— Искательница снимет с нас головы!

— Позови стражников! Скажи им — ведьма убила Старшего Палача!

— Пусть кто-нибудь унесет тело. Да не топчись ты по крови, болван!

Изабо со стоном отвернулась от света.

— Ведьма приходит в себя. — В голосе слышался неприкрытый страх. — Может быть, врезать ей еще раз?

— Оставь ее в покое; на суде она должна быть в сознании. Но цепи все-таки не снимай.

— Но если они не помешали ей убить Старшего Палача, то почему же она не сбежала?

— Должно быть, услышала, что мы идем, — отозвался другой солдат, потом воскликнул: — Конечно! Вот что мы скажем Искательнице. Гнусная ведьма сбежала бы, не услышь мы подозрительного шума и не зайди проверить.

— Я ничего не слыхал.

— Можешь так и сказать ей, если хочешь. А я услышал шум и прибежал как раз вовремя, чтобы предотвратить побег, но слишком поздно, чтобы спасти Старшего Палача.

— Должно быть, она очень сильна, если ей удалось убить барона Ютту. — В голосе снова был страх.

Второй стражник шумно сплюнул на пол.

— Чем скорее мы скормим ее ули-бисту , живущему в озере, тем лучше. А жаль, хорошенькая была девчонка.

— Ну, сейчас она страшна как смертный грех.

— О, я ни за что не прикоснулся бы к ведьме, даже к самой хорошенькой. А вдруг мое главное достоинство высохнет и отвалится, что я тогда буду делать?

Изабо то проваливалась в темноту, то вновь выныривала из нее, в ушах странно гудело. Хриплый хохот солдат был неестественно громок. Она попыталась сжаться в комок, но обнаружила, что прикована за лодыжки и запястья.

— Она шевелится. — Свет приблизился к Изабо — она застонала и помотала головой из стороны в сторону. — Он расплющил ей руку. Взгляни только.

— Смерть всем ведьмам! — благочестиво сказал другой.

— Она совсем девочка. Вряд ли она старше моей сестренки, а той всего пятнадцать, Я думаю, ей очень больно. Какая подлость.

Стражник разжал тиски, и в искалеченные пальцы хлынула кровь. Изабо закричала, снова теряя сознание.

Когда Изабо опять пришла в себя, она лежала на полу, прикрытая одеялом. Пошевелившись, она с радостью обнаружила, что может двигаться, и сжалась в комочек под грубой материей, пытаясь найти защиту от свирепого холода. Долгую минуту она пыталась вспомнить, что произошло, но потом увидела на полу длинное тело, прикрытое красным плащом, и все вспомнила. Она тут же пожалела об этом. Тело отозвалось такой болью, что Изабо тихонько заплакала.

— Тихо, ведьма, — сказал грубый голос Блайна. — Молчи и не двигайся, а то получишь еще. Суд решили ускорить — ты слишком опасна, чтобы позволять тебе прожить лишнюю ночь.

Изабо было так больно, что она с трудом поняла то, что ей сказал гвардеец. Все, чего ей хотелось, — поскорее заснуть. Она со вздохом закрыла глаза. Рядом раздались голоса и топот, потом снова наступила тишина. Должно быть, она задремала, потому что проснулась от запаха нюхательной соли, поднесенной к самому носу.

— Вставай, пора идти в суд.

Изабо открыла глаза и испуганно отпрянула, увидев зловещий капюшон.

— Не вздумай разыгрывать невинное дитя, — сказал Блайн. Она покачала головой, но ее голубые глаза расширились от ужаса. Он дал ей жгучей жидкости, которая огнем опалила горло. Взгляд прояснился, а ноги перестали подгибаться. Замирая от ужаса, она взглянула на свою руку, к горлу подступила тошнота. Левая рука превратилась в кровавое месиво, стала плоской, как тюлений ласт. Пальцы были раздроблены до самого запястья, из кровавой корки торчали осколки костей. Изабо достаточно разбиралась в ранах, чтобы понять, что останется калекой — в лучшем случае. Если не заняться лечением в ближайшее время — она потеряет руку.

— Придется перевязать тебя, — сказал Блайн, — а то ты заляпаешь все полы кровью. Бен, приведи лекаря!

Изабо удалось сесть, прислонившись спиной к дыбе. Она не могла отвести взгляд от искалеченной руки. После долгого ожидания наконец пришел лекарь, маленький суетливый человечек в украшенной кисточкой шапочке. Он с отвращением глядел на орудия пыток.

