В настоящее время все друзья Маяги находились в гуще военных действий, и маленькому ханну приходилось лишь мечтать о скорой встрече с ними.

Катерина Воскович, гражданский техник, помогавшая легионерам на Полифеме, неплохо относилась к нему, однако Маяги почти ничего не знал об этой девушке. Большинство же совершенно незнакомых ему новобранцев смотрели на кая с опаской.

Так много незнакомцев… такое странное место…

Одиночество совершало удивительные вещи. Маяги знал одного эйла с Полифема, Оомуура, аборигена одного из первобытных кочевых племён, добровольно помогавшего легионерам. Его клан был истреблён враждебными племенами, и Оомуур считал Легион своим новым домом. Но ограниченное пространство транспортного лайтера настолько пагубно сказалось на самочувствии гуманоида, привыкшего к широким океанским просторам покинутой родины, что Оомуур покончил жизнь самоубийством ещё до того, как легионеры прибыли на Робеспьер.

Капрал Ростов отдал Маяги кусок верёвки, которой Оомуур передавил свои жабры, и сказал, что это принесёт удачу. Маяги до сих пор хранит этот обрывок, правда, до сих пор не поняв, каким образом он может осчастливить его.

Воспоминания о том, что у них с Оомууром было немало общего, доставляли большую боль. Рождённые и воспитанные среди народов с неразвитой культурой, оба они попали в мир, где доминируют люди. Обоим пришлось покинуть дом. Оба должны были приспособиться к новым условиям…

Большинство представителей человеческой расы даже не пытались увидеть в Маяги индивидуальность. Так, например, многие с ухмылкой настаивали на том, что надо считать «кая» существом женского пола, а не гермафродитом, кьендипом. Его старые товарищи по оружию никогда бы не позволили себе такого. Несмотря на все усилия, Маяги так и не удалось втолковать это новобранцам.

А некоторые, как, например, аристократ Хаузер, открыто презирали Маяги. Ещё на Ханумане он столкнулся с презрением и насмешками, но всегда думал, что люди столь высокомерны потому, что считают себя очень умными и развитыми, а его, кьендипа — безнадёжно отсталым. Здесь же, казалось, все должны быть равны. При прочих условиях Маяги заслуживал уважения хотя бы потому, что воевал в составе роты Браво. Не в пример другим новобранцам, Маяги было присвоено звание» легионера третьего класса, и он имел право носить чёрный берет. Однако ничто не могло поколебать презрение, которое ханн чувствовал в отношении к нему некоторых людей.

Подобные размышления заставляли Маяги не раз спрашивать себя о том, правильно ли он поступил, покинув джунгли и устремившись в погоню зачем-то очень значительным, присушим, как ему показалось, только Пятому Иностранному Легиону.

Дверь в гимнастический зал распахнулась, и внутрь ворвалась струя холодного сухого воздуха. Маяги открыл глаза и увидел в проёме стройную, прекрасно сложенную фигуру Хаузера.

— Allmachtiger Gott![54] — Слова были произнесены на непонятном языке, но по интонации казалось, что это какое-то ругательство. — Что здесь происходит?

Маяги ощутил, как его шейные гребни сжались в смущении. Впрочем, мало кто из людей умел понимать присущее кьендипам выражение эмоций.

— Я не понимаю некоторые ваши слова, — вежливо произнёс Маяги.

— Я хотел бы знать, отчего здесь так дьявольски жарко? — повторил Хаузер, скользнув раздражённым взглядом по фигуре Маяги.

— А… вы про температурный режим, — Маяги пожал плечами, подражая человеческому жесту. — В зале созданы климатические условия совсем как у меня на родине, на Ханумане.

Хаузер вытер рукавом пот со лба.

— Ах, так… тогда упаси меня, Боже, задержаться здесь, — пробормотал он.

— Если вы желаете воспользоваться этим помещением, я уйду. В любом случае я почти закончил.

— Закончил? Можно подумать, ты что-то делал… Ты сидел и глазел на стены. Что это — причудливый религиозный ритуал, обязательный для примми[55] на твоей планете?

Маяги медленно поднялся…

— Я стараюсь проводить свободное время, думая о доме, — не позволяя обиде овладеть душой, ответил он. — Последний раз я видел его очень давно.

