Уходя, он покачивал головой, удивляясь переменам, которые произошли в его отсутствие не только в «Кулабе», но и в самой молодой женщине, которая совсем недавно была всего лишь миловидной дочерью хозяина таверны. И хотя ему очень хотелось сохранить некоторый скептицизм по поводу происходящего, его сомнения быстро таяли. Если уж кто и сможет осуществить этот невероятный план, так это будет Мадди Берне!

Как только Келп ушел, Мадди повернулась к Дарси и без лишних слов последовала за ним мимо рабочих в реконструированное помещение кухни и вошла через небольшую дверь в подвал. Как всегда в подобных случаях, у нее гулко билось сердце. Риск, вспомнила она. Много ли знает Льюис Келп о риске? Наказание за помощь беглому каторжнику — смерть. Однако она обязана рисковать. По сравнению с этим риск, на который она шла, затевая перестройку «Кулабы», не имел значения.

На верхней ступеньке каменной лестницы Дарси зажег фонарь, чтобы осветить спуск в подвал.

— Мы нашли ее нынче утром в дровяном сарае, — тихо сказал он. — Похоже, она пряталась там всю ночь. При первой же возможности я привел ее сюда.

У стены стояли объемистые бочки с виски и небольшие бочонки с ромом, по бокам на полках размещались остатки старых запасов вина Кэлдера Бернса. На первый взгляд это был самый обычный узкий сырой погреб. Если бы его сейчас увидел Льюис Келп, то был бы прав, удивившись затратам на переоборудование. Но Мадди Берне знала, что это маскировка. Отодвинув в сторону пустую бочку, она открыла потайную дверь в каменной стене. Открылась небольшая дверь.

Дарси держал над ее плечом фонарь, онанаклонилась вперед, всматриваясь в темноту, откуда раздался сдавленный крик.

— Не бойся, — сказала она быстро. — Я Мадди Берне, и ты здесь в безопасности.

Женщина, тяжело волоча ноги и беспомощно щуря глаза, вышла в луч света фонаря. Ее усталое лицо было измазано грязью; с первого же взгляда стало понятно, что женщина беременна. Шарф соскользнул с ее головы, и Мадди увидела, что у нее совершенно голый череп. На фабриках в Параматте женщин брили наголо в гигиенических целях и для облегчения идентификации.

— Слава Богу, — прошептала женщина. Она смотрела на Мадди огромными глазами, будто видела перед собой святую. — Мне говорили… ходили слухи, что вы помогаете людям вроде меня. Я не могла больше ждать… мой бедный ребенок…

У нее прервался голос, и тогда, желая ее подбодрить, Мадди заговорила:

— Мы сделаем для вас все, что сможем. У вас есть муж? Женщина опустила глаза и пристыженно покачала головой.

— Мы бы поженились, мэм, но мой муж четыре месяца назад бежал в горы, ничего не зная о ребенке. Он хотел взять меня с собой, но я испугалась. А он сказал, что если передумаю, то должна прийти к вам… и что вы доставите меня к нему в целости и сохранности.

— Его звали Сэм? — спросила Мадди. Глаза женщины радостно вспыхнули.

— Вы его знаете?

Мадди задумчиво молчала. Много их прошло здесь — иногда казалось, что слишком много. Но ей запомнилось каждое лицо, каждое имя. А этот Сэм упомянул о женщине, которую оставил. Женщина схватила Мадди за руку. На лице ее отразилось отчаяние.

— Прошу вас, мэм, помогите мне добраться к нему. Они… они хотят отобрать у меня ребенка!

— Твой муж ушел в Голубые горы к человеку по имени Джек Корриган. Даже если ты доберешься туда — а это будет нелегко, — там тебя ждет суровая жизнь.

Женщина упрямо покачала головой и еще крепче стиснула руку Малди.

— Я не боюсь. Разве вы не видите, что это мой единственный шанс? Вы должны помочь мне!

Мадди участливо потрепала ее по руке.

— Конечно, но тебе ведь скоро рожать, так что придется поторопиться. Мы доставим тебя до Динготауна, — сказала Мадди, мысленно набрасывая план ее пути. — Там, на плантации Роузвуд, есть человек по имени Рейли Бордерс, который даст тебе пищу, крышу над головой и окажет любую другую помощь, но оттуда тебе придется добираться самостоятельно. Никто не будет сопровождать тебя в горы, заботиться о тебе, если заболеешь, и оберегать от других опасностей.

