— Хорошая мысль, предусмотрительная ты моя… — Слава посмотрел на жену и подмял ее под себя с твердым намерением последовать ее совету.

Новый год Катя и Слава встречали уже в новой квартире. Это были просторные и светлые трехкомнатные хоромы, в которых им предстояло провести немало радостных дней. Квартира своими размерами заметно отличалась от той жилплощади, где теснились ребята два года после свадьбы, и первое время им было немного неуютно и непривычно в ней находиться.

Когда пришло время выбора кровати в спальню, Катя в очередной раз удивила мужа своей логикой.

— Кать, — Слава поглядел на постель, у которой остановилась его жена, — а ты уверена, что это двуспальная кровать?

— Уверена.

— Как-то она похожа на «полуторку», если честно. А почему мы не можем привести сюда ту постель, что осталась у мамы?

— Потому что она осталась у мамы. В новой квартире должно быть все новое.

— Но нам же будет на этой кроватке тесно… Хотя мне кажется, сколько мы с тобой вместе, столько нам с тобой тесно.

— Вот именно… — Девушка улыбнулась и прижалась к его телу, сцепив руки за его спиной и спрятав лицо на груди. — Как в той поговорке — вместе тесно, а врозь скучно…

Оба прекрасно поняли друг друга — тернистым оказался их путь к счастью. А сколько еще поджидало их радостей и неудач, ссор и примирений — не счесть. И многому еще предстояло научиться. Но как бы эти двое не скандалили на пути к гармонии, как бы тесно им не было в их семейных баталиях, и в примирениях на небольшой кровати, эту тесноту теперь ни один из них, ни за что не променял бы на свободу друг от друга и простор одиночества.

— Я толстая! — Катя опять рассматривала себя в зеркале, размазывая слезы по припухшему лицу.

Оно и так почти всегда от слез припухало, а теперь вообще становилось на подушку похоже.

— Я толстый страшный бегемот. — Выла она. — Посмотри же на меня, Сла-ава. Это ты виноват!

— Катюша, девочка моя, — ее муж подошел и обнял ее сзади, — ты не толстая, родная, ты беременная, помнишь?

Его ладони нежно прикоснулись к округлившемуся и заметно увеличившемуся в размерах, по сравнению с последними месяцами, животу жены.

— Забудешь тут. — Она еще пару раз всхлипнула и, откинув голову на плечо мужа, еще раз посмотрела на себя в зеркало. — Ты что думаешь, я полная дура?

— Не полная, а беременная, я же сказал. — Слава рассмеялся над недовольным лицом жены.

— И все равно, я бегемот. Я баржа. У меня на попе можно написать «Титаник», вот здесь… — она попыталась повернуться, но Слава за плечи снова повернул ее к зеркалу.

— Катенька, ты у меня очень красивая, очень… — Он пытался успокоить ее, старательно сдерживая себя от того, чтоб не раскричаться на нее, не встряхнуть за плечи и не попросить ее угомониться уже и не сворачивать ему кровь.

Чертовы гормоны, когда же это закончится! Скорее бы уже родила, что ли…

— Правда? — Катя шмыгнула носом и вгляделась в свое отражение. Слава уже напрягся, коря себя за лишний, сорвавшийся с его языка комплимент.

Нет, Катя была очень милой беременной. У нее был небольшой животик, со спины и не скажешь, что в положении и отеков не было, ну может личико чуть округлилось, но ведь уже восьмой месяц. Удивительного, в изменениях ее внешности, было мало. Но сейчас, заплаканная, с покрасневшими глазами, опухшим лицом, она, скорее всего, в который раз обвинит его в том, что он ее пытается успокоить и снова врет. Такие концерты Катя давала с регулярной периодичностью.

Он порой с трудом сдерживал себя, но мать и теща, едва Катька забеременела, провели с ним беседу и сильно попросили Катюшкины заскоки принять, ведь все это временно. А он потом пожнет плоды своего терпения. Когда Катя оклемается, конечно же, пожнет. Вот он и терпел.

К сожалению, от него скрыли, что Катина нервная система восстановится не сразу после родов, как он надеялся, а месяцев через шесть в лучшем случае. Но ему только предстояло в этом убедиться. Пока же он надеялся на лучшее.

