Вольф ещё чувствовал обжигающее прикосновение шоковой дубинки, но слова капрала задели в его душе больное место. Он вспомнил сражение в пакгаузе на Тероне и тот момент, когда он поддался панике. Может быть, примени он тогда нестандартный ход, все повернулось бы иначе. Не было бы ссоры с Нойбеком… дуэли… Легиона…

Боль страшного поражения все ещё жила в нем, однако сейчас он впервые всерьёз задумался о своих действиях как командира. Да, ему всегда не хватало смелости вовремя взять инициативу в свои руки, не хватало холодного, трезвого расчёта. Он слишком подвержен эмоциональным всплескам. Видно, ему не суждено стать лидером.

Теперь он начинал сомневаться, сможет ли стать простым солдатом…

— Антонелли слушал разгромную речь капрала с отчаянием и обидой. Казалось, за что бы он ни взялся, ничто не получалось как надо. Пока ему каким-то образом удавалось избежать отчисления из Тренировочной Роты, однако рано или поздно он провалит задание, и тогда все будет кончено.

Все разговоры о том, что легионеры якобы живут дружной семьёй, во всем помогают друг другу, оказались ложью. Никто не предлагал ему помощь. Если ты не ведёшь себя как заводной робот, слепо выполняющий любую команду, тебя избивают, и никто даже не заступится. Все твердят о какой-то заботе: «Легион заботится о своих солдатах» — так они все говорят, но на деле все обстоит иначе. Он был отщепенцем на Земле, остался им и среди этих людей, которые требуют того, что он не в силах выполнить.

Иногда он подумывал плюнуть на все и покинуть Легион, отслужить полагающийся ему срок на какой-нибудь стройке в штрафном батальоне. В этом случае ему, по крайней мере, не придётся испытывать постоянное давление, запугивание со стороны инструкторов и ехидные насмешки курсантов.

Но если он спасует, то навсегда утратит уважение к себе, погасит гордый блеск в глазах отца. Старик не переживёт удара, если узнает, что его сына отправили в штрафной батальон.

Резкая боль — очередной удар шоковой дубинки — заставила юношу подпрыгнуть.

— Ты о чем это мечтаешь, слизняк? — рявкнул капрал Ванек, сверля Антонелли глазами. — Может, я наскучил тебе?

— Н-нет, капрал! — вскрикнул Антонелли, выйдя из оцепенения.

НСО ткнул итальянца ещё раз, но разрядом малой мощности, так что тот ощутил лишь лёгкий зуд в плечах.

— То, что ты натворил, очень и очень скверно, — прорычал Ванек. — Не поставить орудие на предохранитель — такую ошибку я не позволю тебе совершить дважды. Ты понял меня, слизняк?

— Так точно, капрал! — ответ вылился в хрип.

Ванек приподнял дубинку, как бы прикидывая, куда её лучше приложить, затем опустил и отвернулся от итальянца.

— Хорошо, достаточно пока, — произнёс он наконец. — Днём ещё немного поупражняемся. Разберите своё снаряжение и стройтесь на обед.

Новобранцы удивлённо переглянулись. Капрал имел полное право продержать их на плацу ещё как минимум полчаса. После стольких ошибок никто не удивился бы, если бы он терзал их дольше.

Антонелли присел на корточки и начал складывать снаряжение, но Ванек остановил итальянца, коснувшись незаряжённой дубинкой.

— К тебе это не относится, Антонелли. Тебе придётся задержаться. Нам есть о чем поговорить, — он снова отвернулся. — И ты, Керн… начинай пробежку. Я подам знак, когда будет достаточно.

Рыжеголовый молча кивнул и рванул вокруг плаца, предоставив остальным разбираться с его МЕКом и боевым шлемом.

Когда все ушли, Ванек заговорил спокойным, почти сочувствующим голосом.

— Послушай меня, Антонелли, — медленно начал капрал. — И послушай внимательно. Я знаю, что тренировочный процесс нелёгок. Мне также известно, что ты стараешься не меньше других. Но по-прежнему совершаешь ошибки — глупые ошибки, — от которых следовало избавиться в течение первой недели обучения. Обычно я воспитывал тебя вот этим, — он многозначительно помахал дубинкой. — Ты получал несколько синяков, и боль не давала тебе забыть, что надо стараться делать все лучше. Так мы постепенно двигались вперёд. Но теперь я вижу, что это плохо помогает. Тогда вопрос следует поставить так: «Что может побудить тебя к действию?».