Воспоминания помогают… помогают мне расслабиться.

Человек нервно передёрнул плечами.

— Черт, что ты делаешь, когда старший сержант Колби не дышит тебе в спину, — это, парень, твоё личное дело, — буркнул он. — Только одного я ни как не могу понять: зачем ты бросил своих сородичей и пытаешься втереться в легионеры?

Гребень Маяги ощетинился:

— Ну а ты почему поступил так? Ты ведь тоже сильно отличаешься от основной массы, так ведь?

Выстрел, судя по всему, попал в цель. Хаузер замолчал. Маяги прошёл к панели управления климатической установкой и переключил её в режим земного климата. Затем снова повернулся к Хаузеру, все ещё оторопело стоящему в дверях. — Если хочешь, я могу научить тебя технике расслабления и отдыха, которую использую, — он помедлил. — В действительности этот «причудливый ритуал» придуман на планете Пацифик, а я узнал о нем от одного ответственного офицера.

Маяги прошёл мимо человека и вышел в холодный коридор. Он не чувствовал себя менее одиноким, но осознание того факта, что люди, которых его сородичи когда-то считали демонами или божествами, на самом деле мало отличаются от него самого, принесло некоторое удовлетворение.

— Строиться! Всем строиться! Шевелитесь, шишаки!

Вольфганг Хаузер отстегнул ремни и поспешил занять место в неровном двойном строю рекрутов, выстроившихся в центре пассажирского отсека. Трое капралов в боевых скафандрах Легиона прошли мимо разношёрстного строя, выкрикивая приказы пополам с ругательствами, и не колеблясь пускали в ход шоковые дубинки, когда желали, чтобы приказ был усвоен получше. Время от времени они попросту использовали свои кулаки. Хаузер ловко выполнял команды, стараясь не попадаться лишний раз на глаза. Три месяца перелёта сослужили добрую службу и научили его быть ненавязчивым. Постепенно приказы НСО возобладали над хаосом, и рекруты с вещмешками образовали чёткий, ровный строй.

При посадке шаттл дал лёгкий крен. Строй новобранцев смяло, и сержанты вновь разразились ругательствами. Какие-то пятьдесят человек — а порядка добиться невозможно. Однако НСО знали своё дело. Старший сержант Колби окинул строй ледяным пронзительным взглядом, затем нажал кнопку на пульте рядом с кормовым трапом. Послышался привычный скрип, двери раскрылись, и трап медленно опустился на землю, впустив внутрь горячий сухой воздух. Хаузер ощутил лёгкое покалывание на коже лица. В глаза ударил свет, более яркий, чем привычное оранжевое сияние Солей Либерте или тусклое искусственное освещение лайтеров, на протяжении трех месяцев являвшихся для него родным домом. От ослепительного сияния на глаза навернулись слезы, и он вытер их рукавом, двигаясь вместе со всеми к выходу на поверхность планеты.

Старший сержант Колби остановился у подножия трапа на бетонном парапете, окружавшем площадку приземления шаттла. Часовой, облачённый в парадный мундир Легиона — чёрный берет, брюки и гимнастёрку цвета хаки со старинными красно-золотыми эполетами, — сделал несколько коротких шагов вперёд, приставив ружьё к плечу и удерживая его за приклад правой рукой. Над воротами развевались два флага: звезды на фоне глобуса — символ Содружества Земли, другой — трехцветный, с расписной V-образной эмблемой — знамя Пятого Иностранного Легиона. Колби отдал честь каждому из флагов.

— Расчёту новобранцев заступить на пост, — рявкнул он.

Часовой отсалютовал, выполнив сложную комбинацию с ружьём.

— Расчёт может заступать. Майор Хантер приветствует вас.

— Дэвро больше не падёт, — ответил старший сержант.

Угрюмые фанатичные нотки в голосах ветеранов вызывали восхищение и одновременно отталкивали. Как и старинные, принятые ещё в девятнадцатом веке мундиры легионеров, этот ритуал был данью традициям, берущим своё начало во Французском Иностранном Легионе. Хаузер в пути получил кое-какие исторические сведения, однако реальность заставила его вздрогнуть.