счастливы будут те, которые смогут получить назад незаконно отнятое. Его поправляли: не отнятое — бедолаги отдавали сами, — Елисей рассказал всё, что знал о махинациях в кафе. Привидение возражало: "сами" не считается, потому как не по своей воле отдано, а колдовством чёрным, наведённым заставили людей расставаться с дорогими побрякушками.

Над мешком, теперь плотно набитым пакетиками, плясал и прыгал Линь Тай, изображая "дедушку с бородой из ваты".

А потом, угомонившись, привидения потянулись за домовыми на кухню. Туда же покатилась и куча Шишиков — послушать интересные разговоры.

— Допреж беседы самовар поставим, — сказал Елисей, и Никодим согласился. — Хоть и утро — ночь, однако, беспокойная была.

Уперев руки в боки, Дормидонт Силыч важно обсуждал с Глебом Семёновичем котировки валют, подсмотренные на страничке "компотера". Линь Тай парил возле подоконника и на пару с Джучи пытался напугать толстого голубя, приземлившегося на карниз. Один Касьянушка "сидел" тихонько на хозяйском месте, глубоко погружённый в какие-то свои думки.

Елисей включил радиоприёмник — негромко. Радио будто откашлялось и бодро заговорило о нападении, об убийствах, о похоронах, об ограблении… Домовой послушал, пригорюнясь, чуток, да и выключил.

— Опять ты вздохнул (Касьянушка резко поднял голову), Елисей. И что ты слушаешь эти новости? Лучше соседей по дому послушай — вот где жизнь-то! А ты…

— Вздохнул! Вздохнул! — завопил Касьянушка, и вскочил, и умчался в зал, отчего-то невероятно счастливый.

Забыв закрыть рты, вслед ему посмотрели привидения купца и агента КГБ. С карниза удрал толстый голубь, перепуганный стремительной тенью. И только Елисей, вздрогнув, как и все, меланхолично снова вздохнул.