Антонелли не ответил. Он не знал ответа.

Капрал долгое время молча смотрел на него, затем покачал головой.

— Я тоже не знаю. Я ведь ожидал, что ты как-то воспрянешь духом и начнёшь добиваться успехов, парень. Обычно такие, как ты, неплохо справляются. Но мне ясно, что пока ты идёшь только на неудовлетворительную отметку в отчёте. Это означает, что ты продлишь свою борьбу ещё на несколько дней или недель, унтер-офицеры будут бесконечно тыкать в тебя шокерами, пока ты, наконец, не совершишь очень серьёзную оплошность. Тогда тебя исключат и направят в штрафной батальон… Невесёлая перспектива… Может, стоит бросить эту затею сейчас, избавив себя от кучи неприятностей?

— Нет! — отпрянув, вскрикнул Антонелли — Я смогу… Должен!

— Это не такая уж большая утрата, паренёк. Штрафные батальоны — конечно, не пикник, но там не столь тяжко, как у нас. Ты, правда, уже не вернёшь себе Гражданство, но…

Антонелли неистово затряс головой.

— Дайте мне все-таки испытать себя! Пожалуйста! — он заколебался. — Мои родители… они не знают, что меня приговорили. Они думают, что я пошёл добровольно. И они гордятся мной…

— Это не поможет, если твой рейтинг окажется ниже отметки, дружок, — мягко проговорил капрал.

— Но это убьёт mio babbo, моего отца, — продолжал Антонелли, словно не слыша — Это сведёт его в могилу. Я должен…

— Я не могу заставить тебя перейти в штрафной батальон, — неохотно проговорил Ванек. — Если ты не напишешь рапорт добровольно, то можешь просто схлопотать это в наказание. Так оно и случится, если ты очень быстро не пойдёшь в гору. А что бы подумали твои родители, увидев, как ты плетёшься у всех в хвосте? Итальянец не ответил.

— Ладно, — закончил Ванек. — Я предупредил тебя. Помни, что находишься в каком-то сантиметре от неуда, поэтому лучше соберись с силами. Остаток этого тренировочного цикла проведёшь, изучая тяжёлое вооружение лэнсов и тактику ведения боя. Когда закончишь, я ожидаю, что ты сможешь с помощью онагра поджечь наркостек[68], не причинив вреда курильщику. Сможешь, слизняк?

— Так точно, капрал, — ответил Антонелли, оживившись.

Наступила долгая пауза.

— И… grazia. Спасибо.

— Не надо благодарить меня, слизняк, — ответил Ванек. — По крайней мере до того момента, когда ты закончишь полный тренировочный цикл. Ну а теперь… Что бы тебе посоветовать для тренировки памяти… Может, поупражнять ноги, что сейчас и делает твой рыжий приятель, а?

Антонелли посмотрел в указанном направлении и увидел Керна, наматывающего очередной круг. Он подавил в себе стон и побежал, но в душе он летел на крыльях. У него появился второй шанс… и он будет трудиться вдвое больше, но не упустит его.

— Доброволец Карл Вольф. Четыре недели службы. Лэнс Дельта, Второй Взвод, Тренировочная Рота Одинцева. Прибыл в ваше распоряжение, сержант!

Во время ритуала переклички подразделения, Вольф напряжённо вслушивался в звуки, доносящиеся из его кубрика. За месяц добровольцы практически свыклись с этой процедурой шмона. Два раза в день, перед завтраком и вечером накануне отбоя, унтер-офицеры проводили осмотр казармы. Если сержант или капрал пребывали в дурном расположении духа — что бывало нередко, — они могли «обнаружить» много чего неположенного. В этом случае, даже если шкафчики и койки были на вид безупречны, капрал Ванек попросту выворачивал их содержимое на пол и наказывал рекрута, а часто и все лэнс-отделение. Как-то раз Ванек пять раз подряд провёл вечернюю перекличку и отпустил всех спать лишь в 26.00.