— Зачем лечить эту ведьму, если ее все равно казнят. Я просто немного приведу ее в порядок.

— Я не ведьма, — отчетливо выговорила Изабо.

Гвардеец в капюшоне и лекарь обменялись взглядами; потом заставили ее выпить какой-то омерзительной жидкости, от которой закружилась голова. Лекарь тщательно промыл ее раны, наложил на пальцы шину и забинтовал их, примотав друг к другу.

— Это остановит кровь, — сказал он, складывая свои принадлежности в сумку. — По крайней мере, она продержится до конца суда. Не понимаю, зачем ее судить, — и так ясно, что она ведьма, если смогла убить Старшего Палача.

— Я не убивала его! — воскликнула Изабо. — Это был несчастный случай. Колесо упало само.

Они снова обменялись взглядами, потом стражник, ухмыляясь, сказал:

— Расскажи об этом судьям!

В тот же миг дверь пыточной камеры распахнулась, пропуская отряд Красных Стражей. Блайн немедленно сделал шаг назад и встал, скрестив руки на широкой груди.

— Она сможет идти? — осведомился один из Стражей, и великан утвердительно кивнул.

Ее рывком подняли на ноги. Через несколько минут Изабо смогла стоять сама.

— Мне нужно вымыться и привести себя в порядок, — сказала она, глядя в глаза Красному Стражу. Подумав секунду он кивнул. Изабо отвели в комнату Старшего Палача, где до сих пор лежал ее мешок. С трудом дождавшись, пока закроется дверь, она бросилась к нему и принялась перетряхивать, вещи. Сердце бешено заколотилось, когда она сжала в уцелевшей руке мешочек с талисманом.

Это открытие вернуло ее к жизни: мешок обыскивал только Старший Палач, а он погиб, унеся с собой все, что знал. Если бы Изабо удалось убедить судей в своей невиновности или сбежать еще раз!

Почувствовав надежду, она порылась в мешке и нашла маленькую бутылочку с митаном. Зажав пузырек коленями, она умудрилась вытащить пробку и сделала несколько глотков, чувствуя, как по телу растекается тепло. Она медленно умылась, пытаясь смыть память о пальцах барона и ночи, проведенной в камере. Она не могла вымыть голову — это заняло бы не один час, но вычесала из волос солому и скрутила их в узел на затылке. Вместе со способностью соображать к ней вернулись воспоминания, а с ними пришли слезы, медленные, горячие слезы стыда и боли.

Приведя себя в порядок, она вытащила небольшую баночку и принялась накладывать на раны вонючую мазь, затем вытащила из мешка серое платье и спрятала волосы под скромным белым чепцом. Мешочек с талисманом она спрятала под платьем.

Приводя себя в порядок, она перебирала в уме свою историю, пока не почувствовала уверенность, что сможет убедительно солгать. Необходимость лгать не отягощала ее совесть, так как она знала, что правда будет стоить ей жизни, а умирать ей совсем не хотелось.

Ее вывели во внутренний двор и посадили в телегу, запряженную старой ломовой лошадью. Стражник не стал связывать ей, но привязал ее к телеге веревкой, обмотанной вокруг ее шеи. Телега выкатилась со двора на городские улицы, и Изабо прижала к груди раненую руку, пытаясь уменьшить тряску.

Улицы Карилы были полны народу, многие свистели и бросали в нее гнилыми фруктами, другие смотрели на нее с жалостью. Будучи не в состоянии отразить импровизированные снаряды, чтобы не выдать себя, Изабо терпела молча, высоко подняв голову.

— Ведьма! — визжала толпа. — Злая колдунья!

Изабо изо всех сил пыталась казаться деревенской девушкой, не понимающей, что с ней происходит, но внутри у нее все кипело от гнева, ей хотелось забросать толпу огненными шарами, как в тот день, когда она сражалась с Красными Стражами.

Старая лошадь с усилием тащила телегу по крутым мощеным улицам, поднимающимся к замку, который стоял на высокой скале. Изабо несколько раз падала на дно, когда телега наезжала на камни, но каждый раз умудрялась выпрямиться, до крови закусывая губы. Какой-то мальчишка, запустив в нее помидором, попал прямо в лицо. Толпа одобрительно засвистела, но Изабо не обратила внимания, вызывающе глядя на людей. Юноша в синей куртке проводил ее взглядом, точно знакомую, Изабо повернулась, уверенная, что где-то уже видела его. Эта мысль лишь усилила тревогу.