— Легион существует не для того, чтобы ты мог трахаться со своим напарником, Антонелли. Ты понимаешь, о чем я говорю?

Антонелли слабо кивнул, и Ванек ударил его снова.

— Нет, я не уверен, что ты слышал меня, слизняк! Я не знаю, как было принято в той сточной канаве, из которой ты вылез, но в Легионе, запомни, нет различий между мужчиной и женщиной. Никаких! Это означает, что в подразделениях были и будут женщины, и здесь, и на поле сражения. Но они — не игрушки для твоего грязного вожделения, — с этими словами он поднял руку, чтобы ударить итальянца, но передумал, увидев, что тот едва держится на ногах. — Заруби себе это на носу. Ты можешь трахаться с кем угодно, где угодно и когда угодно — в своё личное время. Для этого в округе существуют бордели, полные проституток. Здесь же все должны быть друзьями, товарищами по оружию. Ты все понял, слизень?

— Так точно, капрал, — слабо выдохнул Антонелли.

— Хорошо. Предупреждаю, что если ты ещё раз выкинешь подобный фокус, то я лично позабочусь о тех местах, которых не коснётся рука этой женщины.

— Я все понял, капрал, — тихо повторил Антонелли.

Капрал обратил свой сердитый взор к Лизе.

— Теперь ты, дурёха. Ты ясно дала ему понять, что не хочешь иметь с ним ничего общего… прежде чем вытащила нож?

Девушка спокойно выдержала его взгляд:

— Так точно, капрал. Я предупреждала его уже несколько раз сегодня, в том числе и тогда, когда он появился в душе.

Ванек нахмурился:

— И эту штучку ты прихватила с собой специально? Ты всегда берёшь с собой в душ подобные украшения?

Вспыхнув, Лиза хмуро кивнула.

— Так точно, капрал, — повторила она. — Так я поступаю с семнадцати лет. Имею же я право защищаться.

Ванек сделал резкое движение и схватив за запястье, вывернул ей руку. Нож стукнулся о кафельный пол. Капрал наотмашь ударил обнажённую девушку по лицу. Она пошатнулась, но устояла на ногах.

— Теперь слушай сюда, падаль. Пока ты здесь, у тебя нет никаких прав! Никаких, запомнила? И уж, конечно, нет права поднимать руку, тем более с ножом, на товарищей по лэнсу! А как тебе вообще удалось пронести его в казарму?

Лиза, сморщившись, потёрла растекающийся на скуле кровоподтёк.

— Он лежал у меня в рюкзаке. В потайном отделении…

— Значит, ты протащила холодное оружие на базу, — заключил Ванек, сплюнув для выразительности.

— Никто не говорил нам о запрете иметь личное оружие, капрал, — тихо проговорила она. — И я собиралась использовать его только для собственной защиты, не иначе.

— Заткнись! — рявкнул Ванек, угрожающе замахнувшись. Опустив руку, он продолжал более мирным тоном: — Сейчас мы пойдём в твой кубрик, и я осмотрю остальные вещи, просто чтобы убедиться, что ты не прячешь там ещё каких-нибудь сюрпризов. — Он нагнулся и поднял упавший нож:.

— Это оружие конфисковано, и, не дай Бог, я поймаю тебя ещё с одним, — с этими словами он сунул нож: в карман. — Я мог бы вышвырнуть вас с Антонелли к чёртовой матери из Легиона, но решил все же отнестись к вам снисходительно. Но только на этот раз. Легион не собирается терять курсантов из-за пошлой поножовщины. И нам не нравится, когда рекруты имеют оружие, не нами вручённое — на это есть особые причины. Поняла меня?

Лиза угрюмо кивнула, не ответив. Ванек не обратил внимания на её молчание и продолжил:

— В наказание ты получаешь двенадцать дополнительных часов в боевом классе с завтрашнего дня. Используй все, что умеешь, чтобы удержать других гнусных шишаков, с которыми столкнёшься, а искусство владения ножом прибереги для настоящего врага!

Проглотив обиду, она наконец обрела дар речи:

— Есть, капрал.

Ванек сурово посмотрел на Маяги:

— Мне не нужны больше неприятности из-за этой парочки, понятно? В следующий раз лэнс будет наказан в полном составе.