— Правда… — осторожно выдавил он, гадая, случится ли буря.

Но Катя, повернув голову, потерлась носом о его шею.

— Слава, ты у меня такой хороший, я тебе, наверное, все нервы вымотала?

Так, рано радоваться! Он на этот трюк однажды попался — согласился, что вымотала, попросил быть чуток спокойнее, в итоге напоролся на такой концерт по заявкам, до сих пор в дрожь бросает.

— Да нет, родная моя, конечно нет. — Он прикоснулся губами к ее переносице, погладил ладонью по спине, успокаивая.

— Но я тебя люблю, ты же знаешь?

— Знаю. — Кажется, улеглось…

— Просто мне кажется я толстая и некрасивая. И большая, как слон…

— Ну что ты, Катюш, — Слава вдохновился этим хрупким обманчивым спокойствием и постарался закрепить его, — в клинике, в очереди, Кать, ты по сравнению с другими беременными…

— Что-о? — Катя отстранилась, а Слава проклял себя за разговорчивость. — А чего это ты их разглядываешь, а? Ты со мной ходишь на других баб смотреть?!

— Катя, ты перегибаешь, слышишь? У всего должна быть мера!

— Не кричи на меня, — ее глаза снова наполнились слезами, — ты меня не любишь!

— Да люблю я тебя, люблю, Господи-Боже!

— Я спать хочу… — Катя вдруг резко сменила тему. Но к подобным скачкам настроения он уже тоже успел привыкнуть.

— Поспи.

— И арбуз…

— Я схожу, куплю. — Слава сорвался с места, возможно слишком торопливо, но ему просто необходимо было остаться одному хоть ненадолго.

Катины загоны начались с того самого момента, как она узнала что беременна. У него даже было подозрение, что девушка спекулирует на своем положении. Едва тест показал две полоски, и они немного привыкли к этой новости, как Катерина захотела сразу фруктов, овощей, кисленького, солененького, остренького и в детский магазин. А если учесть то, что порой ее реально заносило на поворотах и к поведению в рамках образа прибавлялись ее зашкаливающие гормоны, Славе порой было очень сложно с ней.

Токсикоз, страхи, смена настроений, зацикленность на внешности — Катя с ума сходила и он вместе с ней. Только одним успокаивался — скоро, уже скоро, осталось потерпеть немного. Сейчас июль, а в сентябре Катя уже родит и угомонится, наконец.

Хорошо, что подобные срывы у жены чередовались с вполне благодушным настроением, когда девушка, напевая детские песенки, вертелась у зеркала и все намазывала себя нерафинированным подсолнечным маслом, предотвращая появление связанных с беременностью изменений в фигуре. А когда малыш толкался в ее животе, она бегом бежала к нему и, схватив его ладонь, прижимала ее к себе, и он с трепетом ощущал эти движения маленьких пяточек. Иногда Слава прижимался к животу жены щекой и тогда ножки стучались ему в ухо, а Катя блаженно перебирала пряди его волос и кажется, была вполне счастлива.

А потом наступал тот день, когда она ревела от каждого пустяка, дергалась, злилась и превращалась в беременную фурию…

Чертовы гормональные сбои, мать их…

Слава вышел из подъезда и, вдохнув тяжелый душный воздух, направился пешком к ближайшему супермаркету за арбузом. Может, Катя так от жары гонит? Ей, наверное, тяжело беременной в такой духоте. Хоть бы уже дождь прошел. И не дождь, а ливень. С грозой, с громом и молнией и сплошной стеной воды… Над городом уже несколько дней висели тяжелые тучи, парило как в теплице, но из них падало на сухую землю несколько скудных капель влаги и все — легче не становилось.

Катя забеременела через три года после окончания обучения. Трех лет им со Славой вполне хватило для того, чтоб относительно насладиться собой и задуматься о потомстве. К тому же обе будущие бабушки наседали, и каждый раз говорили о долгожданном внуке или внучке. О том, что давно уже пора. Что они не дождутся прибавления, от нетерпения с ума сойдут.

Тогда они однажды просто перестали предохраняться и ждали, случится чудо или нет. Случилось. Почти через полгода незащищенного супружеского секса.