Женщина устало улыбнулась:

— Мисс Берне, меня уже трудно чем-нибудь напугать. Если вы проведете меня через военные посты, дальше я доберусь сама.

— Я тебе верю, — тихо сказала Мадди. — Оставайся здесь до утра. Дарси принесет тебе еды, воду и смену одежды. Попытайся отдохнуть. Возможно, отдохнуть еще раз тебе удастся не скоро.

На следующий день на рассвете перед черным входом в «Кулабу» стоял фургон. В него погрузили грубо сколоченный гроб из дешевого дерева, в стенках которого, если приглядеться, можно было заметить отверстия для воздуха.

На облучок взобрался Дарси с черной траурной повязкой на рукаве. Его шляпа была низко надвинута на лоб. Мадди, зябко кутаясь в шаль, подошла к нему поближе и тихо сказала:

— Будь осторожен, Дарси.

— Все будет в порядке, мэм, — ответил он. — Полицейские и не подумают подойти к нам, когда я скажу, что моя жена умерла от оспы.

Мадди встревоженно взглянула на него и вздрогнула, хотя утро было теплым.

— Это очень опасно. Не может же нам все время везти.

— Как только туннели под подвалом будут готовы, все будет значительно проще, — согласился Дарси. — Мы без труда сможем выводить их за черту города. А на дорогах, ведущих в лес, военные патрули встречаются довольно редко. Но до тех пор придется обходиться тем, что есть.

— Хороший ты человек, Дарси, — улыбнулась Мадди и, приподнявшись на цыпочки, прикоснулась к его руке. — Бог в помощь!

Он хлестнул лошадей, и фургон выехал навстречу первым лучам солнца.

Мадди смотрела ему вслед. Каждый раз, когда она его провожала, ее охватывало ужасное чувство, что это в последний раз и что вот-вот в «Кулабу» нагрянут солдаты и на нее наденут наручники.

«Этого не случится, — уверяла она себя. — Этого не случится, потому что просто не может случиться: я этого не позволю». Она зашла слишком далеко и рисковала слишком многим, чтобы увидеть теперь, как все рухнет. Она будет защищать то, что принадлежит ей, потому что обязана это сделать.

Солнце медленно поднималось над крышами, знаменуя наступление нового дня. Мадди Берне повернулась и, высоко подняв голову и развернув плечи, направилась в «Кулабу», готовая справиться с любыми проблемами, которые может принести ей новый день.

Австралия, Сидней Ноябрь 1824 года

Сэр Найджел Истервуд был назначен на свой пост в Австралии десять лет назад. Вначале предполагалось, что он приехал ненадолго, но, подобно многим другим, так и не уехал отсюда. Его соблазнила не сама эта земля — хотя к суровому климату в конце концов привыкаешь, а яркие краски и тропическая растительность способны привлечь кого угодно, особенно тех, кому нравится экзотика, — его внимание сразу же привлекли возможности, которые открывались в этой стране. Он начал карьеру с капитана королевской гвардии, а теперь занимал высокий пост в личной канцелярии губернатора. Его честолюбивые планы шли еще дальше, и он имел все основания надеяться, что они обязательно осуществятся. Высокопоставленный гость, с которым он поднимался по ступенькам в «Кулабу» тем сырым осенним вечером, должен был сыграть важную роль в его дальнейшей карьере.

— С трудом верится, — громогласно заявил сэр Найджел, — что вы, пробыв почти полгода на наших благословенных берегах, ни разу не заглянули в это заведение, которое заслуженно является нашей достопримечательностью.

— Приведение в порядок дел в поместье занимает у меня много времени, — рассеянно оправдывался Эштон. Глаза его тем временем впитывали и по привычке фиксировали в памяти все происходящее на вечерней улице —аккуратные скамьи, освещенные фонарями, небольшое стадо овец, которое гнал домой босоногий мальчишка; хорошо одетые джентльмены в наемных экипажах обгоняли телеги, груженные овощами и вяленой рыбой; тянулись вереницей усталые, закованные в цепи каторжники под бдительным оком вооруженных надсмотрщиков. Это был поистине многоликий город, и хотя Эш пробыл в Сиднее пока всего два дня, он уже почувствовал его несомненную притягательность.