— Так точно, капрал, — ответил маленький эйл, пошевелив шейными гребнями. Вольфу кто-то говорил, что это происходит у ханнов только при сильном душевном волнении.

— Антонелли, тебе наказание — два часа ночного наряда. Пока два. Дальше я решу, как с тобой поступить. Можешь приготовить зубную щётку и начинать чистить сортир, как только перебинтуешь руку. Приступай!

Ванек вышел, хлопнув дверью. Маяги поплёлся следом. Керн и Вольф, поддерживая Антонелли под руки, повели его в комнату. Когда они покинули душевую, Лиза Скотт потёрла ноющую челюсть, потом оделась и вернувшись в свой кубрик, смотрела, как Ванек потрошил её тумбочку.

Удовлетворённый тем, что другого оружия у девушки не нашлось, капрал выпрямился и окинул пятёрку курсантов свирепым взглядом:

— Ладно. Достаточно волнений для одного вечера. Забинтуйте этому придурку руку и пришлите его ко мне. Остальным… отбой через десять минут!

Маяги раскрыл медицинский пакет и с помощью Керна принялся перевязывать рану Антонелли. Вольф задержался около них несколько секунд, затем направился к себе в кубрик. Лиза Скотт начала было задёргивать ширму, но, перехватив его пристальный взгляд, пожала плечами.

— Скромничать, наверное, нет смысла, не так ли? — сказала она, зло усмехнувшись. Но тем не менее уединилась.

Вольф вытянулся на койке и взял в руки чип, с которым собирался заниматься, когда начался переполох в душе. Сосредоточиться не удалось, и он с досадой отложил процессор в сторону, решив, что вряд ли целесообразно включать лекцию перед самым отбоем. Он опустил голову на подушку, слушая ругательства, изрыгаемые Антонелли, пока Керн с Маяги накладывали ему повязку.

В какое же дерьмо он влез, вступив в этот чёртов Легион…

Через полчаса после приказа отключить освещение в казарме воцарилась тишина. Доброволец Марио Антонелли вытер рукавом пот со лба и содрогнулся от боли в порезанной руке. Как же несправедливо!..

То, что маленькая сучка пырнула его ножом, было плохо само по себе, а затем ещё капрал Ванек избил. Так мало того, НСО приказал целых два часа ползать на карачках и драить туалеты. Ванех недвусмысленно намекнул, что последует ещё более жестокое наказание, если работа окажется неудовлетворительной.

— Да он просто чокнутый, — бормотал он себе под нос. — Pazzo. Чёртов судья…

Антонелли никогда не горел желанием стать военным, тем более в таком Богом проклятом подразделении, как Пятый Иностранный Легион. Но все случилось против его воли.

Марио Антонелли родился на Земле, в столице солнечной Италии — Риме. В шестнадцать лет он стал Гражданином со всеми правами и привилегиями… Все сто пятьдесят наций и народностей, живущих на Земле, автоматически получали гражданство. Это давало право участвовать в выборах и многие другие преимущества над жителями колоний: от ежемесячного пособия до лучших мест в шаттлах и лайтерах.

На практике, однако, большинству землян было глубоко наплевать на гражданство. Единственное, что заботило миллиарды людей в переполненных городах — это гарантированное обеспечение материальных потребностей. Имея дешёвую энергию, системы искусственного интеллекта, синтетическую пищу и огромные богатства межзвёздной империи, никто на Земле не хотел отягощать себя работой, тем более, не было необходимости зарабатывать на жизнь.

Если гражданина не устраивало мирное и безбедное существование на старушке-Земле, и он желал большего, существовал ряд возможностей, вплоть до эмиграции на один из пограничных миров, где гражданство означало реальную власть.

Подобно большинству, Антонелли не желал отказываться от всеобъемлющей заботы государства и от ежемесячной доли благополучия. Он не собирался посвящать себя чему-то полезному или искать смысл своего существования. Однако он избрал опасный и рискованный путь, окунувшись в преступную и развратную среду, главным образом от скуки, а также стремясь противопоставить себя холодному, бесчувственному обществу. Он вступил в ряды Paladini Blanci — Белых Рыцарей, банды юнцов, ни один из которых сам по себе не был жестоким или грубым, но вместе они представляли грозную силу, преклонявшуюся перед насилием.